Записки об Анне Ахматовой. 1963-1966 - Лидия Чуковская

Приложение 3

Лидия Чуковская

ГОЛАЯ АРИФМЕТИКА

Не имея возможности прочитать все статьи и воспоминания об Анне Ахматовой, напечатанные за рубежом, приведу лишь один пример «главной лжи», которая ее возмущала. В томе первом ее «Сочинений», опубликованном в 1965 году, в предисловии Глеба Петровича Струве на с. 7 читаем: «the period between 1925 and 1940 was indeed a period of almost complete poetic silence…» («период между 1925 и 1940 был периодом почти полного молчания»). Далее автор предисловия производит подсчет: около полдюжины (half-a-dozen) стихотворений Ахматова написала с 1925 по 1931; немногие в 1936-м и одно в 1939-м… Как видит читатель, ознакомившийся хотя бы с одним из сборников стихотворений Анны Ахматовой, вышедшем в конце восьмидесятых или в начале девяностых годов, а также прочитавший первый том моих «Записок», подсчет, произведенный Глебом Петровичем Струве, неверен. Подсчет этот и не мог быть верным. Находясь за тысячи километров от поэта, о котором пишешь, да к тому же еще по ту сторону железного занавеса – подсчитать, сколько стихотворений и когда этим поэтом создано – затея неисполнимая, в особенности, если сознавать, что речь идет о той поре, когда Анна Ахматова не только не имела возможности печатать свои стихи, но даже записывать их.

Однако автор предисловия столь твердо убежден в своих подсчетах, что с небольшой оговоркой повторяет их в 1967 году в новом издании первого тома «Сочинений» Анны Ахматовой. Повторяются они – с оговорками – ив статье Никиты Алексеевича Струве в сборнике, изданном в 1989 году в Париже. Сборник юбилейный[247]. Статья озаглавлена бесстрашно: «Колебания вдохновения в поэтическом творчестве Анны Ахматовой».

Пытаясь подтвердить давнюю мысль Глеба Петровича Струве о многолетнем полном или почти полном молчании Ахматовой, Никита Алексеевич Струве прилагает к своей статье две научные таблицы: № 1 – «Количественное распределение стихотворений по годам» и № 2 – «Количественное распределение стихотворений по периодам».

Цель этих таблиц доказать, что Ахматова в иные годы создала много «стихотворных единиц» (термин Н.А.Струве), а в иные – меньше. Так, например, из таблицы № 1 явствует, что Ахматова в 1913-м – написала 46 стихотворений, в 27-м – только 3, а в 40-м – 33. Это ли не «колебания вдохновения»? Это ли не доказательство, что творческая способность Ахматовой на долгие, преимущественно с конца двадцатых и в тридцатые годы – угасла, а в сороковом – воскресла? Но, замечу я, ни Ахматова, ни кто другой и не утверждал, что, подчиняясь собственному плановому хозяйству, она почитала себя обязанной каждый год поставлять на потребу читателя одинаковое количество стихов. Кроме того, самый расклад по таблицам ясно показывает, что речь идет уже не о вдохновении, которого никакими таблицами не уловишь, – а о плодах вдохновения, о стихах.

Как бы предчувствуя публикацию ученых таблиц, Ахматова в своей автобиографической прозе написала: «В частности, я считаю, что стихи (в особенности лирика) не должны литься, как вода по водопроводу, и быть ежедневным занятием поэта. Действительно, с 1925 г. по 1935 я писала немного, но такие же антракты были у моих современников (Пастернака и Мандельштама)»[248].

Стихи никогда не были «ежедневным занятием» Анны Ахматовой. Главный же недостаток научных таблиц: там не указано, что именно подразумевает Н. А. Струве, употребляя термин «стихотворная единица». Так, например, две строфы о Блоке, вставленные Ахматовой в «Поэму без героя» в 1959 году, – считать ли единицей чего-либо – нет ли? Если же «единица» не определена до точности, то что, собственно, подлежит подсчету? Можно сказать «десять штук яиц» (подразумевая равенство подсчитываемого), но нельзя сказать: десять штук облаков, десять штук упадков или десять штук подъемов вдохновения. И по затраченному труду и по затрате времени одна единица не равна другой. И по значительности результата. Стихи бывают более характерные для главной темы, которой обуреваем в эту пору поэт, бывают и менее выразительные; случаются беглые – промельк, очерк – или, напротив, по определению Ахматовой, – «ключевые»; бывают, наконец, попросту, короткие и длинные.

От других мне хвала – что зола,От тебя и хула – похвала, —

это двустишие есть несомненно оконченное художественное произведение, равное народной поговорке, и притом несомненный экспромт, мгновенно ударившая молния. Ну, а элегия, не в две строчки, а в 58 строк – например, «Предыстория» – это тоже «стихотворная единица»? или тут требуется какое-то другое обозначение? Создавалась она в разные годы, длилась.

Н. А. Струве говорит: «особенно бесплодны будут конец 20-х – начало 30-х годов». А что означает слово бесплодны? Пастернак и Мандельштам, как рассказывала Ахматова, считали лучшим из созданных ею в начале тридцатых годов стихотворение «Привольем пахнет дикий мед». Мне она говорила, что одним из лучших своих стихотворений она считает «Если плещется лунная жуть» (1928) и «Тот город, мной любимый с детства» (1929)[249]. «Лучшее» – оно сказано не научно и не подлежит арифметике, но вес имеет и во всяком случае об «угасании вдохновения» не свидетельствует, даже если в соответствующей году графе стоит цифра «1».

Тот город, мной любимый с детства,В его декабрьской тишинеМоим промотанным наследствомСегодня показался мне…

Если в 1929 году Ахматова действительно написала с начала и до конца только одно это стихотворение – для русской поэзии год 1929-й следует считать не только не убыточным, но весьма богатым.

Согласно таблице, в 1926-м, 30-м, 32-м, 48-м, 51-м, 53-м и 54-м годах число «стихотворных единиц», созданных Ахматовой, равно нулю. Но ведь сила и быстрота, с какой прорастает стих еще до того, как он пророс наружу и лег на бумагу (или в память) нам неизвестны. Что создавалось в творческой лаборатории Анны Ахматовой в те, перечисленные Н. А. Струве, годы, где в соответствующей графе значится «ноль»? Это неизвестно составителю таблицы, да и не может быть известно никому. Ведомо, например, что над «Поэмой без героя» Ахматова работала 25 лет. Начала со строфы «Ты в Россию пришла ниоткуда» – в 1940-м, и кончила в 1965-м! А когда началась работа над поэмой в самом деле? Когда она зародилась? – эта «тайна тайн» никому не известна и «голой арифметике» (термин Н.А.Струве, с. 158) не подлежит.

«Определить, когда она начала звучать во мне, – пишет Ахматова, – невозможно. То ли это случилось, когда я стояла с моим спутником на Невском (после генеральной репетиции «Маскарада» 25 февраля 1917 г.), а конница лавой неслась по мостовой, то ли… когда я стояла уже без моего спутника на Литейном мосту в <то время> когда его неожиданно развели среди бела дня (случай беспрецедентный), чтобы пропустить к Смольному миноносцы для поддержки большевиков (25 октября 1917 г.). Как знать?!»[250].