Русская народная утопия (генезис и функции социально-утопических легенд) - Кирилл Васильевич Чистов

нему привязаны, что подходили к нему для получения благословения, кланялись ему в ноги, называя его отцом святым. В 1836 году подобные кельи были найдены и истреблены около деревни Уймонской. Старообрядческие часовни в деревнях Ай и Уймонской построены, как сказывают сами крестьяне, в 1823 году, но письменного сведения о сем, как в Смоленском Восточном правлении, так в Земском суде и при делах исправника нет. Причем Бийский исправник присовокупил, что деревни Тавдинскую, состоящую из 4-х, и Уймонскую из 5 домов, построенную даже с существующею в ней раскольническою часовнею, полезнее бы было ее все уничтожить, а крестьян, живущих там, причислить к деревням Ай, или другим Смоленской волости, где они могут жить в совершенном уповании. А нынешнее их проживание есть не что иное, как удержание себя в расколе и сокрытие по временам беглых раскольников, ибо деревня Уймонская отстоит от надзора волостного правления в городе Алтая за 300 лишним верст, в деревне же Ай некоторые раскольники присоединились уже ныне к единоверию и часовню свою имеют единоверческую.

О содержании такого донесения бийского земского исправника имею честь почтительнейше представить на благорассмотрение Вашего Сиятельства

Председатель Губернского Правления.

№ 2

РГИА, ф. 1284, оп. 198, д. 59, л. 34–35 об.

Выписка из донесения преосвященного Афонасия Епископа Томского Святейшему Синоду, от 30 ноября 1842 года, за № 3269.

Бийского округа, Смоленской Одигитриевской церкви, в приходе между прочим состоят деревни: а) Тавда, в ней государственных крестьян секты поповской 2 дома, 8 душ мужска и 15 женска пола, расстоянием от церкви в 105 верстах; б) Усть-Уба, государственных крестьян и поселенцев православного исповедания 4 дома, 14 душ мужска и 12 женска, раскольников секты поповщинской 1 дом, 6 мужского и 4 женска — в 92-х верстах; в) Уймонская, инородцев православного исповедания 1 дом, 6 мужска и 3 женска, раскольников секты поповщинской 13 домов, 53 мужеска и 50 женска — в 300 верстах; г) Нижне-Уймовская, раскольников поповщинской секты 4 дома, 15 муж. и 15 женска — в 315 верстах; д) Айское, государственных крестьян и поселенцев православного исповедания 9 домов, 36 муж. и 34 женска, раскольников поповщинской секты 3 дома, 15 муж. и 18 женска, от приходской церкви в 82-х верстах. По сей деревне в 1837 году присоединилось к Единоверию 6 мужска и 3 женска; а в 1839 году обратилось из раскола 98 муж. и 11 женска и предписано было присоединить их к единоверию Единоверческому священнику Попову, от 13 апреля того же года, после того, за перемещением Попова в Пермскую Епархию, поставлено в обязанность выполнить то Единоверческому же священнику Григорию Степанову, о чем предписываемо было ему указами из Консистории от 31 августа и 31 декабря 1841 года, 19 Генваря и 31 марта 1842 года, с требованием от него, по присоединении тех крестьян к Единоверию, донесения, в каком состоянии находится часовня в деревне Айской, кто именно в оную собирается и какое богослужение в ней и как совершается? Из числа вышеозначенных раскольников, пожелавших в 1839 году присоединиться к Единоверию, обратилось и присоединено к Православной церкви в 1841 году 10 душ мужеска и 5 женска пола, согласно их желанию, самими священноцерковнослужителями Смоленского прихода; Единоверческий же священник Григорий Степанов рапортом от 2-го июля 1842 года за № 86, в Консистории полученным 12 сентября, донес, что в силу предписаний 22 и 24-го июня присоединено им, Степановым, к Единоверию из беглопоповской секты государственных крестьян деревни Айской 15 муж. и 14 женска и деревни Красного Яру 19 муж. и 16 женска, а прочие той же деревни Айской 73 муж. и 91 женска и деревни Красного Яру 20 муж. и 21 женска пола не согласились поступить в Единоверие, будучи удерживаемы в расколе крестьянами Айской же деревни родными братьями Алексином и Артемьем Осиповыми; другие же крестьяне находятся в отлучках.

Что принадлежит до существования часовни в деревне Айской, то еще от 17 февраля 1836 года благочинный священник Торопов собирал сведения о крестьянских избах, обращенных в публичные раскольнические молельни и устрояемых вообще в часовнях престолах, доносил Епископу Агалиту, что в деревне Айской есть раскольническая часовня без престола с иконами и лампадами и при ней один колокол; по каковому случаю он, преосвященный, на основании указа Святейшего Синода, 2 апреля 1722 года, об упразднении оной часовни входил в сношение с господином Томским гражданским губернатором и получил отзыв, 5 февраля 1838 года, что часовня в деревне Айской выстроена гораздо прежде 17 сентября 1826 года. Священник же Степанов теперь доносит, что оную часовню в прошлом 1841 году в июне месяце подмыло водою от разлития реки Катуни, а иконы из нее вынесены той же деревни в дом крестьянина Ивана Сторыгина, куда собираются на молитвословие Айские крестьяне и начальствующий у них — означенный крестьянин Алексин Осипов. Консистория…

III. Следственное дело о побеге 1827–1828 гг.

Для дальнейшего осмысления беловодской проблемы в целом значительную роль сыграла статья Т. С. Мамсик «Беловодцы и Беловодье (по материалам следственного дела о побеге 1827–1828 гг.)».[1057] Одна из наиболее значительных попыток поисков Беловодья изучены ею по следственным материалам участников этого побега (79 человек), преимущественно жителей алтайских сел (так называемые «каменщики»). В процессе изучения этих следственных документов и документов, отложившихся в административных архивах, все время возникал вопрос — участники побега просто отправились поискать мест, более благоприятных для ведения хозяйства, или они действительно знали Беловодскую легенду и стремились уйти от начальственного надзора и взыскания повинностей. Естественно, что «беловодцы», для которых легенда имела побудительный характер, скрывали от допрашивающего их начальства свои подлинные намерения. Однако отрицательные признания подобного рода не исчерпывали намерений беглецов. Так, например, Прокопий Огнев признает, что отец говорил ему, что знает — за границей есть такие места, «кои изобильны зверями и рыбою, удобны для земледелия, кои легко и всегда могут их закрыть (т. е. „укрыть“ — К. Ч.) от преследования и поимки, что, наконец, хлеб и порох можно получать от живущих там азиатских орд, а особенно порох, который они сами выделывают» или, выше: «там можно скрыться в пустых и неизвестных местах…, чтобы свободно и беспрепятственно отправлять богослужение по правилам секты поморской…»[1058]

Т. Г. Мамсик убедительно подчеркивает, что речь идет не просто о старообрядцах поморского толка. Бегуны явно играли в воззрениях беглецов наибольшую роль. Вместе с тем, в следственных документах есть и прямые признания того, что целью побега было Беловодье. Так, в показаниях Василия Носкова прямо говорится, что они хотели бежать заграницу в место, «называемое Беловодье, изобильное