Вампир Арман - Энн Райс

И тогда меня осенила настоящая истина. Это была Сибель, но Сибель стала уже не Сибель.

В первую секунду я не мог в это поверить. Сердце остановилось у меня в груди. Потом я вошел в дом ровным, неистовым шагом, который не остановится ни перед чем, чтобы выяснить правду о том, что мне показалось.

Через мгновение я все увидел своими глазами. Они собрались все вместе в великолепной комнате, прекрасная гибкая фигура Пандоры в коричневом шелковом платье, подпоясанном на талии в старинном греческом стиле, Мариус в светлом бархатном смокинге и шелковых брюках, и мои дети, мои прекрасные дети, светящийся Бенджи в своем белом одеянии, бешено танцующий по комнате босиком, растопыривая пальцы, словно стараясь ухватить ими воздух, и Сибель, моя потрясающая Сибель, тоже с обнаженными руками, в платье из ярко-розового шелка, откинувшая за плечи длинные волосы, сидящая у рояля, как раз переходя к первой части. Все вампиры, все до единого.

Я плотно стиснул зубы и прикрыл рот, чтобы мои крики не разбудили весь мир. Я кричал и ревел в сжатые ладони.

Я выкрикивал один единственный слог отрицания – Нет, нет, нет, повторяя его вновь и вновь. Я больше ничего не мог произнести, больше ничего не мог кричать, больше ничего не мог делать. Я кричал и не мог остановиться.

Я так плотно закусил губы, что у меня заболела челюсть, руки затряслись, как птичьи крылья, неспособные достаточно плотно заткнуть мне рот, а из глаз опять хлынули слезы, густые, как тогда, когда я поцеловал Лестата. Нет, нет, нет! Внезапно я раскинул руки, сжав их в кулаки, и мой рев уже готов был вырваться на свободу, взорваться бушующим потоком, но Мариус с силой схватил меня, стремительно прижал к себе и уткнул лицом себе в грудь.

Я пытался вырваться. Я изо всех сил пинал его и колотил кулаками.

– Как ты мог! – ревел я.

Его руки поймали мою голову в безнадежную западню, его губы покрывали меня противными, ненавистными поцелуями, от которых я отчаянно отбивался.

– Как ты мог? Как ты посмел? Как ты мог? – В конце концов я обрел достаточно пространства, чтобы иметь возможность наносить ему удар за ударом.

Но что толку? Как слабы и бессмысленны мои удары против его силы. Как беспомощны, глупы и мелочны мои жесты, а он стоял и сносил их с невыразимо печальным лицом, с сухими, но полными заботы глазами.

– Как ты мог, ну как же ты мог? – спрашивал я. Я не мог остановиться.

Но внезапно Сибель оторвалась от рояля и побежала ко мне, протягивая руки. Бенджи, следивший за всей этой сценой, тоже помчался ко мне, и они нежно заключили меня в оковы своих хрупких рук.

– Ну Арман, не злись, не надо, не расстраивайся, – мягко выкрикивала Сибель мне в ухо. – Мой замечательный Арман, не расстраивайся, не надо. Не вредничай. Мы с тобой навсегда.

– Арман, мы с тобой! Он сделал чудо! – закричал Бенджи. – Не обязательно рождаться из черных яиц, ах ты дибук, рассказал нам такую сказку! Арман, мы теперь никогда не умрем, никогда не заболеем, нас никто не обидит, нам нечего больше бояться! – Он подпрыгнул от восторга, закружился в новом вихре веселья, изумляясь и смеясь от своей новообретенной энергии, что он может прыгнуть так высоко и так грациозно. – Арман, мы так счастливы!

– О да, пожалуйста, – кричала Сибель своим более глубоким и более нежным голоском. – Мы так тебя любим, Арман, я так тебя люблю, так люблю. Мы не могли иначе. Не могли. Мы не могли иначе, мы хотели быть с тобой всегда, навсегда.

Мои пальцы нависли над ней, желая ее утешить, но она отчаянно зарылась лбом в мою шею, крепко обхватив меня вокруг груди, и я не мог до нее дотронуться, не мог ее обнять, не мог ее приободрить.

– Арман, я тебя люблю, я тебя обожаю, Арман, я живу только ради тебя, а теперь мы навсегда вместе, – сказала она.

Я кивнул, пытаясь заговорить. Она поцеловала мои слезы. Она целовала их быстро и отчаянно.

– Прекрати, прекрати плакать, не плачь, – повторяла она тихим, настойчивым шепотом. – Арман, мы тебя любим.

– Арман, мы так счастливы! – закричал Бенджи. – Смотри, Арман, смотри! Теперь мы вместе будет танцевать под ее музыку. Мы все сможем делать вместе. Арман, мы уже поохотились! – Он подлетел ко мне и согнул ноги в коленях, готовясь прыгнуть от возбуждения, как бы подчеркивая смысл своих слов. Потом он вздохнул и снова протянул ко мне руки. – Бедняга Арман, ты весь неправильный, ты живешь не теми мечтами. Арман, ты что, не понял?

– Я люблю тебя, – прошептал я неслышным голосом Сибель на ухо. Я повторил эти слова, и мое сопротивление было сломлено, я нежно прижал ее к себе и потрогал неистовыми пальцами ее шелковую белую кожу и звенящие, тонкие, блестящие волосы. Не отпуская ее, я прошептал: – Не дрожи, я люблю тебя, я люблю тебя.

Левой рукой я вцепился в Бенджика.

– А ты, разбойник, ты все мне расскажешь, со временем. А пока что дай, я тебя обниму. Дайте мне обнять вас обоих.

Меня трясло. Это меня трясло, а не их. Они снова окружили меня со всей своей нежностью, стараясь меня согреть.

Наконец, похлопав каждого из них по плечу, поцеловав их на прощанье, я отступил и в изнеможении упал в большое старое бархатное кресло.

У меня болела голова, я чувствовал, как подступают слезы, но я проглотил их изо всех сил – ради них. У меня не оставалось выбора.

Сибель вернулась к роялю и, ударив по клавишам, опять приступила к сонате. На этот раз она пропела ноты красивым, низким сопрано, а Бенджи снова принялся танцевать, кружась, прохаживаясь, топая босой ногой в такт темпу Сибель.

Я наклонился и сжал голову руками. Мне хотелось, чтобы мои волосы опустились как можно ниже и скрыли меня от всеобщих глаз, но, несмотря на густоту, это были всего лишь волосы.

Я почувствовал на своем плече чью-то руку и напрягся, но не мог произнести ни слова, иначе я заново начал бы во весь голос кричать и ругаться. Я молчал.

– Я не жду, что ты меня поймешь, – тихим голосом сказал он.

Я выпрямился. Он сидел рядом со мной, на подлокотнике кресла. Он смотрел на меня сверху вниз.

Я сделал приятное лицо, выдавил даже лучезарную улыбку, и заговорил таким безмятежным и бархатным голосом, что никто не заподозрил бы, будто мы обсуждаем что-то помимо любви.

– Как ты мог? Зачем ты это сделал? Неужели ты настолько меня ненавидишь? Не лги мне. Не говори мне глупости, сам знаешь, я в них никогда, никогда не поверю. Не обманывай меня, ради Пандоры, ради них. Я всегда буду заботиться о них, я всегда буду их любить. Но не лги. Ведь ты же сделал это из мести, господин, ты сделал это из ненависти?

– О чем ты? – спросил он прежним голосом, выражавшим сплошную любовь, и можно было подумать, что его искреннее, умоляющее лицо говорит со мной голосом самой любви. – Если я когда-нибудь делал что-то из любви, я сделал это сейчас. Я сделал это из-за всех несправедливостей, выпавших на твою долю, из за пережитого тобой одиночества, из-за кошмаров, которые мир обрушил на тебя, когда ты был слишком молод и неопытен, чтобы им противостоять, а потом – слишком подавлен, чтобы сопротивляться от всего сердца. Я сделал это ради тебя.