Хаски и его Учитель Белый Кот, Том I - Жоубао Бучи Жоу

и спросил. — Ведь в твоем характере нарушать любые правила?

Мо Жань: — ...

Некоторое время оба молчали. Чу Ваньнин закончил вытирать волосы и рассеянно убрал платок, затем бросил короткий взгляд на Мо Жаня.

— В любом случае, что ты здесь делаешь?

Мо Жань поспешно затараторил:

— Разве сейчас не конец года? Нужно рассортировать отчеты, накопленные за год. Я просто хотел помочь...

Чу Ваньнин оборвал его:

— Я знаю, что отчеты нужно рассортировать, но разве это не работа Ши Минцзина? Почему это делаешь ты?

Мо Жань пробормотал:

— У Учителя такая хорошая память...

Но Чу Ваньнин не был тронут этой лестью:

— Где он?

— Сегодня утром Ши Мэй сказал, что у него болит голова, а потом поднялась температура и он весь вспотел… — увидев выражение глаз Чу Ваньнина, Мо Жань поспешно закончил. — Извините, Учитель, я посоветовал ему остаться в постели. Не вините его за лень.

Такая самоотверженная забота о Ши Минцзине уколола Чу Ваньнина подобно острой игле. Его брови сошлись в почти болезненной гримасе. Он молчал некоторое время, потом спросил:

— Он в порядке?

Видя, что он его не винит, Мо Жань облегченно вздохнул:

— Я дал ему лекарство и ушел, когда он заснул. Думаю, что его полихорадит еще несколько дней, и он сможет вернуться к работе. Спасибо за заботу, Учитель.

— Кто сказал, что я забочусь о нем? Я просто спросил!

— Хм…

— Я ухожу. Отнесись к работе ответственно.

Чу Ваньнин вышел в одиночестве.

На Пике Сышэн ученикам было запрещено выполнять обязанности друг друга. Мо Жань был уверен, что Учитель накажет его, но Чу Ваньнин неожиданно спустил ему это так легко. Мо Жань застыл в изумлении. Только когда Учитель был уже далеко, он пришел в себя.

Среди снегопада едва виднелся одинокий силуэт. Мо Жань схватил зонтик, стоящий у двери, и выбежал под снег.

— Учитель! Учитель, подождите минуту!

Чу Ваньнин обернулся. Мо Жань остановился перед ним, стряхнул снег с зонтика и раскрыл его над ними.

— Снегопад еще не прекратился. Возьмите зонтик и идите.

Чу Ваньнин посмотрел на него и ответил:

— Не нужно.

Когда Мо Жань вложил ему в руку зонтик, Чу Ваньнин почувствовал только раздражение от его настойчивости. Отброшенный зонтик упал на снег, и порывом ветра его отбросило на несколько метров в сторону.

Чу Ваньнин уставился на зонтик, воткнутый в снег. Некоторое время он просто молча разглядывал его. Такая мелочь, ничего особенного. Он хотел оставаться таким же равнодушным, как и раньше. Просто уйти не оглядываясь, но неожиданно не смог пошевелиться.

Любая свеча в конце концов всегда погаснет, даже древний колодец со временем высохнет. Наступает момент, когда даже самый сдержанный человек сломается.

Чу Ваньнин повернул голову и, сердито взмахнув рукавом, крикнул:

— Мо Вэйюй, зачем ты провоцируешь меня?! Я не Ши Минцзин и не нуждаюсь в твоей заботе! — пока он говорил, золотой свет собрался в его руке. Мо Жань рефлекторно сделал шаг назад, думая, что Учитель собирается вызвать Тяньвэнь, чтобы снова выпороть его. Но золотой свет сияющим фонтаном поднялся над ними, образовав барьер против снега и ветра.

Мо Жань: — …

— Ты все еще думаешь, мне нужен твой зонтик?

Чу Ваньнин, казалось, был очень зол. Его пальцы быстро двигались. Барьер стремительно менял цвет от золотого до красного, от красного до фиолетового, от фиолетового до синего, а затем стал зеленым. Свойства барьера менялись вместе с цветом: сначала он защищал только от снега, потом задерживал ветер, затем излучал тепло, блокируя леденящий холод снаружи.

Это было слишком впечатляюще. Чу Ваньнин обычно не тратил свою духовную энергию на такие тривиальные вещи, как защита от снега. Этот его поступок был таким по-детски демонстративным, что Мо Жань лишился дара речи.

— Учитель, не гневайтесь!

— Какой из твоих глаз увидел, что я злюсь?! — Чу Ваньнин позеленел от гнева. — Все еще не убрался с моего пути!

— Ладно, ладно, я ухожу, уже ухожу… — Мо Жань взглянул на барьер над их головами. — Но не тратьте столько духовной энергии впустую...

— Убирайся!

Взмахом руки Чу Ваньнина духовная энергия, образующая барьер, внезапно создала вспышку молнии, которая ударила в землю прямо перед Мо Жанем.

Мо Вэйюй редко искренне заботился о ком-то и теперь столкнулся с такой черной неблагодарностью в ответ на его доброе отношение. Он хотел было высказать свою обиду, но когда поднял глаза, то увидел Чу Ваньнина, одиноко стоящего в снежном буране. Лицо его было бледным, веки покраснели, глаза лихорадочно блестели. Мо Жань ошеломленно выдохнул:

— Вы…

— Мы с тобой просто учитель и ученик! Не более того. Ты не должен беспокоиться обо мне. Так что бери свой зонт и проваливай!

Мо Жань вздрогнул, внезапно его осенило.

— Учитель, в тот день на тренировочном поле, когда я разговаривал с Ши Мэем, вы…

Он слышал все…

Но Чу Ваньнин ничего не сказал, только повернулся, чтобы уйти.

На этот раз Мо Жань не окликнул его и он не обернулся.

На полпути Чу вдруг не удержался и чихнул. Его ноги одеревенели и затекли. Игнорируя накатывающую головную боль, он ускорил шаг, как будто злился на кого-то, как будто убегал...

Мо Жань все это время стоял в снегу, отупело глядя ему в спину. Его мучил вопрос: что творится в голове у Учителя?

Чу Ваньнин заболел, как только вернулся в Павильон Алого Лотоса.

Да, он мог использовать барьеры для защиты от дождя и снега, но никогда не беспокоился об этом, когда дело касалось его самого, считая подобные вещи пустой тратой духовной энергии. Вот почему когда шел дождь, он просто использовал бумажный зонтик, как самый обычный человек.

Чу Ваньнин чихнул несколько раз подряд. Очень быстро головная боль усилилась и поднялась температура. Он уже привык к самолечению, и небольшая простуда казалась ему ерундой. Поэтому Чу принял лекарство, умылся и переоделся и лег в постель, чтобы отоспаться.

Может быть, это было из-за озноба, но усилилась тошнота, которая появилась с тех пор, как он получил травму на озере Цзиньчэн. Ночь прошла в туманном полубреду. Все его тело раскалилось как печь и стало мокрым от холодного пота.

Чу Ваньнин проснулся только в полдень следующего дня. Моргая затуманенными сном глазами, он лежал так некоторое время, прежде чем медленно опустил ноги с постели, чтобы обуться.

И ошеломленно замер.

Его ботинки, казалось, стали