Мария Стюарт - Родерик Грэм

Прежде чем Мария смогла ответить, Гиффорд сообщил Уолсингему, что к нему явился Баллард, жаловавшийся на бездействие Моргана и Пэджета. Уолсингем составил заметки относительно того, как следует поступать с «участниками и заговорщиками», поскольку теперь у него в изобилии имелись улики, чтобы арестовать и судить Бабингтона, Балларда, Сэведжа и всю группу. Благодаря бездействию — ведь она не информировала Паулета о намерениях Бабингтона немедленно — Марию уже можно было счесть виновной в измене согласно условиям акта об ассоциации, но Уолсингем хотел получить письменное свидетельство одобрения ею заговора. Филипс просто сказал: «Мы ждем, что со следующим письмом она откроет свое сердце».

16 июля Мария наконец ответила Бабингтону, и из всех ее сомнительных действий составление этого письма, несомненно, было самым глупым. Ее прежнее решение вернуться в Шотландию и затем бежать в Англию привело к катастрофическим последствиям, ее соучастие в составлении Крейгмилларского договора было крайне опрометчивым, как и ее брак с Босуэллом, но теперь она клала голову прямо на плаху. Письмо было длинным. Сначала она продиктовала черновик Но по-французски, затем Кёрл перевел его и зашифровал.

Послание гласило:

«Пишите мне так часто, как сможете, обо всех делах, которые сочтете важными для моего блага, а я не замедлю ответить со всей тщательностью, на какую способна… Тем временем католики здесь подвергаются всевозможным преследованиям и жестокостям и ежедневно уменьшаются в числе, теряют могущество, деньги и власть… Ради общего блага этого государства я всегда готова рискнуть жизнью и всем, что имею и на что надеюсь в этом мире».

Затем Мария обратилась к вопросам снабжения, затронутым Бабингтоном:

«Сколько всадников и пехотинцев Вы можете собрать? На какие города, порты и гавани Вы можете рассчитывать без помощи из Нидерландов, Испании и Франции? Какие места Вы считаете самыми подходящими для сбора главных сил? Какие иностранные силы Вы собираетесь использовать и как долго им будут платить? Какие укрепления и форты лучше всего подходят для их высадки в этом королевстве? Каковы распоряжения относительно обеспечения их доспехами и деньгами?»

Пока что в своем ответе Мария дает согласие на открытое восстание, принимая план Бабингтона поставить ее во главе армии вторжения. Но затем следует самая спорная фраза. Когда все вышеупомянутое окажется на месте: «Отправьте шестерых джентльменов выполнять их работу, приказав, чтобы, как только они исполнят свой план, меня немедленно увезли из этого места». Или в другой версии, о которой речь пойдет дальше: «Пусть те шесть джентльменов, что решились убить Елизавету, возьмутся за работу, а когда она будет мертва, придите и освободите меня». Мария хотела знать: «Как именно меня увезут отсюда?» Необходимо было информировать Мендосу, а шифр писем Марии оставался нераскрытым. Она просила о военной помощи — «отправьте меня в самую гущу хорошей армии» — и выражала страх, что если Елизавета захватит ее, то «запрет… навсегда в какой-нибудь дыре, из которой я не смогу сбежать, если не сделает чего похуже». Мария обещала попытаться подстегнуть католиков Шотландии к восстанию и передать своего сына в их руки. «Я считаю, что стоит побудить к восстанию и ирландцев».

