Исповедь гипнотезера - Владимир Леви

Почему другие слова, обозначающие то же самое, писать и говорить можно? Слово «спаривание», например, считается приличным, употребляется в учебниках. А ведь?..

Почему, почему?..

Не всякий взрослый ответит на эти вопросы. Далеко не всякому они и приходят в голову. Взрослые просто хорошо запомнили, выучили, — какие из придуманных ими слов говорить можно, какие нельзя. Но иногда забывают…

Среди дошколят в дворовых компаниях и в детсадовских группах вспыхивают время от времени эпидемии примитивного сквернословия, быстро гаснущие, родители иногда не успевают даже заметить…

Из рассказа одного повзрослевшего.

— Воспитали меня прекрасно: на классической музыке, на литературнейшей речи, на математической строгости в моральных вопросах. Никогда ни одного недостаточно интеллигентного словца в семействе не проскользнуло. А вот теперь небольшим начальником на участке работаю, и такая кругом математика, что хоть с заткнутыми ушами ходи. Самое интересное: люди в большинстве неплохие, отчасти даже культурные. Что делать прикажете? Протестовать? Изобличать, жаловаться? Перевоспитывать? Были попытки. С единственным результатом: утратой доверия, от чего страдают и производственные показатели. В радиусе двух метров от моих ушей воздерживаются, но не далее. И волей-неволей задумался: может, воспитали меня чересчур стерильно? Может, я чего-то в этих людях не постигаю, им это зачем-то нужно? А что, если попробовать, так сказать, овладеть предметом?.. Раз попробовал: муть, дрожь под ложечкой. Попробовал еще раз: стошнило…

Матерщина — изнанка общественного лицемерия.

В пятом классе на одной парте могут оказаться отменнейший специалист по непечатному лексикону и строжайший пурист, краснеющий при одной мысли о слове, совпадающем по звучанию с уменьшительным обозначением попугая. К седьмому или десятому может произойти внезапный обмен ролями.

Я знал одного десятиклассника, физически развитого, энергичного парня, не дававшего спуску никому, кто позволял себе грязно выражаться в присутствии особ женского пола. Вступал в рукопашные с целыми компаниями. И он же, этот рыцарь, в обществе однокашников, если только поблизости не было женских ушей, матерился без удержу, не стесняясь и взрослых. Спросил как-то, почему такое рассогласование.

— Мы мужики. Между нами можно.

— А почему между ними, я имею в виду женщин, нельзя?

— Ну… Так принято.

— Почему?

— Им не нравится. Оскорбляет.

— А нас почему не оскорбляет?

— Да вообще-то… И женщины тоже, некоторые… Знаете, какие есть?..

Я знал, что он был слабенький, пока не занялся спортом, его дразнили, обижали; что у него запойный отец; что дома часто бывают неэстетичные сцены; что он с горькой нежностью любит свою неразумную мать; что к натурам аналитическим не относится…

— Не думал, зачем это тебе?

— Да как-то… Без мысли.

— Чему-нибудь помогает?

— Да вроде бы… Ну, свободней… Ничего такого, без мысли. А еще когда злишься, как выхлопной газ выходит. Разрядка, ну.

— А фальши не чувствуешь?

— Как?..

— Двойной счет. При дамах чистенькие, между собой грязненькие.

— Не думал об этом…

"Без мысли" — вот, наверное, основное.

Сквернословящих можно приблизительно разделить на две массовые категории. Одна — те, для которых мат служит по преимуществу выхлопной трубой разного рода чувств. Злоба, досада, смятение, растерянность… Есть и те, которые таким способом, за неимением иных, выражают одобрение, восторг, изумление, даже нежность. Как бы искренность, как бы свобода…

Другая категория — матерящиеся всего лишь по той причине, что такой стиль принят в среде их общения. Без мысли и даже без чувства. Всего лишь сигналы связи, знаки отождествления: "Мы свои". Визитные карточки.

Интересно, что действительно аморальные люди, развратники даже в матерящейся среде не сквернословят почти никогда. Для большинства сквернословящих мат внутренне не связан с тем, к чему буквально относится и что задевает в тех, кто ощущает его как нечто отвратительное. Всего лишь способ общения и самовыражения, подобно "оздоровительному мероприятию" свиней — грязевым ваннам. Даже когда очевидно намерение оскорбить, нецензурные слова используются не в их исконном значении (слово «сука» с этой точки зрения очень показательно), а в символическом.

