Сталин и писатели Книга четвертая - Бенедикт Сарнов

Могло ли быть такое?

То есть вообще-то могло быть всякое. И даже страховой полис, о котором Остап Бендер говорил, что только он один может дать человеку полную гарантию безопасности от любых невзгод, — даже он, если бы вдруг возникла такая необходимость, не мог бы не только постоянных авторов «Правды» Ильфа и Петрова, но и самого тогдашнего главного редактора этой газеты Н.И. Бухарина защитить от этой и даже более страшной участи.

И все-таки тут что-то не так.

Наверняка для ареста и ссылки в места отдаленные В. Масса и Н. Эрдмана была еще и какая-то другая, более основательная причина, чем сочиненное и напечатанное ими в альманахе «Год шестнадцатый» «Заседание о смехе». (Не говоря уже о М. Вольпине, который к созданию означенного сочинения вообще никакого отношения не имел.)

Да, такая причина действительно была. И в тогдашних литературных — да и не только литературных — кругах о ней было довольно широко известно.

На каком-то важном кремлевском приеме, куда были приглашены и где выступали лучшие артисты страны, к Василию Ивановичу Качалову, уже прочитавшему кое-что из своего обычного репертуара, обратился кто-то «из публики» с просьбой прочесть что-нибудь веселое, смешное. И Василий Иванович, бывший в тот момент, как видно, уже слегка подшофе и не вполне сообразив, перед кем выступает, прочел кое-что из своего, так сказать, домашнего репертуара.

Жена Николая Робертовича Эрдмана (точнее — одна из его жен) Наталья Васильевна Чидсон рассказывает об этом так:

► Поводом для ссылки послужили, как говорили, басни и стихи Николая Робертовича, которые прочел Качалов на одном из приемов. Стихотворение называлось «Колыбельная». Вот его текст:

КОЛЫБЕЛЬНАЯ

Видишь, слон заснул у стула,Танк забился под кровать,Мама штепсель повернула,Ты спокойно можешь спать.За тебя не спят другие,Дяди взрослые, большие.За тебя сейчас не спитБородатый дядя Шмидт.Он сидит за самоваром —Двадцать восемь чашек в ряд, —И за чашками героиО геройстве говорят.Льется мерная беседаЛучших сталинских сынов,И сияют в самовареДвадцать восемь орденов.«Тайн, товарищи, в природеНе должно, конечно, быть.Если тайны есть в природе,Значит, нужно их открыть».Это Шмидт, напившись чаю,Говорит героям.И герои отвечают:«Хорошо, откроем».Перед тем как открывать,Чтоб набраться силы,Все ложатся на кровать,Как вот ты, мой милый.Спят герои, с ними ШмидтНа медвежьей шкуре спит.В миллионах разных спаленСпят все люди на земле...Лишь один товарищ СталинНикогда не спит в Кремле.

Аудиторией, к которой оно было неосторожно обращено, стихотворение это вполне могло быть воспринято как издевательское. А последние его строки так и вовсе смахивали на «оскорбление величества».

Но я не случайно обратил внимание читателя на то, что Наталья Васильевна была одной из жен Николая Робертовича. Точнее — она была второй его женой, и познакомились они незадолго до войны, в 1940 году. Так что историю, о которой вся театральная Москва говорила семью-восемью годами раньше, она вполне могла знать лишь приблизительно и рассказать о ней не совсем достоверно.

На мысль о недостоверности этого ее рассказа наводит то, что герои-полярники, о которых говорится в стихотворении, героями стали позже — после эпопеи по спасению челюскинцев. Да и сам Шмидт, хоть полярным исследователем стал гораздо раньше, звания «Героя Советского Союза» удостоился только в 1937-м.

Гораздо достовернее та же история выглядит в изложении Анны Владимировны Масс — дочери Владимира Захаровича Масса, бывшего, как она уверяет, главным героем и чуть ли даже не единственной жертвой разразившегося скандала:

► Летом 1933 года Владимир Захарович <Масс> работал в составе киносъемочной группы в Сочи. Снимались «Веселые ребята»...