Затем она перешла к деталям: «В назначенный день я отправлюсь на верховую прогулку на вересковые пустоши между Чартли и Стаффордом. Там, как вы знаете, обычно бывает мало людей; пусть пятьдесят или шестьдесят вооруженных всадников на хороших лошадях прибудут туда и увезут меня. Они легко смогут это сделать, так как мой тюремщик обычно берет с собой восемнадцать или двадцать всадников, имеющих только кинжалы». Второй предложенный метод заключался в том, чтобы поджечь амбары и конюшни и помочь ей бежать в создавшейся суматохе. В качестве третьего варианта Бабингтон мог использовать повозки, чтобы доставить своих людей в Чартли прежде, чем гарнизон подняли бы по тревоге. Она мудро приписала: «Немедленно сожгите это письмо». Послание оканчивается припиской, в которой Мария спрашивала об именах «шести джентльменов», хотя теперь ее обычно рассматривают как фальшивку, вставленную Уолсингемом, чтобы увеличить шансы на их арест. Письмо написано почерком Филипса, на нем значится: «Это — копия письма королевы Шотландии». Прежде чем отправить расшифрованную версию Уолсингему, Филипс нарисовал на внешней стороне листа виселицу. Он был уверен в том, что это письмо должно отправить Марию на эшафот. 29 июля — через двенадцать дней после того, как Мария его отправила, — письмо было доставлено Бабингтону и расшифровано им и его собратом Чидиоком Тичборном.

Неужели Мария недвусмысленно одобрила заговор, ставивший целью убийство ее кузины? Если поверить второй альтернативной версии, то в этом нет сомнений. Но то, что сохранилось, — это копия Филипса, а он держал письмо при себе в течение нескольких дней, прежде чем отправить его Уолсингему. Оригинал и все заметки были, несомненно, уничтожены в Чартли. Если фраза оригинала — «отправьте шестерых джентльменов выполнять их работу» — и в самом деле там была, остается мало места для уверток. Задавалась ли Мария вопросом: какую «работу» эти шесть джентльменов должны были выполнить? Письмо Бабингтона к ней указало весьма четко: он открыто говорил о «казни». Считала ли Мария, что они захватят Елизавету и увезут ее в некую надежную тюрьму, так что женщины поменяются ролями? Подобное можно было утверждать, поскольку Мария настаивала, чтобы ее непременно освободили, даже если бы Елизавета была все еще жива и способна заточить ее в какую-нибудь «дыру». Вполне возможно также, что Мария просто находилась в стадии отрицания, не желая признаваться самой себе, в чем состоит цель «шести джентльменов», точно так же, как она не спросила, почему Французский Парис так «перемазался» перед убийством Дарнли. То, что она пыталась бежать, совершенно объяснимо. Мария была суверенной королевой, отправленной в заключение на весьма сомнительных основаниях, но теперь, сознательно или нет, она высказывала одобрение убийству монарха, за которым должен был последовать политический и религиозный переворот.

Филипс, вероятно, счел бы оригинальную версию достаточной для обвинения в измене, однако он знал обо всех трудностях, которые возникали, когда необходимо было убедить не только Тайный совет, но и Елизавету, так что он, вероятно, приправил это блюдо. Но даже и без них намек абсолютно прозрачен.

В тот же хлопотный день Мария написала пять других длинных писем Мендосе, Моргану, Шатонефу, архиепископу Глазго и сэру Фрэнсису Инглфилду[122], благодаря их за обещанную помощь и сообщая, что одобряет планы Бабингтона. Она отметила, что в Чартли прибыл Филипс, но ничего не заподозрила. Теперь она готовилась к освобождению и возведению ее на английский престол. Однако 19 июля Филипс писал Уолсингему о Бабингтоне: «Я рассчитываю на то, что вы его быстро задержите». Он надеялся, что Елизавета повесит Но и Кёрла, и с сожалением узнал о том, что Балларда не арестовали. 2 августа Бабингтона и остальных объявили изменниками, хотя перед арестом Бабингтон писал Марии, чтобы она не волновалась: «Они выполнят то, что поклялись сделать, или умрут». Уолсингем надеялся, что Бабингтон пришлет Марии подробный ответ, но решил, что «лучше не иметь ответа, чем не иметь человека», и отдал приказ о массовых арестах. 21 июля Гиффорд бежал во Францию, написав 3 сентября Уолсингему с просьбой оплатить его счет на 40 фунтов, а на следующий год его рукоположили в священники. Впоследствии его арестовали в борделе за неподобающее поведение, и он скончался в тюрьме в ноябре 1590 года.