В Дикой земле (СИ) - Крымов Илья Олегович

Волшебник вырвался из-под крон на берег широкой, но неглубокой речки, побежал, ощущая ногами ледяную влагу, оскальзываясь на покрытых водорослями камнях, он почти добрался до противоположного берега, когда внезапно осознал, что дышит чистым ночным воздухом, свежим и прохладным, что кровянистая грязь пропала из воздуха и луна, выглядывавшая из-за облаков, стала так бела! Сколь быстро можно отвыкнуть от естественной красоты мира, когда тебя её насильно лишили!

— Господи…

Он обратился к Дару, надеясь, что сможет сотворить ещё одно заклинание, последнее, просто телепортироваться прочь невзирая на риск угодить в пространственную аномалию! Между бедой вероятной и гибелью неотвратимой, он выбирал первое и… Что-то взорвалось с такой силой, что речное дно исчезло из-под ног, а потом ударило в них и серый маг упал в холодную воду. Он чуть не захлебнулся, носимый обезумевшей вдруг рекой, но когда всё образовалось, увидел, что её перегораживало теперь два ствола исполинских елей слева и справа от него. Они росли на берегу, с которого Тобиус пришёл, но теперь были выворочены из земли, а у торчавших кривых корней, в клубах накатывавшего тумана высилась фигура триглава.

Чудовище двинулась по воде, оставляя сородичей и рабов позади; тогда и стало ясно вдруг, что чистый лунный свет был единственным, не боявшимся Ярона. Он отбросил тёмные покровы, явив человеку истинный образ… и тот оказался ужаснее многих тварей, виденных Тобиусом доселе. Огромное тело покрывала шкура, изрезанная старыми шрамами, шерсть была чёрной и слипшейся от крови, а там, где белое пламя коснулось владыки фа’ун, плоть сгорела, края ожогов покрыли громадные волдыри и тошнотворный запах гари вился вокруг кольцами сизого дыма. Сильнее остальных пострадала левая сторона тела, особенно левая голова. Кости её оголились и почернели, один рог превратился в угольный обломок, один глаз запёкся в глазнице и сквозь прорехи в мясе виднелись челюсти с десятками острых зубов… тех из них, что не выкрошились.

Средняя голова пострадала много меньше, правой же повезло. Обе они имели неясные, смешанные черты: козлиные, бараньи… медвежьи? Чего-то иного, чего-то хищного, голодного до кровоточащего парного мяса. Одно лишь не изменилось в образе чудовища, — его уцелевшие глаза горели алым. Роняя слюну, выдыхая неровное блеяние, Ярон наступал. Он был слишком взбешён, чтобы говорить, думать, громадные когтистые ладони тряслись в нетерпении, вода вокруг копыт окрашивалась бурым, вымывая из шерсти кровь, ещё десяток шагов, ещё…

Тобиус поднялся. На это ушли последние крохи его сил, но невзирая на всё пережитое, невзирая на страх и неспособность отвести взгляд от этих страшных клыков, смерть свою он хотел принять стоя. И тогда, на берегу, которого волшебник чуть-чуть не достиг, в темном проёме меж двух обычных берёзок возжёгся свет. Ярон остановился посреди запруженной реки, уставившись жертве за спину.

— Ты… — простонал он. — Нет… Нет! Не может быть! Нет! ТЫ УМЕРЛА!!!

Тобиус тоже обернулся и увидел… нечто вроде… арки? Мягко светившегося абриса, помещённого в проём из деревьев. Посреди этого, вероятно… портала?! Посреди него стояла невысокая полная фигурка, тёмная и непроглядная.

— Если хочешь жить, мальчишка, то беги!

И человек побежал, будто не истратил этой ночью всё, будто не умер бы от перенапряжения сил, кабы промедлило чудовище. Он бросился к неизвестной, безымянной, может быть, ложной надежде, предвосхищая каждый миг когти, пробивавшие спину, но прежде чем что-то впилось в его измученное тело, маг оказался перед невысокой старушкой, опиравшейся на клюку. Маленькая пухлая рука схватила его за предплечье и с неожиданной силой швырнула в портал, а затем абрис прохода погас.

Осталась лишь она, сгорбленная несметным количеством лет старица в тёмном платье, с головой, перетянутой платком. И остался триглав, который запоздало бросился за человеком, но не успел схватить того, ибо незримая сила отшвырнула его назад. Теперь Ярон стоял в воде на всех четырёх и бешено блеял, выгибая спину дугой, мотая головами, будто пытаясь боднуть хоть кого-то.

— ЗАЧЕМ?! ЗАЧЕМ?! ЗАЧЕМ?!! ЗАЧЕМ ТЫ ЭТО СДЕЛАЛА?!! ЗАЧЕМ?!!

Старушка тихо усмехнулась, храня обе руки на клюке:

— Чтобы посмотреть, как ты мучаешься, Ярон. Чтобы насладиться твоей беспомощной яростью и болью. Тебе же больно, правда? Ну же, порадуй меня ещё.

