Украинский национализм: ликбез для русских, или Кто и зачем придумал Украину - Кирилл Галушко

3. «Иван носит плахту[63], а Настя булаву»

Упомянутое выражение относится ко временам первого гетмана Скоропадского при Петре І. Он пришел на смену «самостийнику» Мазепе и был марионеточной политической фигурой. По народным преданиям, он был еще и подкаблучником, и за него многие дела решала энергичная жена Настя. Сейчас это выражение тоже уместно вспомнить, оценивая деятельность президента Виктора Ющенко.

Если подводить предварительные итоги пребывания у власти «оранжевых» (2005–2009), то Ющенко имел больше года для того, чтобы реализовать обещания, данные во время Оранжевой революции. Мои соображения явятся также попыткой решить вопрос: была ли революция действительно революцией.

С точки зрения политической науки и всяких сопутствующих, революция — это радикальная смена власти, в результате которой значимо изменяется либо политический, либо экономический строй общества. В этом смысле Оранжевая революция на «революцию» тянет слабо, поскольку прозвучавшие в эйфории весны 2005 г. соображения некоторых авторов, что она, мол, — «классическая буржуазная революция», это — выдавание желаемого за действительное. Авторы школьных учебников поторопились сразу же внести в них главу о Революции как о «новой эпохе в истории Украины». Кто поспешил — тот людей насмешил. Если прямо говорить, то Оранжевая революция — это массовые протесты населения против фальсификации выборов в пользу одного из кандидатов. Она победила благодаря этим протестам и переходу конфликта в легитимное русло, поскольку второй тур по решению Верховного Суда переголосовали, устранив системные фальсификации. То есть из изменений украинцы получили лишь нового легитимного президента и его временное влияние на формирование исполнительной ветви власти (областные администрации и правительство). Даже парламент остался старым и заметно не отвечающим переменчивым настроениям в обществе. Где же «революция»?

Знакомые образы

Культурное влияние России на современную Украину приобретает порой неожиданные формы. Достижения российского киноискусства, например, используются в украинском предвыборном черно-белом пиаре: обработка афиш фильмов «Сволочи» и «Ночной дозор». Автор данной книги, понятное дело, не несет ответственности за представленные трактовки образов украинских политиков.

Политический строй у нас остался прежним, но несколько изменился конституционный — в результате «политреформы», сделавшей Украину с 2006 г. не президентско-парламентской, а парламентско-президентской республикой. Но нельзя утверждать, что эта реформа была желанием тех людей, которые голосовали за Ющенко: это был его политический компромисс со старым парламентом и частью его политических соратников (социалистами). Если брать мониторинги общественного мнения, то украинцы в своем подавляющем большинстве отдают предпочтение персональной политической ответственности лидера, а не размытой ответственности парламентариев или ее разделению между президентом, премьером и спикером. Украинский вариант такой реформы делает этих персон политически почти равновесными. Что приводит к естественному параличу ветвей власти во взаимной борьбе (если они все не возглавляются представителями одной партии). Украину ожидает бесконечная чехарда сомнительных политических коалиций и недолгих правительств[64], что повторит неудачный опыт французской IV Республики, упраздненной Де Голлем в 1958 г. Он сделал Францию президентско-парламентской республикой и вывел ее из глубокого кризиса. У Де Голля было достаточно политической воли и народного доверия, чтобы сломать неэффективную систему. Французы после этого говорят, что одного хорошего президента хватает лет на пятьдесят нормальной работы государства. Но в Украине повторился бестолковый год Центральной Рады — одни декларации, сдачи позиций и потеря инициативы.

«Ukraine» — что это?

Интерес к географии не иссякает у меня даже в XXI в., когда «белых пятен» на карте уже не осталось. И не зря. Как оказалось, вопрос о том, где заканчивается Россия и начинается Украина, сохраняет свою актуальность — так же как в старину — есть ли морской путь в Индию. Например, не ясны эти вопросы для англичан. Если обратиться к респектабельному атласу «The Times Archaeology of the World» (1999), то мы увидим весьма интересную комбинацию из «Russia» и «Ukraine»: Украина расположена в степях Таврии, а Россия — в Западной Белоруссии и на Правобережной Украине. Даже с учетом того, что карта посвящена периоду медно-каменного века (когда оба названия никому и не снились), ситуация выглядит несколько странной. Относись дело к XIX в., я бы не обратил внимания, поскольку тогда пределы Российской империи доходили до Вислы и Прута. Но в энеолите?… Будучи крайне озадачен, я внимательно проштудировал атлас и выяснил, что его составители воспринимают Россию не как государство с определенными современными границами, а вполне в духе Василия Ключевского: как факт географический. «Russia» в этом издании просто обозначает все пространство между «Europe» и «Siberia», от Прибалтики до Кавказа. Другие же названия «всплывают» по мере конкретной надобности. В «утешение» украинцам замечу, что на карте скифских степей в этом атласе «Ukraine» есть, а вот «Russia» отсутствует.