Одна из загадок человеческой психологии. Ключ к ней таится в древних табу — в "общественном подсознании", наследуемом нами от тех времен, когда речь была средством магии. Потребность в таких табу, как и в словесных визитных карточках, кочует из рода в род и связана со всегдашней нашей потребностью отличать своих от чужих. Кстати сказать, далеко не во всех языках «неприличие» связано с полом и телесными отправлениями; что «грязно», а что «чисто» зависит от сложившейся системы условностей. История языка открывает нам, что слова и целые обороты попадают под табу не сразу, а результате долгого и сложного дрейфа значений, смещений смысла. (Как, например, ругательство на букву «б», ранее бывшее совершенно рядовым словом.) Происходит и обратное: запрещенные слова таинственным образом реабилитируются, получают прописку в словаре…

Далеко не все ясно здесь; но, думается, уже любопытно — для тех, кто, желая противостоять речевой грязи, хочет иметь опору в понимании, а не только в своих оскорбленных чувствах.

Нравоучение — жанр, в котором еще никто не преуспел.

ИЗВИНИТЕ ЗА ВЫРАЖЕНИЕ

Сказка о красивых словах в трех частях с многоточиями

О там, как слова поссорились

Давным-давно, когда нас и в помине не было, когда прадедушки наши только еще размышляли, родиться или подождать, была страна в краю дальнем: Единоречие.

Страна речи общей, для всех понятной.

Все слова были там равными, все в чести. И все были живыми, как мы с тобой, и дружили.

Люди пользовались словами, какими хотели, называли все своими именами.

И новые слова имели право изобретать, по надобности — лишь бы живые.

Так было, покуда не явился, откуда ни возьмись, некий Любитель Красивых Слов. Сокращенно ЛЮКС себя он именовал.

Был неприметен, невзрачен. Голос кисло-сладкий, улыбка официальная.

Больше всего на свете его интересовали звания и знаки отличия, хотел, чтобы его замечали. И начал к словам цепляться. Отмечал красивые, по его мнению, некрасивые, высокие, низкие, приличные, не весьма приличные, весьма неприличные и так далее. Старался употреблять только самые-самые и наисамейшие. Даже изобрел одно потрясающее: КАТАКЛИЗМ.

И началось. Взбесились слова: пошли ссориться, драться за чины, должности, степени, перестали друг друга узнавать, на нервной почве деградировали. Симпатичное Лицо, например, потомок прекрасного Лика, произвело вдруг на свет Морду, та, не приведи господи, Рожу, потом, стыдно сказать, Харю, а та и вовсе Мурло.

И косились все друг на дружку уныло и угрожающе.

Люксу того и надо было. Распалось Единоречие. А вскоре объявлено было о возникновении Красноречия — королевства с королем Люксом Единственным во главе.

Первый королевский указ гласил:

"Поскольку следует отметить, что следует выражаться не как-нибудь, принимая во внимание, что данное словоупотребление недопустимо и несоответственно, постольку следует неуклонно и неустанно выражаться красиво, а некрасиво ни в коем разе. За нарушение штраф вплоть до высшей меры через подвергание катаклизму включительно. Во имя и в назидание. Блюсти и не рыпаться.

Король Люкс Единственный и Неповторимый".

Указ был одобрен с оперативным единодушием. Верноподданными короля объявили себя все осознавшие необходимость. Щедрой бдительной рукой раздавал Люкс титулы и чины. Первый этаж его канцелярии занимали Блюститель Приставок и Блюститель Падежей и Склонений. Второй — Блюститель Знаков Препинания и Блюститель Нравственности. На третьем — контора чревовещания со множеством мегафонов. Далее Блюститель Намеков — пропускаю множество этажей — и Блюститель Блюстителей (это уже очень высоко). В недоступной никому башне торжественно скрывался Блюстиссимус — сам король. Титулы его день ото дня множились, как поросята.

Множество строгих правил словоупотребления, со строжайшими исключениями, наистрожайшими примечаниями, секретными примечаниями к примечаниям установил на веки веков лично Люкс. Знать все это, конечно, не имел права никто, кроме него самого, но блюсти был обязан. Блюстителем Чего-Нибудь обязан был состоять в королевстве каждый.

Непросто стало говорить в том краю. "В связи с тем, что у каждого гражданина в соответствии с известными научными данными имеется необходимость в регулярном употреблении определенных продуктов питания, а также учитывая, что я являюсь вышеуказанным гражданином, документальное свидетельство чему прилагаю, прошу обратить внимание на выражаемую мной просьбу выделить мне, согласно вышеозначенным основаниям, тарелку борща и котлету за наличный расчет". — Вот так примерно начали выражаться.