— ТЫ ТОЛЬКО ЗА ЭТИМ ЯВИЛАСЬ, СТАРУХА?! ТОЛЬКО ДЛЯ ЭТОГО ВЕРНУЛАСЬ ИЗ НЕБЫТИЯ?! ДА БУДЬ ТЫ ПРОКЛЯТА!!!

Скрипучий старушечий смех разнёсся в ночи.

— КТО?! — ревел триглав. — КТО ПОСТУПАЕТ ТАК СО СВОИМИ ДЕТЬМИ?!!

— ДЕТЬМИ?!! — возопила она в ответ, силой одного лишь голоса швырнув гиганта назад и заставив сжаться. — НЕБЛАГОДАРНЫМИ ДЕТЬМИ, КОТОРЫЕ ЗАБЫЛИ ПУТЬ К АЛТАРЯМ РОДНОЙ МАТЕРИ!!!

Старушка засеменила к воде, на глазах становясь выше, шире, а потом ещё выше и ещё шире, она ширилась и разрасталась, вылезая из прежнего обличия как ужасная бабочка из крохотного кокона. В конце концов, изменившаяся до неузнаваемости великанша нависла над повелителем фа’ун горой и три алых глаза взирали с её ужасного козьего лика, и пять рогов росли из головы, и пасть полнилась зубами, и обвивал шею гигантский констриктор; её дряблые груди с чёрными сосцами ниспадали ниже живота, — растянутого и обвисшего чрева, давшего жизнь несметным полчищам детей; от угольно-чёрной шерсти на её кривых козлиных ногах шёл удушающий смрад, который всё же не мог сравниться с тем, что она выдыхала из пасти.

Великанша сдавила среднюю голову Ярона парой когтей и поднесла его, бессильно дрожавшего, к своему лицу.

— Я ПОРОДИЛА ТЕБЯ, ЯРОН, НО ЕСЛИ ПОД СЕНЬЮ МОИХ — МОИХ!!! — ЛЕСОВ ТЫ ЕЩЁ ХОТЬ РАЗ ПОСЯГНЁШЬ НА ЭТОГО ЧЕЛОВЕКА, Я СОЖРУ ТЕБЯ!!! СОЖРУ ТАКЖЕ, КАК СОЖРАЛА ТВОИХ СТАРШИХ БРАТЬЕВ, ЯРОН, И НА ЭТОТ РАЗ ОТЕЦ НЕ ЗАСТУПИТСЯ ЗА ТЕБЯ!!!

Триглав упал обратно в воду, а плоть на дряблом животе великанши проросла длинным вертикальным разрезом, который раскрылся, явив лунному свету огромную зубастую пасть. Увидев сие, повелитель фа’ун бросился прочь, визжа и блея, не помня собственного имени, не желая оглядываться или останавливаться никогда! Чудовищное воинство долго не могло нагнать его.

Какое-то время она ещё стояла на реке, наслаждаясь ощущением давно утраченного могущества, но всему приходит конец, как пришёл он и ей. Жуткий образ стянулся и свернулся, Эгге вновь превратилась в маленькую старушку в чёрном вдовьем наряде. Она сняла с шеи змейку, обернула её обратно в клюку и растаяла в воздухе.

Когда Тобиус прошёл сквозь портал, он очутился на обширной поляне, где невзирая на осеннюю ночь, царил тёплый воздух. Над высокими травами перелетали светлячки, небо было чистым и звёздным, пахло летом.

Посреди поляны стоял приземистый, но добротный домик, старый, с поросшей мхом крышей, но крепким крыльцом и дымком, поднимавшимся из печной трубы. Оглядевшись же, волшебник обнаружил, что по краю поляны возвышалась колоннада из громаднейших менгиров, перекрытых сверху кругом таких же громадных каменных балок. Тобиус впервые в жизни своими глазами видел языческий кромлех, и от камней тех шла сильная энергия. Волшебник даже перестал ощущать близость смерти.

— Чего стоишь? — послышался дребезжащий голосок подле. — Давай заходи, вода нагрета, еда готова, кровать застелена свежим. Я всё подготовила. Давай скорее, не век же голышом бегать, мальчишка!

Старуха появилась как из воздуха и направилась к крыльцу, не дожидаясь ответа. Риву не оставалось ничего, кроме как последовать за ней в пахшее пищей, травами и ламповым жиром тепло домика. Внутри оказалось тесновато из-за обилия всякой утвари, но вообще жилище выглядело очень обжитым, очень чистым. В камине горели дрова, играли огоньки на фитилях настенных светильников, под потолком сушились пучки трав, на полках громоздились сосуды со всяким разным… некоторым из них лучше было бы иметь непрозрачные стенки.

— Идём-идём, — бормотала старушка, прислонив клюку к стенке, — сюда, в эту комнату. Сумку оставь на той вешалке и пошевеливайся, я не буду греть воду ещё раз!