Мрак - Юрий Никитин

— Куявия!.. Я — сын твой!

Последним рывком сумел оттянуть тетиву еще чуть, уже за ухо. Затем стрела исчезла, послышался звонкий хлопок. Тетива задрожала, разбрызгивая алые капли крови. Гонта счастливо закрыл глаза, колени его подгибались. Мрак с криком «Дурак!» бросился к нему, только он успел увидеть как тетива рассекла незащищенную кожаной рукавицей руку до крови... нет, рассекла вместе с костью! Большой палец упал на камни, разбрызгивая кровь и еще дергаясь в последнем усилии держать древко лука.

Гонта рухнул как срубленный дуб. Мрак перевернул его на спину. Искаженное нечеловеческим напряжением лицо Гонты медленно расслаблялось. Губы шевельнулись, Мрак услышал только женское имя, но это не было имя богини, которой он вверял душу.

Додон трясся, суетливо спрашивал:

— Все видели стрелу?.. Все видели куда полетела?

— Замолчи, — ответил наконец Шулика устало. Он подошел к краю, долго смотрел в сторону реки. — Там везде мои отряды. А стрелу куява сразу увидят и скажут, где упала.

Горный Волк навис над Гонтой, попытался пнуть ногой в лицо. Мрак подставил свои сбитые цепями в кровь руки.

— Издох?

— Погиб, — прошептал Мрак, он подул в лицо Гонте, пощупал жилку на шее. — Не верю... Погиб! За что? За эту жалкую тварь? За то, чтобы он попрежнему сидел на троне?

Глава 50

Мрака стащили с башни, когда во двор ворвался взмыленный всадник. Еще издали закричал сорванным голосом:

— Воевода!.. Воевода! Стрелу нашли!

Шулика быстро обернулся:

— Где?

Всадник ответил плачущим голосом:

— Мы переправлялись через реку на эту сторону. Она на излете ударила в горло твоему сыну Соколенку. Он как раз вел отряд.

Шулика прошептал мертвым голосом:

— Мой сын... Он ранен?

— Нет, — ответил всадник упавшим голосом.

— Сильно ранен?

— Он убит. Прямо посреди реки! На месте, где кордон с этой проклятой Куявией.

Шулика закричал как пораженный насмерть зверь. Мрак видел как он ухватил себя за волосы, рванул, пустил по ветру целые горсти, и, словно ощутив в этом облегчение, принялся рвать снова, упал и катался по земле, стуча головой о камни, разбивая в кровь лицо.

Во двор c пронзительным визгом ворвались на быстрых конях всадники. За спинами развевались длинные волосы. Их было не больше десятка, но следом неслась колесница, влекомая парой взмыленных вороных коней. С вожжами в руках стояла во весь рост полная женщина с короткими черными волосами.

— Медея, — пронесся общий вздох.

— Царица поляниц...

— Что-то теперь?

Артанцы по знаку Горного Волка вытащили топоры и встали в боевую линию. Он хотел отдать еще какой-то приказ, но Шулика нашел силы прошептать что-то, и его люди с места не сдвинулись.

Медея, такая непривычная с короткими волосами, впервые не сошла с колесницы, а спрыгнула. Народ поспешно дал дорогу. Посреди двора в окружении вооруженных артанцев лежал Гонта. Широко раскрытые глаза невидяще смотрели в грозно нависшее небо. По залитому кровью лицу неторопливо сползала застывающая темная струйка. На груди пламенела россыпь крупных капель, похожих на драгоценные рубиновые камешки.

— Гонта!

Она с криком упала на труп мужа. Артанские воины почтительно отодвинулись еще на два-три шага, тесня народ, и оказались рядом с поляницами. Те стояли кольцом, легкие мечи в руках, дротики наготове.

Медея провела ладонью по лицу Гонты. Глаза закрылись, искаженное судорогой лицо расслабилось. Наконец-то, говорили его губы беззвучно, мы не ссоримся. Наконец-то Медея плачет не из-за меня, а по мне.

Лицо ее стало мертвенно бледным. Черным от горечи голосом выговорила с трудом:

— Ты погиб... отдал жизнь за земли, где тебя сделали вором... где была награда за твою голову! Есть ли на свете справедливость?

Гробовое молчание было ответом. Мрак сказал глухо:

— Медея, боги создали мир... каков он есть.

— Несправедливым!

— Но пришли такие как Гонта! Медея... мир по капельке, по песчинке становится лучше.

Медея упала на труп, горько зарыдала. Мрак опустил голову. По песчинке — это пройдут тысячи лет, пока мир станет заметно лучше. Но что до того времени тем, кто чья жизнь длится пять-семь десятков лет?

И что тому, подумал он с горькой насмешкой, чья жизнь длится лишь до первого снега! А снег, судя по всему, выпадет сегодня ночью.

Медея медленно расжала руки, поднялось. Ее всегда розовое лицо было смертельно бледным, в темных глазах появилась непонятная решимость.

— Ты велел остаться, — сказала она тихо, голос ее прерывался, — и я осталась... Но сейчас ты не можешь это велеть!

Голос ее стал тверже. Одна из поляниц воскликнула предостерегающе:

— Царица!

В руке Медеи блеснул нож с длинным узким лезвием. Ее страдальческие глаза не отрывались от Гонты:

— Но сейчас ты молчишь... И я иду за тобой!

Поляницы бросились вперед, но узкое лезвие уже с силой ударило под левую грудь. Медея закусила губу, рука напряглась, длинное лезвие погрузилось в ее плоть по самую рукоять. На миг в глазах мелькнул страх, затем лицо осветилось, а губы раздвинулись в торжествующей улыбке:

— Я... смогла!

Она рухнула на труп Гонты, белые нежные руки обхватили его за плечи. Все слышали как она прошептала угасающим голосом:

— Милый... Там мы не будем ссориться...

Артанцы стояли с хмурыми лицами. За их спинами в толпе пошли всхлипывания. Женщины утирали слезы, подростки стояли с бледными лицами, подбородки вздрагивали, слезы бежали по щекам, оставляя блестящие дорожки.

Поляницы медленно подняли свою царицу. Ладони окрасились теплой кровью. Артанцы провожали их глазами, пока ее положили в царскую колесницу, затем Шулика рявкнул что-то, четверо воинов взяли Гонту на руки.

Под плач челяди его тоже отнесли к колеснице, положили рядом с Медеей. Артанцы стали по обе стороны, разом ударили бронзовыми рукоятями топоров в щиты, крикнули мощно, так что испуганное эхо заметалось во дворе:

— Слава!.. Слава!.. Слава!

Шулика выпрямился тоже, он как побледнел после известия о смерти любимого сына, так и оставался желтым как покойник, но сумел ударить в металлический щит, отдавая воинские почести:

— Слава...

На колесницу перепрыгнула с коня Мара, рослая поляница передала ей вожжи. Мара вопросительно смотрела на Шулику. Тот выдавил пересохшим горлом:

— Мы уезжаем... Граница остается прежней.

Из угла двора, где овечилась кучка бояр вокруг забытого всеми царя Додона, послышался вздох из дюжины глоток. Мара перевела тоскующий взгляд на Мрака, тот выглядел виноватым, не уберег, не сумел, кивнула ему и дернула за вожжи:

— Пошли!