Три цвета времени - Анатолий Виноградов

– Много ль молодых людей с такими настроениями в Париже?

– Таких молодых людей, как Мюссе, вообще нет, но молодых людей, испытывающих горе, много в разных классах. Я знаю одного молодого человека из рабочей среды – это столяр Пердигье. Он нашел в себе силу бросить пить, он ходит из города в город, из департамента в департамент вот уже шесть лет. Внутренние противоречия, которые его терзали после личной неудачи, исчезли. Целью его путешествий является объединение всех компаньонажей и девуаров в огромный рабочий союз.

– Как, разве закон о цеховом устройстве рабочих прошел? – спросил Бейль.

– Нет, – ответила Жорж Занд. – Запрещены даже компаньонажи, но сейчас полиция смотрит на это сквозь пальцы.

– Так, быть может, эти легальные союзы допущены правительством с целью надзора? – спросил Бейль.

– Что вы, что вы! Разве это возможно?!

– Не доверяю вашему путешественнику, – сказал Бейль.

– А я ему очень верю, – настаивала Жорж Занд. – Это представитель новой Франции. – И, протянув Бейлю стакан, она сказала: – За новую Францию!

– За сохранение здоровья Мюссе, – предложил Бейль.

Мюссе открыл глаза и снова взялся за стакан. С его уст сорвалась непристойная шутка, которую Бейль подхватил, и оба захохотали. Посыпались анекдоты, сплетни и непристойности, от которых Жорж Занд морщилась. У нее выходило это так искренне, что Бейль минутами готов был поверить ей, но Мюссе, прекрасно знавший ее безудержный язык в иные минуты, продолжал, не смущаясь и не щадя своей подруги. Бейль встал и с пустым стаканом подошел к Мюссе.

– Ваш стакан, – сказал Мюссе и позвал прислугу. Бейль вспоминал слова озорной итальянской песенки и притопывал в такт мелодии, держа в руках пустой стакан. Вошедшая прислуга остолбенела. Важное должностное лицо плясало в меховых сапогах. Широкий плащ с пелериной спустился с одного плеча, зеленая перчатка валялась на полу, и черный цилиндр был лихо откинут на затылок.

Последний лист альбома был пуст. Мюссе, плохо видя наносимые линии, поспешно набросал карандашом фигуру Бейля.

Поздно ночью, испытывая жжение и боль от выпитого вина, Бейль ворочался на деревянной скамье. За стеной раздавались грубые голоса. Женщина говорила:

– Пока все спят, полезай на чердак. Северный пароход пойдет завтра, тебя обещали укрыть. Жить больше так не могу. Сердце рвется на части. Пока не приедешь к Микеланджело, я не успокоюсь.

Грубый бас отвечал ей:

– Беспокойство везде одно и то же, тетка. Микеланджело тоже недалек от тюрьмы. Все мы кончим «женитьбой на вдове». Хуже всего, что эта сволочь Гризель таков же, как его отец. Он теперь жандармом в Лионе и недавно хвастал: «Отец казнил Бебефа и с ним шестьдесят пять, а я поведу на виселицу, – он сказал: „женю на вдове“, – Жан Жака Руссо, Микеланджело Буонаротти и всех шестьсот пятьдесят». Я предлагал смыть Гризеля, а в компаньонаже говорят: «Подожди!»

Бейль повернулся и стал громко кашлять. Голоса затихли. «Франция на вулкане – это клокочет подземная лава, если только я не галлюцинирую». Первый коммунист Франции, казненный в 1797 году,[229] издатель «Народного трибуна», снова грозным призраком встал перед Францией в лице четвертого сословия.

Проснувшись в пять часов утра, Бейль быстро собрался и, вздрагивая от ночной прохлады, занял место в полутемном мальпосте.

Глава сорок седьмая

А.И.Тургенев виделся с братом в Швейцарии. 14 октября 1833 года Николай Тургенев женился на дочери карбонария Гаэтана Виариса – Кларе и уехал с нею. Александр записал в дневнике:

«Воскресенье. Женева. Брат и Клара уезжают. Я велел остановиться у пограничного камня; увидел его, вышли из кареты. Брат с нежностью подошел ко мне, взял меня за руку и с каким-то дотоле мне неизвестным чувством сказал мне несколько слов: „Что же мы не вместе, ведь однакож… Я вам все это… Вы все это сделали…“ – что-то подобное. Он хотел говорить о моей поездке в Россию, которая беспокоит его. Я замял речь. Ощущения мои были неизъяснимы. Мы поцеловались, пожали друг другу руки и еще раз взглянули на разлучающий нас камень. Он сел в коляску…

… Пешком за колесами. 14 октября 1833 года, в семь часов утра, дописал и эту книгу с обновленною для меня жизнью. Начну другую, опять зеленую, здесь купленную. Где-то ее кончу? Опять то же сам у себя или у судьбы спрашиваю. Потаенная жизнь еще не кончилась. Но участь брата не тяготит ее более. С доверенностью смотрю на будущее, ибо вижу в нем для брата ясный и светлый образ Клары…»

А. И. Тургенев – брату Николаю.

