Артур - Стивен Рэй Лоухед

Приветом и прощальной Молитвой, будь моим ясным Зрением и моей Слепотою, будь моей Радостью и тяжким Горем, скорбною Смертью и желанным Воскресением!

— Аминь! — вскричали мы все.

Аминь!

Глава 10

В ту ночь мы развели жаркие костры и пели или вспоминали былое. Хотя не выкатили ни вина, ни пива, ни эля, кимброги разбились на дружеские кучки и оглашали звездную ночь раскатистым смехом. Если души мертвых видят, что происходит на оставленной ими земле, думаю, им было приятно смотреть на свою тризну. Я лег спать с мыслью: хорошо бы и меня в свой срок проводили так же.

Как и прежде, я спал под открытым небом, завернувшись в красную телячью кожу перед входом в королевский шатер. Мне не спалось; что-то все время прогоняло сон. В середине ночи я услышал какую-то возню и, открыв глаза, увидел, что Эмрис стоит у ближайшего костра и смотрит в уголья, а лицо его в багровых отблесках скорбно нахмурено. Я подошел и встал рядом с ним.

— Ты обеспокоен, Мудрый Эмрис. В чем дело?

Он долго смотрел на меня, на лице его лежала глубокая тень, а глаза поблескивали в свете догорающих углей. После долгого раздумья Эмрис спросил:

— Можно ли на тебя положиться, Анейрин?

— Молю, Эмрис, если я хоть в чем-то был тебе неверен, убей меня на месте.

— Хорошо сказано, — промолвил Эмрис, вновь переводя взгляд на уголья. — Ты и впрямь заслужил мое доверие, хотя, возможно, скоро об этом пожалеешь.

— Если твое бремя можно облегчить, поделившись со мной, я готов нести его, господин.

Эмрис глубоко вздохнул.

— Мне не нравится рана Артура. Ей пора бы затянуться, а она становится все хуже и хуже. Я опасаюсь яда.

Пикты перед боем иногда смазывают ядом клинки. Медрауту должна была понравиться эта мысль.

— Что же делать, Эмрис?

В этот миг полог шатра приподнялся и вышла Гвенвифар. Она торопливым шагом приблизилась к Эмрису и остановилась, кутаясь в плащ. Ее глаза горели, черные волосы поблескивали, черты лица в дрожащем свете казались еще более нежными, чем всегда. Я подумал, что никогда не увижу женщины столь гордой и столь прекрасной. И столь же встревоженной.

— Его лихорадит, — промолвила она. — Он спит, но это не целительный сон. Мирддин, мне страшно. Сделай что-нибудь.

Эмрис нахмурился.

— Я вскрою рану и приложу к ней целебные травы, чтобы вытянуть яд.

— А потом?

— Потом посмотрим.

Гвенвифар ушла в палатку, а мы с Эмрисом, закутавшись в плащи, спустились к ручью. При яркой луне мы собрали нужные листья и травы, потом прошли вдоль ручья на берег, где отлив оставил на песке свежие водоросли. Из них мы тоже кое-какие выбрали и вернулись в лагерь, где Эмрис снова развел костер.

Я принес воды в котелке и поставил его на огонь. Когда вода закипела, Эмрис бросил в нее собранные листья и приготовил целебный отвар. Всю ночь мы поддерживали пламя под котелком, а утром налили снадобье в чашу и понесли ее Пендрагону.

Сознаюсь, то, что я увидел, меня потрясло. Верховный король настолько изменился, что я его не узнал: кожа его стала серой и влажной, волосы свалялись, губы пересохли и потрескались, жилы на шее напряглись. Его трясло, он стонал... Даже в неверном свете ситового светильника я бы поклялся, что это другой, не знакомый мне человек.

Гвенвифар сидела подле супруга, сжимая его руку. Когда мы вошли, она подняла голову, и я увидел, что глаза ее красны. Однако слез в них не было.

— Артур, — тихо позвал Эмрис, опускаясь на колени возле его ложа. — Послушай меня, Артур, я принес лекарство.

При этих словах Пендрагон открыл глаза. Какие глаза! Лихорадочно поблескивающие, пронзительные, полные муки. Я не вынес их взгляда и отвернулся.

Эмрис склонился над Артуром и помог ему сесть, потом поднес чашу к потрескавшимся губам и дал Пендрагону пить. Слава Богу! Целебный эликсир подействовал сразу. Лицо предводителя порозовело, дрожь прекратилась, он вздохнул, чувствуя, как возвращаются силы.

— Мирддин, — произнес король, только сейчас увидев своего советника, — мне снился сон.

— Не диво, — ответил Мирддин. — Ты болен. Рана твоя отравлена, ее надо немедленно вскрыть и вытянуть яд.

— Странный и удивительный сон.

— Расскажи мне его, пока я займусь твоей раной. — С этими словами Эмрис достал нож, наточенный на камне с морской водой. Он расстегнул на Пендрагоне кафтан и отвел ткань от раны.

У меня ко рту подступила горечь. Порез вздулся и побагровел, края почернели и гноились. Казалось, страшная ядовитая змея обвилась вокруг шеи Пендрагона.

— Держи чашу, Анейрин, — строго сказал Эмрис.

Однако, когда я потянулся к пустой чаше, Гвенвифар мягко вмешалась.

— Позволь, я подержу.

— Хорошо, — отвечал Эмрис. — Анейрин, принеси нового хорошего тростника для светильника. Мне надо видеть, что я делаю.

Я сбегал к повозке с припасами и достал несколько ситовых стеблей. Когда я возвращался, к палатке подошел Бедивер.

— Как он? — был его первый вопрос.

— Плохо, — отвечал я. — Эмрис собирается вскрыть рану и оттянуть яд.

Бедивер кивнул и вслед за мною вошел в палатку. Как только зажгли новый светильник, Эмрис принялся за работу. Короткими, быстрыми надрезами он вскрыл зараженную рану. Кровь и гной брызнули наружу и потекли в чашу.

Артур не вскрикнул и не изменился в лице, но стойко терпел боль. Гвенвифар закусила губу, на лбу у нее выступил пот, но чашу она держала крепко, и руки у нее не дрожали. Мирддин осторожно давил на длинный, рваный порез, а Бедивер, стоя на коленях напротив Эмриса, придерживал Артура за правое плечо, чтобы лучше вытекал гной.

Я высоко поднял лампу над головой Пендрагона, чтобы Эмрису было светло. От чаши исходила такая вонь, что меня замутило.

— Все, — сказал Эмрис наконец. — Чашу можно убрать.

Гвенвифар отставила чашу. Мирддин взял листья из тех, что мы собрали ночью, и один за другим уложил на рану.

— Они вытянут яд, — объяснил он. — Чуть позже я их заменю. Рану пока перевязывать не будем.

— Мне лучше, — сказал Артур. — Есть хочется.

Бедивер с облегчением улыбнулся.

— Тебе, Медведь, всегда есть хочется. Это твое неотъемлемое достоинство.

Гвенвифар легким движением руки коснулась Артурова лба — так ласково и нежно, что я поневоле