Золотой человек - Филип Киндред Дик

биологии. Очевидно, существа эти относились к простейшим и представляли собой не что иное, как примитивные одноклеточные организмы, не превосходящие развитием морскую звезду. Морские звезды, сами знаете, способны к тому же самому.

Продолжив чтение, я наткнулся еще на одно невероятное откровение, брошенное автором походя, как ни в чем не бывало, без малейшего трепета:

«…возле кинотеатра мы разделились, частью направившись внутрь, а частью – в кафе по соседству, поужинать».

Так и есть, бинарное деление! Разделившись пополам, образуют две особи. Вероятно, нижние их половины отправились в кафе, поскольку туда идти дальше, а верхние остались смотреть кино. Трясущимися руками я перевернул еще страницу, и еще, и еще, и вскоре… Да-а, вот это действительно нечто! Разобрав первую же строку, я просто остолбенел:

«… – Боюсь, сомнений не остается. Бедняга Бибни снова потерял голову».

Далее следовало:

«…а Боб говорит, он – абсолютно бесхребетное существо».

Тем не менее упомянутый Бибни явно чувствовал себя не хуже следующего персонажа! Впрочем, этот следующий оказался личностью ничуть не менее странной. Вскоре о нем отозвались как об особе «…начисто лишенной мозгов».

Следующий фрагмент тоже не оставлял ни малейших сомнений. Джулия, которую я до тех пор считал единственным человеческим существом в окружении инопланетян, оказалась точно таким же инопланетным созданием, как и все прочие:

«…и Джулия, прекрасно сознавая, что делает, отдала свое сердце юноше».

Как он в итоге распорядился упомянутым органом, осталось неясным, но, по правде сказать, это меня уже не интересовало. Судя по развитию событий, Джулия продолжила жить в обычной манере, подобно всем остальным героям романа. Созданиям бессердечным, безруким, безглазым, безмозглым, беспозвоночным и вдобавок при необходимости делящимся надвое. Ничтоже, как говорится, сумняшеся.

«…а вслед за этим отдала ему и руку».

У меня засосало под ложечкой: теперь этот прохвост завладел не только ее сердцем, но и рукой! Страшно подумать, что он за это время успел с ними проделать!

«…его пальцы сомкнулись на ее локте».

Очевидно, соскучившись ждать, он начал разбирать ее на части сам, без позволения. Побагровев, я вскочил на ноги, захлопнул книжку… однако еще от одного упоминания тех самых беспечных, непоседливых частей организма, что навели меня на след, уберечься все-таки не успел:

«…пройдя вдоль дороги, он свернул на скошенный луг, а ее глаза неотвязно, неотступно следовали за ним».

Опрометью выбежав из гаража, я поспешил в жарко натопленный дом, будто эти треклятые глаза неотвязно преследовали меня самого. Жена с детьми, сидя за кухонным столом, резались в «Монополию». Присоединившись к ним, я с неистовым азартом, стуча зубами, вытирая разгоряченный лоб, принялся бросать кубики и двигать фишку.

Нет, с меня хватит! Знать больше ничего не желаю. Пусть живут здесь, среди нас. Пусть вторгаются, пусть завоевывают, а я в это дело ввязываться не хочу.

И без того, знаете ли, до сих пор сердце в пятках.

Золотой человек

– У вас тут всегда такая жара? – во весь голос осведомился заезжий коммивояжер, обращаясь разом ко всем сидящим за стойкой и в ветхих полукабинках вдоль стены.

Ничего необычного: толстячок средних лет с добродушной улыбкой на пухлых губах, в мятом сером костюме, в насквозь пропотевшей белой рубашке, в печально поникшей, сбившейся на сторону «бабочке» и шляпе-панаме…

– Нет, только летом, – ответила официантка.