Проблема Ющенко в том, что доверие он имел, но им не воспользовался. Весной 2005 г. рейтинг доверия к властям в Украине был рекордным за все ее независимое существование, — население позволило бы Ющенко сделать практически все, что угодно. Таким высоким этот рейтинг уже не будет в ближайшее десятилетие, поскольку пока не ощущается приближения событий, по своему оптимистичному заряду сравнимых с Оранжевой революцией. Такие эмоциональные всплески случаются нечасто.

Радикальные реформы подразумевают непопулярные меры. Видимо, от них отказались в виду близящихся выборов, но воздействие непопулярных мер часто бывает идентично воздействию отсутствия популярных. Виктор Ющенко угодил в эту рокировку — не сделал противного, но и не сделал хорошего. Но тогда не нужно было давать такие обещания, какие он давал.

У украинских политиков есть одна иллюзия: они думают, что достаточно самого факта их, таких «классных» («свои хлопцы»), пребывания у власти для того, чтобы любовь народная к ним крепчала. Настроения в любом обществе — изменчивы, и самым опасным чувством является разочарование и обида после вспышки неоправданного (как потом оказывалось) оптимизма. Президент Ющенко, очевидно, знал, что времени у него мало, а обещания он давал на своей инаугурации просто необыкновенные. Другому бы президенту люди это простили, но Ющенко имел иную легитимацию власти, нежели его предшественник Кучма: «за него» стояли в мороз сотни тысяч людей и некоторое время подвергались при этом опасности, и он даже на какое-то время заработал себе явную общественную харизму. Поэтому электорат Ющенко ценил его как свое порождение: «Мы привели его к власти». То есть и ожидали взаимной ответственности. Оранжевая революция состояла в революции оптимистических ожиданий, которые ненадолго изменили психологическое состояние общества, тональность ожиданий и перспектив.

Ющенко оказался в старой как мир ловушке самоубийственных компромиссов, когда каждый следующий закрывает дорогу к той цели, ради которой эти компромиссы заключаются. И лишь от наших индивидуальных впечатлений от его деятельности зависит то, насколько негативно, и в каких плохих и нецензурных словах мы это впечатление отразим. Во время Революции, очевидно, был достигнут компромисс с Кучмой о том, что «старый президент» не разгоняет людей, а его самого и его компанию «новый президент» и «новые власти» трогать не будут. Хотя суд над бывшим президентом, как в Южной Корее или на Филиппинах просто был бы логичен после столь героической борьбы с «бандитской властью». За фальсификации выборов не тронули никого, кроме каких-то стрелочников на местах, хотя все общество знает, кого бы стоило на самом деле поспрашивать. Проявления сепаратизма («Юго-Восточная украинская автономная республика». Есть чудесная украинская аббревиатура этого названия — «ПИСУАР») были оставлены без категорически необходимого для государства, которое хочет сохранить свою целостность, законного наказания. Их одиозные герои пребывают на свободе. Это ли не было плевком в лицо электорату Ющенко? Этот самый электорат свой долг уже выполнил: обычные люди не могут каждый день заниматься политикой и стоять на майданах, они просто избирают тех, кто должен реализовать их «наказ». Кому-то ведь нужно и работать. Рассказы о том, что за год 5 тысячам чиновников были предъявлены обвинения в коррупции — всего лишь абстрактные цифры, поскольку для населения наглядны не 5 тысяч мелких винтиков системы, а один конкретный посаженный власть предержащий, известный всей стране. Дело убитого журналиста Гонгадзе, ставшего национальным мучеником борьбы со «старой властью», было откровенно «слито», несмотря на заклинания президента про «долг чести». И что то ли грустно, то ли смешно, — президент так и не смог, имея ресурсы всего государства, разобраться, кто же его отравил диоксином осенью 2004 г. И смех и грех.