Имортист - Юрий Никитин

Тяжелые, как горы, мысли толклись в черепе, сшибались с пушечным грохотом, я вздрагивал, как в лихорадке, неотрывно следил за экранами. Баррикады выстроили еще в трех местах, но дальше наступило странное затишье, словно мятежники еще не решали: идти ли на захват телецентра или же двинуться прямо в Кремль, чтобы смести этих высоколобых ублюдков, что убрали из телепередач всю порнуху, все секс-шоу и такие прикольные соревнования по плевкам и забрасыванию друг друга дерьмом.

Ввиду срочности делегаты Генерального Совета имортизма съехались в Москву уже через три дня. Для заседаний отвели самый красивый и парадный зал Кремля: Екатерининский, где происходят массовые награждения или крупные чествования.

Я первые пару часов с утра разбирал проблемы с переводом на новые режимы работы нефтяной отрасли, утверждал разработку залежей никеля и олова в Приморье, там вокруг комбинатов надо строить целые города, чтобы остановить отток местного населения, Волуев наконец появился в дверях, постучал ногтем указательного пальца по циферблату наручных часов.

– Иду, – сказал я. – Иду! Уже собрались?

– Да, господин президент.

– Пойдем. Мне стульчик оставили?

– Вы в президиуме, господин президент!

– Сейчас я не президент, – ответил я. – Это мои соратники.

– Все равно президент, – подчеркнул он. – А кто создал имортизм?

Зал блистал, залитый огнем сотен и тысяч электрических ламп, свет дробится в хрустальных люстрах, играет на золотой окантовке множества кресел, две трети мест занято, все присутствующие как будто получили дополнительный заряд бодрости, глаза блестят, лица светятся счастьем. Хоть и знают, что назревают большие неприятности, но при демонстрации такого могущества как-то не верится, что нас можно сокрушить или хотя бы потеснить…

Я торопливо оглядел зал, прежде чем переступить порог, сердце сжимается в предчувствии неприятностей. Генеральный Совет в полном составе. Есть еще и Высший Совет движения, это то же самое, что Политбюро, а Генеральный Совет в данном случае идентичен Пленуму ЦК КПСС, очень удобная, кстати, структура, но наши имортисты, понятно, поспешили дистанцироваться даже от таких названий, а мне было все равно, хоть меджлисом назови или вечем.

Вертинский, как опытный организатор, сразу взял ведение собрания в свои руки, быстро провел голосование по выбору в президиум собрания, это рутина, но проделал так умело и безукоризненно, что его же единогласно утвердили председателем.

Я сидел скромненько за столом, нас поместилось всего семеро: Вертинский, Атасов, Седых, Тимошенко, а также Кульнев и Рогов, которые так много сделали для победы нашего движения на выборах. Я оказался между Седых и Тимошенко, как раз посредине, как бы символизируя центральную власть, в то время как Вертинский с самого краю, что тоже символично, однако с его места ближе всего к трибуне, что в наше время всесилия СМИ немаловажно…

Имортисты в зале по большей части для меня незнакомые, да и не такие уж публичные мы люди: все предпочитаем работать, создавать, творить, а не с легкодоступной болтовней как можно чаще показываться по жвачнику.

Вступительные речи прослушал, стоило только посмотреть на лицо Вертинского, чтобы понять: все это ерунда, смазка лыж, а схватка впереди, уже приближается…

И все равно меня почти застало врасплох, когда Вертинский с трибуны заговорил о концепции «мягкого имортизма», о необходимости такого течения или ветви, назовите как хотите, в могучем потоке уже всемирного имортизма. Зал затих, слушают очень внимательно, лишь немногие выражают некоторое недоумение, но очень сдержанно: вскинув брови, слегка морщатся, бросают осторожные взгляды на соседей: как реагируют они?

Вертинский излагал кратко, емко, умело, все звучало настолько убедительно, что у меня внутри все сжалось, а в гортани появился ком. А что, если… если он прав? Все мы – люди, жесткие условия выносим только при острой необходимости, а сейчас нет вроде бы катастроф, катаклизмов, когда необходимо сцепить зубы и отказываться от сладкого, иначе можно вообще потерять жизнь…

Все-таки я вздрогнул, Вертинский в конце речи повысил голос и заговорил уже четко, резко, умело применяя интонации властного лидера:

– Я настаиваю, настаиваю на разработке концепции варианта «мягкого имортизма»! Сам я, напоминаю, имортист. Я не стал разрабатывать втайне…

Седых спросил с подозрением:

– Но какие-то наработки уже есть?

Вертинский сдвинул плечами:

– Как юрист вы знаете, что я могу ответить. Но я говорю честно: да, есть. И очень даже получаются сильные тезисы. Напоминаю, не во вред имортизму, а именно в его поддержку! Мы, вооруженные исторической перспективой не только наших предков на деревьях, но и взлетом, а затем и падением разных блестящих учений, можем заранее принять меры… Все мы знаем закон, что революции задумывают гении, совершают авантюристы, а пользуются ими сволочи, и что после всесокрушающей волны всенародного энтузиазма любая революция идет на спад. Авантюристы, то есть энтузиасты, то ли вымирают, то ли сами превращаются в сволочей, не знаю, но очень скоро все начинают бурчать на излишнюю суровость революцьенной морали, жестокость законов и неулыбчивость правителей. Вот для этого спада я и разрабатывал вариант мягкого имортизма, который я назвал имотернизмом…

Седых снова поинтересовался:

– Что за зверь?

– Имотернизм, – сказал Вертинский с воодушевлением, – в нем что-то от «через тернии к звездам», не находите? Кстати, так или примерно так и намеревался назвать имортизм наш господин президент, когда он еще не был президентом. Хотя здесь «имо» от латинских: «immortality», а тернизм от «eternity». Как видите, даже по названию он практически идентичен имортизму. Да и по сути все то же, только…

– Тех же щей, – перебил Седых, – да пожиже влей?

– Не совсем так, – возразил Вертинский. – Тех же щей, но со сметанкой!.. И с кусочком обжаренного сала. Хоть и вредно для печени, зато как вкусно… ух!.. Таким образом мы предотвратим выход основной массы народа…

Седых раскрыл рот, но Тимошенко опередил:

– Основная масса в имортизм и не входила!

– Я имею в виду, – поправился Вертинский, – основной массы имортистов. Должен сказать сразу, я уже ознакомил с вариантом мягкого имортизма, точнее, уже имотернизма, всех… или почти всех членов правительства. И, конечно же, Высшего Совета.

Это удар, я об этом не знал, все проделали за моей спиной, я поинтересовался как можно сдержаннее:

– А почему не опубликовали? Не выложили, к примеру, в Интернет?

Он развел руками:

– Успеется. Я все же надеюсь, что мы создадим такую партию цивилизованным путем.