Никто даже не обернулся. Мальчишка с девчонкой лет шестнадцати, занявшие одну из полукабинок, не сводили пристальных взглядов друг с друга. Двое рабочих – рукава засучены по локоть, волосатые предплечья потемнели от загара – сосредоточенно поглощали фасолевый суп с булочками. Поджарый фермер с обветренным лицом. Пожилой коммерсант в костюме темно-синей саржи, в жилетке и с карманными часами. Смуглый шофер такси с вытянутым, точно крысиная морда, лицом, попивающий кофе. Усталая домохозяйка, заглянувшая главным образом, чтобы на минутку присесть и избавиться от многочисленных свертков…

Коммивояжер вынул из кармана пачку сигарет, с любопытством оглядел обшарпанное кафе, закурил, оперся локтями о стойку и обратился к сидящему рядом:

– Как называется ваш городок?

– Уолнат-Крик, – буркнул сосед.

Коммивояжер, небрежно зажав сигарету между пухлыми пальцами, отхлебнул кока-колы, помолчал с полминуты, полез за пазуху и извлек из внутреннего кармана потертый кожаный бумажник. Долгое время он задумчиво перебирал визитные карточки, какие-то записи, корешки от билетов и прочий бесчисленный, изрядно засаленный бумажный хлам, и, наконец, отыскал фотоснимок.

Взглянув на фото, он улыбнулся от уха до уха, а после с придыханием, с хлюпаньем захихикал.

– Гляньте-ка, – сказал он сидевшему рядом.

Сосед демонстративно уткнулся в газету.

– Эй, да взгляните же! – Пихнув соседа локтем, коммивояжер сунул фотоснимок ему под нос. – Как впечатления, а?

Его сосед раздраженно вздохнул и нехотя перевел взгляд на фото. Снимок оказался поясным портретом обнаженной женщины лет тридцати пяти: голова опущена так, что лица почти не видно, необычайно белая кожа сплошь в складках морщин… а от ключиц к талии спускаются в два ряда четыре пары вислых, дряблых грудей.

– Видали такое когда-нибудь? – закудахтал коммивояжер и, озорно блеснув покрасневшими поросячьими глазками, расплывшись в похабной улыбке, еще раз пихнул соседа локтем.

– Видал, – буркнул тот и, брезгливо поморщившись, снова уткнулся в газету.

Заметив, что поджарый пожилой фермер тоже смотрит на фотокарточку, коммивояжер предупредительно передал снимок ему.

– Как вам такое, папаша? Здорово, а?

Фермер без тени улыбки осмотрел порядком растрескавшийся фотоснимок, перевернул его, неторопливо окинул взглядом оборотную сторону, еще раз взглянул на изображение и щелчком ногтя отправил карточку коммивояжеру. Снимок, соскользнув со стойки, закувыркался в воздухе и приземлился на пол лицевой стороной вверх.

Коммивояжер поднял фото, отряхнул и бережно, едва ли не с нежностью спрятал в бумажник. Официантка, невольно взглянув на снимок, поспешила отвести взгляд.

– Красавица, а? – подмигнув ей, заметил коммивояжер. – Верно, не так ли?

Официантка равнодушно пожала плечами:

– Не знаю. Под Денвером я на них насмотрелась досыта. Целую колонию видела.

– Этот снимок как раз там и сделан. В денверском лагере СИД.

– Живые-то там еще есть? – спросил фермер.

– Шутите? – Коммивояжер, безжалостно рассмеявшись, коротко, резко рассек воздух ребром ладони. – Конечно же, нет! Искоренены подчистую.

Теперь его слушали все. Даже ребятишки из старшей школы в полукабинке отвлеклись друг от друга, выпрямились и завороженно, округлив глаза, уставились на приезжего.

– Вот мне около года назад, под Сан-Диего, довелось повидать действительно чудную породу, – сказал фермер. – С крыльями, как у летучих мышей, но без единого перышка. Кожа как человеческая, и крылья тоже – кожа да кости.

– Крылья – это еще что, – вклинился в разговор шофер такси. – В Детройте двухголового изловили. Я сам его видел, на выставке.

– Прямо живого? – удивилась официантка.

– Нет. К тому времени уже усыпили.