Гаяна (Иллюстрации Л. Гольдберга) - Петроний Аматуни

Улеглись первые впечатления, и началась наша деловая жизнь на Гаяне. Сперва я опасался, что из нас не выйдут хорошие консультанты, а тем более — руководители. Но у нас была наша энциклопедия, а ученые Гаяны быстро разобрались в ней и помогли нам.

5

Иногда мы бродили с Хоутоном по нарядным улицам Тиунэлы. Это были поистине «армянские прогулки». Если вы впервые слышите такое выражение — я поясню.

Помню в детстве комичные сценки, частенько повторявшиеся в нашей семье… Мама собирается на базар, а отец, заметив, что время еще есть, решает заполнить его чем-нибудь полезным.

«Зайду к Араму, — говорит он, — что живет в конце нашего квартала: выходной день… нехорошо без гостя», — и отправляется в путь, как Тартарэн в Альпы.

Не пройдя и трех шагов, он встречает Аршавира и стоит с ним малость. Через два дома отца останавливает манящая прохлада винного подвала, но сомнение колеблет его, пока из ароматного полумрака не доносится чей-то веселый голос: «Гай, спустись на минуту — столько новостей!..»

… Выбравшись на дневную поверхность, когда солнце уже высоко, отец ускоряет шаги, чтобы компенсировать непредвиденную задержку. Вот уже до жилища Арама совсем близко… Но тут перед отцом вырастает тощая высокая фигура — наша родственница, пятидесятилетняя тетя Астгик, которую все зовут «ориорт» (то есть барышня), ибо еще не родился на земном шаре мужчина, пожелавший завоевать ее неприступное сердце.

Болтливостью нашей ориорт Астгик гордился весь Ереван: остановить ее неутомимый язык было труднее, чем лошадь на скаку, увильнуть от него — так же замысловато, как от падающей крыши, если вы находитесь под ней, в запертом доме.

Впрочем, отец — самый мужественный и выносливый ее слушатель.

Когда беседе все же наступает конец, отец беспрепятственно стучит висячим железным молоточком о железный квадрат на воротах, пока вверху не появляется в окне лицо жены Арама, лениво объясняющей, что ее муж «утром вышел к тебе навстречу…»

После этого начинаются поиски приятеля, и в минуту, когда уставшее солнце скрывается за горы, отец вводит Арама в дом и невинно спрашивает у мамы, готов ли обед…

Вот это и есть настоящая «армянская прогулка», любимая Хоутоном. На пути мы останавливались со знакомыми и незнакомыми — на улицах столицы всегда полно гуляющих, — и наша «средняя техническая скорость» не превышала ту, которую установил для себя мой отец в выходные дни.

В тот день, о котором я хочу рассказать сейчас, я торопил Боба, но потом махнул рукой, когда он, обняв меня, сказал с милой, мальчишеской улыбкой:

— Куда ты спешишь? Давай пошатаемся по планете…

И мы пошли дальше, не меняя темпа. Возле стадиона Боб лукаво глянул на меня и потянул за рукав.

— Зайдем, старик. Меня осенила великолепная идея. Понимаешь, давно размышлял, что бы такое подарить Гаянцам?..

Стадион пуст, его прозрачная крыша излучает прохладу. Только возле плавательных бассейнов оживленно. Разыскав нескольких членов Совета стадиона, Боб принялся рассказывать им… о футболе.

Мы проторчали там часа три, не меньше, но Хоутон добился своего: в этот день родился гаянский футбол! Почему «гаянский» — вы еще узнаете. С этого дня футбол начал победоносное шествие по планете, ничем не останавливаемое, всеми поддерживаемое, покоряющее города и городишки. Он превратился в страстную спортивную пандемию, бесповоротно и навсегда.

— Эх, старик, — размечтался Боб, — когда у нас на Земле выбросят за борт любителей загонять атомные бомбы в чужие ворота, мы станем обмениваться настоящими футбольными командами и откроем матч на первенство космоса! А?

— Превосходно, Боб. Да будет так!

Глава одиннадцатая 

ТАЙНИК ВСЕЛЕННОЙ 

1

В то утро в эфире слабо прозвучали слова: «Ри уэй-рон», то есть: «Я — Ри-второй».

Слышать эти позывные было тягостно: это сигналы почтового снаряда Глебовых. Значит, с ними самими произошло такое, что мешало возвратиться домой. Когда позывные запеленговали — оказалось, что они доносятся… с направления, противоположного тому, куда улетел «Ри»: космическая торпеда шла почти тем курсом, какой держали мы… летя с Земли на Гаяну!

На экстренном заседании Совета не высказали ни одного, даже осторожного предположения, объясняющего загадку. Разработали схему поимки почтового снаряда, и опытнейшие космонавты вылетели навстречу, чтобы потом развернуться, уравнять скорость и снять «почту» Глебовых.

Задание Совета выполнили без заминки, и во Дворце Человека, а затем на всей планете стала известна судьба экспедиции.

2

… Первые признаки необычного появились задолго до вибрации: приборы световые, звуковые, телепатические — всех дублирующих систем, имеющихся на звездолете, сообщили о приближении мощного силового поля, характеризовать которое кибернетические анализаторы отказались.

Неизвестное поле не оказывало прямого воздействия на приборы — оно влияло каким-то образом на окружающую межзвездную среду и вещество звездолета. И потом уже, по этому влиянию, воспринимаемому приборами, можно было судить — с весьма приблизительной достоверностью — о самом «поле X», как по почерку судят о характере человека.

Вибрация началась импульсами, длящимися миллионные доли секунды. Сигнализаторы на панели запаса прочности успокаивали: конструкция и материалы корпуса прочны!

После того как частота вибрации возросла в несколько тысяч раз, Евгений Николаевич приказал Юль лечь в антивибрационный биотрон с тремя степенями свободы и включил аппаратуру анабиоза. Одному — легче; он понимал, что это человеческая слабость, но использовал свою власть командира.

Вибрация возрастала — Евгений Николаевич перешел в специальную кабину управления. Несколько крохотных толчков увели звездолет с курса. Казалось, перед звездолетом выросла невидимая стена.

Тогда Глебов позволил звездолету некоторое время идти измененным курсом.

Полет стал более спокойным, но часов через двадцать последовало повторное, более плавное, отклонение от курса. Создавалось впечатление, что звездолет сам «хочет» лететь вдоль невидимой стены.

Это никак не входило в планы экспедиции, а рассчитывать на случайную брешь было глупо. И Глебов принял новое решение — идя вдоль стены, уточнять ее направление и одновременно сбавлять скорость полета Он надеялся пробить стену на малой скорости, но с возрастающей мощностью, как это делает водитель электромобиля, преодолевая крутой подъем.