«Рим, 16 декабря 1833 года, № 12. Ну, вот я снова в Риме. Это уже четвертый раз, как я сюда прибываю. Пожалуйста, побывай у Кювье и скажи им, что очень благодарен за милое письмо, что никогда не забывал их дружбы и всегда вспоминаю с благодарностью о вечеринках их, но что я не должен писать им из России. Maдам Кювье пишет мне, что Бель-Стендаль был в Париже и возвращается в Рим. Если он еще у вас, то отыщи его и пришли с ним что-нибудь, например, книгу Шенье новую, или жилет, самый нарядный».

В Петербурге Соболевский, вместе с секретарем покойного Грибоедова Мальцевым, затеял постройку мануфактурной фабрики. Ему повезло. На Выборгской стороне заложил он Самсоньевскую мануфактуру. Его общественный вес значительно поднялся.

Только что прошел дождь, нисколько не освежив землю. Несмотря на декабрь, в городе жарко. Перед Бейлем снова тяжеловесные строения Чивита-Веккия. Кривые узкие улицы, главная площадь города. На площади св.Франциска таможенный агент закуривает трубку, набитую контрабандным табаком. Вот насмешливо здоровается, скаля зубы, первый мерзавец города, портовый комиссар Романелли. Вот, наконец, и консульская квартира с отвратительной мебелью, единственной, какую удалось достать. Огромные библиотечные шкафы, два комода, письменный стол и две конторки. На стене в простой бронзовой раме портрет Пасты, которую слышал в последний раз в «Танкреде» и опять опьянел от ее дивного голоса. На противоположной стене – портрет Гельвеция. Во дворе распрягают консульский экипаж. Два итальянца, переругиваясь, пятясь, несут баулы; гремят железные застежки, отваливается большой замок. Первым делом запираются в стол рукописи. Следует ли распечатывать сундук с книгами? Нет, его надо отправить прямо в Рим. В Риме до отпуска он жил у швейцарца Авраама Константена на маленькой улице Виа деи Барбьери. У Константена была свободная комната во втором этаже, в которой стояли кровать, кожаное кресло, небольшой столик и на полу сундук с книгами. Это было тайное убежище Бейля, известное лишь немногим друзьям. Туда приходили Тургенев и Соболевский. Оттуда втроем уходили пить кофе в «Антико кафе греко», где однажды Тургенев показал на невысокого остроносого человека с длинными волосами и землистым цветом лица. Это был автор украинских повестей – Гоголь. Местопребывание Бейля внезапно открылось и даже неизвестно как. Просто в один прекрасный день Лизимак с развязным видом привез на квартиру Константена депешу. Вот почему, вернувшись из отпуска, после Парижа, Бейль не захотел останавливаться у Константена. Пусть милый швейцарец продолжает рисовать на фарфоре русских красавиц, с которыми познакомил его Бейль по просьбе Тургенева, заказавшего Константену миниатюру Потоцкой.

Утром баул отправлен на Виа деи Пьетра в гостиницу Чезари, где останавливался Тургенев. Следом выехал Бейль. Через три дня он явился в приемный час к посланнику. Латур-Мобур ничем не напоминал Сент-Олера. Сент-Олер, светский человек, державший салон, был сам писателем-историком и в то же время боязливым и исполнительным чиновником. У него неблагополучное аристократическое прошлое, и он не очень рассчитывал на доверие к нему июльского правительства. Он насквозь видел Бейля и в глубине души считал, что этот якобинец гораздо лучше знает итальянскую жизнь и политические интриги, чем французский посланник. Господин Сент-Олер был неумолим каждый раз, когда Бейль просил разрешения провести в Риме еще неделю. С Латур-Мобуром нужно поговорить откровенно Сухощавый, морщинистый человек встретил Бейля без всякой приветливости. Бейль начал длинную речь. Посланник тихо и сухо прервал его заявлением;

– Зачем вам связывать себя бухгалтерией, корабельными журналами и паспортами путешественников? У вас есть для этого какой-то помощник. Живите, где хотите, а в случае затруднений приходите ко мне по утрам, я буду давать вам директивы.

Результат превзошел ожидания Бейля. Уплатив Чезари за месяц вперед, Бейль больше не беспокоился о Чивита-Веккия. Два раза в неделю мальпост увозил Лизимаку пакеты и два раза в неделю привозил Бейлю отчеты Лизимака и бумаги, требовавшие консульского распоряжения. Латур-Мобур был верен своему слову. Он прекрасна знал о состоянии консульства в Чивита-Веккия и охотно подкреплял распоряжения Бейля своей подписью. У Чезари оказалось слишком шумно. На маленькой площади Минервы есть забавное сооружение барокко – мраморный слон, плотный, короткий, упрямо опустивший хобот и выставивший огромный лоб вперед. На спине у него воздвигнут мраморный обелиск, высокий и острый, дающий в сочетании с мраморным слоном самое странное впечатление. По дороге от этого слона в Пантеон возвышается неуклюжее здание с каменными выступами наличников и массивными стенами. В этот дом и переселился Бейль.