Тайные тропы - Георгий Брянцев

Алим с восторгом наблюдал за Андреем, который так быстро нашелся.

— Ясно, — прервал незнакомец. — Завтра вы получите удовольствие беседовать со своим хозяином и этим, как его... Повторите их фамилии, я запишу...

Андрей назвал фамилии и адрес. Незнакомец занес их в маленькую записную книжку.

— До завтра... Счастливо. За вами я пришлю машину, — сказал он, прощаясь.

— Еще вопрос, — уже на пороге проговорил Грязнов. — Мы не окажемся еще раз в лагере, если поскандалим с майором Никсоном?

— Нет. Можете послать своего Никсона ко всем дьяволам и плюнуть ему в физиономию. А если к вам кто-либо станет придираться, вы скажите: «Мы люди Голдвассера».

— То есть ваши люди? — попытался уточнить Андрей.

— Голдвассера, а не мои. Я ношу другую фамилию и на господина Голдвассера похож очень мало...

29

Дома были Ожогин и Аллен. Никита Родионович мылся в ванной, и дверь открыл Джек Аллен.

Он был несказанно рад появлению друзей и еще более обрадовался, узнав, что завтра возвратятся Вагнер и Абих.

— Я не представляю себе, как вам в глаза будет смотреть эта скотина Никсон.

— Как скотина и будет смотреть, — пошутил Грязнов.

Друзья сложили вещи и в ожидании Никиты Родионовича сели в столовой.

— Он вам лично говорил, что это дело его рук? — спросил Андрей.

— Конечно. Причем восторгался своим поступком.

— Хорошо... Все это мы учтем. Будет и на нашей улице праздник.

Аллен рассказал, как они с Никсоном еще раз разругались и теперь живут в разных комнатах. Никсон остался в спальне, а Аллен перебрался в кабинет Вагнера. Никсон загадил не только спальню, но и столовую, и зал. Эти комнаты за девятидневное отсутствие друзей трудно было узнать. Никсон ежедневно вечером приводил в дом женщин, устраивал оргии, продолжавшиеся иногда до утра. Аллен уверял, что обычные ночные гости должны пожаловать в скором времени.

— Сегодня я попробую их встретить, — сказал Андрей.

— А не получится опять скандал? — высказал опасение Аллен.

— Возможно, и получится...

— Смотрите, я бы не советовал, — предостерег Аллен. — Через три-четыре дня нас не будет. Это уже точно. Дивизия пойдет дальше...

Друзья поднялись в мезонин, где почти все осталось на местах, по-старому. Правда, на полу валялась масса окурков; майор Никсон побывал, видимо, и тут.

Грязнов и Ризаматов развязали узлы, уложили одеяла и подушки на кровати, убрали и проветрили комнату. В ней стало попрежнему чисто и уютно.

Никсон явился один. Встретивший его Аллен сообщил, что хозяева вернулись. Майор вначале удивился, испытующе посмотрел на коллегу, потом зло выругался и направился в спальню. Оттуда он весь вечер уже не выходил.

Никита Родионович, умывшись и переодевшись, поднялся наверх. Здесь его ожидала радостная встреча. Друзья набросились на него с приветствиями, вопросами, упреками. Ожогин не успевал отвечать. Андрея и Алима интересовало прежде всего главное — где пропадал Никита Родионович. Однако, в присутствии Аллена Никита Родионович воздержался от прямого ответа и ограничился лишь намеками и шутками. Аллен почувствовал, что он лишний, и под предлогом, что хочет почитать свежий журнал, удалился.

Тогда Никита Родионович подробно рассказал обо всех своих злоключениях. Он находился в тюрьме, в одной камере с политическими заключенными, два раза на прогулке встречался с майором Фохтом, который ему поклонился и даже бросил фразу: «Не падайте духом!».

— Так мы же его видели на улице, — прервал Ожогина Андрей.

— Когда? — спросил удивленный Никита Родионович.

Грязнов назвал дату. Ожогин начал вспоминать.

— Да, позавчера на прогулке Фохта уже не было, — сказал Никита Родионович, — возможно, его выпустили раньше, чем меня.

— Странная история, — заметил Андрей.

— Да, я притом не первая, — добавил Ожогин, — многое непонятно и необъяснимо.

Выяснилось также, что прямо из тюрьмы Никита Родионович попал в особняк за городом, откуда только что приехали Андрей и Алим. И беседовал с ним тоже маленький, кругленький господин.

Друзья решили поужинать и спустились вниз. Андрей постучал в кабинет и вызвал Аллена.

— Прошу к столу!

Видимо, скучавший, Аллен не замедлил появиться. Он захватил с собой бутылку спирта и предложил осушить ее по случаю возвращения друзей. Предложение было принято. За столом Аллен посвятил всю компанию в события, происшедшие в их отсутствие.

Оказывается, на второй день после их ареста приходили два человека в штатском. Когда впустивший их в дом Аллен потребовал предъявить документы, они вынуждены были показать удостоверения американской разведывательной службы. Никем персонально разведчики не интересовались, но попросили Аллена рассказать, кто жил в доме, фамилии жильцов, как и при каких обстоятельствах они покинули его. Можно было догадаться, что после этого и начались розыски друзей. После разведчиков приходил пожилой немец, отказавшийся назвать свою фамилию.

— Каков он собой? — поинтересовался Алим.

Аллен обрисовал: высокий, немного сутулый и мрачный с виду.

— Но у нею, как мне показалось, — добавил Аллен, — очень приятные глаза.

— Наверное, старый Генрих, — высказал предположение Андрей. — Надо его обязательно навестить. Он узнал, что нас заключили в лагерь?

— Конечно... По выражению лица я понял, что мое сообщение причинило ему большое огорчение.

Никита Родионович участия в беседе почти не принимал. Сидя в углу комнаты, он ломал голову над вопросом: как стало известно американцам о принадлежности друзей к германской разведке и почему они освободили их?

Сначала Никита Родионович допускал мысль, что архивы секретной службы немцев, и в частности Юргенса, попали в руки американцев. Из них они могли узнать пароли друзей, условия связи. Но тут же Ожогин отказался от такого предположения. У немцев было достаточно времени для того, чтобы заранее побеспокоиться об архивах. Притом, чем можно объяснить либеральное отношение американцев к выявленным гитлеровским агентам, за которых их должны принимать? Ни следствия, ни допросов, ни объяснений. Наоборот, незнакомец, разговаривавший вначале с Ожогиным, а потом с Грязновым и Ризаматовым, постарался даже успокоить друзей.

Не в силах сдержать волнение, охватившее его, Никита Родионович встал с места.

— Фу!.. Какая духота, — сказал он. — У меня голова начинает побаливать, пойду пройдусь...

На дворе было прохладно Воздух наполнял нежный аромат распускающейся сирени. Луна разливала бледный свет и отражалась в окнах. Легкий ветерок доносил со стороны вокзала лязгание буферов и неугомонные гудки маневровых паровозов.

Никита Родионович спустился с крыльца в сад и зашагал по аллее.