Моя служба в Старой Гвардии. 1905–1917 - Юрий Макаров

Атака на этом участке отменяется. Рытье плацдарма прекращается. «Особая Армия» генерала Безобразова расформировывается, а вся гвардия, т. е. 2 корпуса, передаются в 8-ую армию ген. Каледина.

Через день, т. е. в последних числах августа, мы выступили. После нескольких приятных и неутомительных переходов, — всю дорогу распевали песни, — мы подошли к цели нашего движения — Скунченскому лесу, в ближайшем тылу, еще до нас обильно политой русской кровью позиции: Шельвов — Свинюхи — Корытница.

Во время похода ничего примечательного не случилось. Было сброшено на нас несколько бомб, и то не на походе, а на привалах.

Помню один переход, когда мы только что остановились на ночлег в лесу. Было еще совсем светло, около 7 часов вечера. Офицерское собрание расположилось на полянке, и что бывало так редко, все офицеры вместе с командиром полка, сели обедать.

Кончили обед и приготовились вставать. Слышим над головой гудит аэроплан. Ясно было, что немецкий, наши были так редки, что поглядеть на них выскакивали все. На одиночные же немецкие, наоборот, никто внимания не обращал. Даже не беспокоились встать. Кончили кофе и продолжали разговаривать.

Вдруг довольно близко от нас слышим свист и сразу же взрыв. Летчик целил по нас, но плохо расчитал и бомба ударила на 100 шагов в сторону, где солдат 11-ой роты мирно рубил дерево. Услышав свист парень не потерялся, а в то же мгновение бросился ничком на землю. В результате отделался легкой раной.

Других потерь за этот переход не было.

III. Наши атаки 3-го и 7-го сентября

Как только мы пришли в Скунченский лес и стали, там биваком, уже на следующий день стало известно, что через день, два мы заступаем на позицию и что вслед за этим предстоит серия атак, на этот раз уже без всякого плацдарма.

Передавали также, что для успеха этих атак, ген. Каледин, мужчина серьезный, жалеть людей не собирается.

В виде утешения передавали также, что будет сделана такая артиллерийская подготовка, какую мы себе и представить не можем, что же немецкие окопы будут сметены начисто, и что при таких условиях будет собственно не атака немецкой позиции, а что-то вроде майской прогулки.

Нужно сказать откровенно, что в эти обещания у нас не очень верили и известие о предстоящих атаках приняли потому без всякого энтузиазма. То же самое говорилось и перед атаками на Стоходе 20–26 июля. И все произошло именно так, как предсказывали самые большие пессимисты.

И было с чего в этом отношении быть пессимистом.

Известна теория снаряда и брони, схема прогресса всей военной техники. Чтобы защититься от него придумывают броню, которую этот снаряд не пробивает. На снаряд приспособляют головку из особого металла, снаряд с головкой пробивает полторы таких брони. Броню видоизменяют и вместо одного толстого, делают несколько тонких пластов. Ее снаряд с головкой уже не пробивает и т. д., и т. д.

Так вот в войну 1914–17 г. г. «броня» полевой обороны опередила «снаряд» полевого наступления ровно на четверть века.

С изобретением магазинного ружья, шансы обороняющегося необыкновенно повысились. А с введением пулемета, обороняющийся стал почти непобедим.

Я говорю, конечно, не про австрийцев или итальянцев, а про крепкие и стойкие войска, какими были немецкие и наши.

Две серьезные, упорные роты с десятком пулеметов, могли скосить наступающую по открытому месту дивизию. Под действительным пулеметным огнем пройти несколько сот шагов для волн пехоты, сколько бы этих волн не было, хоть десять, так же немыслимо, как под сильным ливнем пробежать 20 шагов по двору и не вымокнуть.

Уже на что жестокие атаки вела 10-ая армия Радко-Дмитриева зимою 16-го года на Рижском фронте. Атаковали Латышские стрелки, великолепные войска. Положили гибель народу и все напрасно.

Такие же атаки, в том же году и на том же фронте устраивали немцы. Узнали потом от пленных, что перед атакой им для возбуждения давали вино и какие-то снадобья…

Волна за волной немецкая пехота, как на параде шла вперед, люди валились, за ними шли новые; опять валились, опять выростала новая стена, и никто из этих сотен людей до наших линий не дошел.

В 1940 году, когда пишутся эти записки, наступающие немцы, разгромили оборонявшихся французов в несколько недель.

При своем наступлении немцы применяли сотни танков, колонны моторизованных и механизированных частей… Панцырные дивизии… Все эти машины входили в неприятельские линии, как нож в масло, в то время как тучи самолетов с минимальной высоты и с предельной точностью сбрасывали на головы защитников тысячи пудов бомб.

Всего этого оружия в Великую войну у наступающего не было. Аэропланы в боях участия не принимали, особенно у нас, а первый танк на западном фронте появился у союзников, кажется, только в 17-м году. Первые танки в России появились привезенные из Европы в гражданскую войну.

Таким образом против обороняющегося, вооруженного скорострельной артиллерией, магазинным ружьем и пулеметом, наступающая пехота в наше время, шла точно так же, как она ходила под Седаном или под Плевной.

Единственный шанс атакующего была артиллерия, т. е. долбление тяжелыми снарядами линии обороны, пока она не превратится в кашу. Но сколько же для этого нужно было иметь артиллерии?

На западном фронте, летом 17-го года, американцы громили перед наступлением немцев по расчету одно тяжелое орудие через каждые пять шагов, и это на протяжении километра… Такой роскоши не могли себе позволить и немцы, а уж о нас и говорить нечего.

Все это были причины общие, а были и частные, наши местные.

Сейчас давно уже сделаны точные подсчеты сравнительного вооружения германской и нашей армий в Великую войну. Выведены, конечно, и проценты. Я их не знаю и достать мне их здесь неоткуда.

Но не говоря о 15-м годе, когда у нас были одни винтовки, с ограниченным числом патронов (были части, где и винтовок не было), впечатление рядового, строевого офицера летом 16-го года было такое, что наше вооружение по отношению к немецкому составляло приблизительно 1 к 3.

Немецкие аэропланы летали над нами по 2 раза в день аккуратно. Русских почти не было видно.

При всей доблести и искусстве наших артиллеристов, на 10 немецких выстрелов, приходилось по 3 и по 2 наших.

Всякие мелкие неприятности траншейной войны: минометы, бомбометы, траншейные орудия, все это было у них в изобилии, а у нас только еще вводилось. Пустим мы к немцам мину, из одного имеющегося у нас миномета, а они нам ответят из 5. На 5 ихних мин, по правилам войны, следовало бы ответить 10-ю, а у нас их нет. Поневоле приходилось молчать и «кушать».