Как рассказывал мой отец, в Сочи случилось следующее. Он жил в одном гостиничном номере с Леонидом Утесовым. Июньской ночью в гостиницу явились двое военных и приказали следовать за ними.

— Утесов крикнул мне из окна: «Владимир Захарович, как же вы без плаща?» — и кинул свой плащ. Так меня и увезли в утесовском плаще.

Что же произошло?

Знаменитый в те годы артист МХАТа Василий Иванович Качалов был приглашен на правительственный прием в честь японского посла. Он прочитал несколько своих классических монологов, после этого устроители приема попросили его почитать что-нибудь легкое, эстрадного характера. И Качалов, не осознав, где и перед кем он выступает, прочитал три <басни> <Масса> («Фуга Баха», «Об очковтирательстве», «Случай с пастухом»). <Басни> этого цикла были известны узкому кругу писателей и актеров, в них отразилась литературная полемика, главным образом с рапповцами и рапповской критикой. Качалов закончил чтение <басен>.

В воздухе повис роковой вопрос:

— Кто автор этих хулиганских стихов?

И участь моего отца была предрешена...

Одновременно с Владимиром Массом был арестован и выслан в Енисейск Николай Эрдман — только что был опубликован в альманахе «Год шестнадцатый» их фельетон «Заседание о смехе».

А «Веселые ребята» вышли в срок и начали свое триумфальное шествие в пространстве и времени, только имен сценаристов в титрах не было. (Ныне имена авторов сценария восстановлены.)

В. <Масс> был выслан в Тобольск.

Получается, что Н. Эрдман влип в эту историю чуть ли не случайно: как соавтор Масса по злополучному «Заседанию о смехе».

На самом деле это было, конечно, не так. Но сообщению Анны Владимировны, что читал Качалов на том правительственном приеме в честь японского посла только басни В. Масса и какие именно, верить, я думаю, можно.

Итак, сойдемся на том, что в тот вечер Качаловым были прочитаны только эти три басни:

► ФУГА БАХАОднажды Бах спросил свою подругу:«Скажите мне, вы любите ли фугу?»Смутясь и покраснев, как мак,Подруга отвечала так:«Не ожидала я увидеть в вас нахала.Прошу вас, не теряйте головы.Я — девушка и в жизни не видалаТого, что здесь назвали вы».Мораль: у девушек, почти без исключенья,Богатое воображенье.

► СЛУЧАЙ С ПАСТУХОМОдин пастух, большой затейник,Сел без штанов на муравейник.Но муравьи бывают люты,Когда им причиняют зло,И через две иль три минутыОн поднял крик на все село.Он был искусан ими в знак протеста.Мораль: не занимай ответственного места.

И, наконец, — третья, последняя:

► ОБ ОЧКОВТИРАТЕЛЬСТВЕ

В одном термометре вдруг захотела ртутьДостигнуть сорока во что бы то ни стало.И, в сей возможности не усомнясь нимало,Пустилась в путь.

— Энтузиазм большая сила!Вскричала ртуть и стала лезть.Но ничего не выходило:Все тридцать шесть и тридцать шесть.

— Ура! Вперед! На карте честь! —Она кричит и лезет вон из шкуры.Все тридцать шесть.

А что ж, друзья, и в жизни естьТакого рода Реомюры:

Кричат: «Ура!»Кричат: «Пора!»А не выходит ни хера.

Если первая из этих трех басен могла возмутить только нравственное чувство целомудренной большевистской верхушки, то о двух других этого уже не скажешь.

Мораль одной из них («не занимай ответственного места») кое-кто из присутствующих вполне мог принять и на свой собственный счет. Ну, а что касается басни про ртуть, то в ее антисоветском характере и вовсе трудно было сомневаться. Уж очень и сюжет ее, и мораль («Кричат: «Ура!» Кричат: «Пора!» А не выходит ни хера!») напоминали главный тогдашний партийный, государственный лозунг: «Догнать и перегнать ведущие капиталистические страны!» Страна напрягалась из последних сил, но, в точном соответствии с моралью этой басни, «не выходило ни хера».

Все это было вполне достаточным основанием для того, чтобы кто-то из присутствующих (по слухам, это был Ворошилов) гневно вопросил: