Иная жизнь - Владимир Ажажа

– Вы сказали "вели". Кто вел?

– Какое-то существо, в половинку моего роста, черное, бесформенное, как объемная клякса. Кажется, оно держало меня за руку, но ощущения его руки не было - ничто.

– Куда вы шли?

– Впереди ярко светились ослепительно белые дома. С высокими антеннами. Большими окнами. Стекла были непрозрачные. На пороге "клякса" исчезла. Я осталась одна в коричневой комнате. Я знала, что там кто-то есть, слышались голоса, бормотанье. Они где-то за дверями занимались своими делами. Мы друг друга не воспринимали. Какое-то угнетающее впечатление. Я стояла одна, хотела уйти, но без "кляксы" не могла. Наконец голос сказал: "Так мы живем". И "клякса" меня увела на улицу, наружу...

– Нина, а что было с ногой?

– Это страшно. Не хочется вспоминать. Лицо Нины напряглось, из закрытых глаз потекли слезы. Но она продолжала говорить.

– Я опять видела себя из угла, со стены, сверху. Видела зеленую комнату и себя с распущенными волосами, закрученную во что-то белое, но не в мою одежду. Я лежу на столе, руки у меня свободны. Я появилась, и мы - та, что смотрела, и та, что была на столе,- слились. И я почувствовала панический страх. Хотелось встать, уйти, но я не могла. Мне сказали: "Тебе так надо".

– Кто сказал?

– Не знаю. Никого не было в зеленой комнате, но я видела длинный, сантиметров в 20, металлический стержень, как карандаш. Его словно бы передавали друг другу чьи-то руки, как хирурги инструмент. Но рук я не видела. Потом передо мной опустили зеленую занавеску и сказали: "Не надо это видеть". Я чувствовала, что ноги у меня там, за занавеской, согнуты в коленках и висят над столом. И дикая боль в правой ноге. Невыносимая боль. В ногу, в кость, от коленки к щиколотке загоняют этот штырь. Такую боль вообразить нельзя, она была реальная.

– А потом?

– Ничего. Обратную дорогу я никогда не вижу. Проснулась утром у себя в постели. Нога не болела, только была какая-то тяжелая. Мне не хотелось на нее смотреть.

– А прежде что-то происходило с ногой?

– Она вообще-то у меня давно болела. Я с детства занималась фигурным катанием. Когда зашнуровывала ботинок, было больно. Правая - толчковая. Боль стала настолько мешать, что лет в 18 я бросила кататься. Нога болела, когда надевала узкие сапоги, когда дотрагивалась. Но я бегала, ходила, свыклась с этой болью, к врачу не обращалась и родителям боялась говорить.

– Теперь болит?

– Нет. Прошло. И никаких следов нет. Но та боль и страх... И чувство, что ничего не могу сделать, я в чужой власти и не знаю, что будет... Я гоню это воспоминание.

По щекам Нины снова покатились слезы, и Борис Львович заставил ее открыть глаза. Постепенно она приходила в себя, попыталась улыбнуться:

– Я еще там, в зеленой комнате...

– Вам станет лучше, вы освободились от...

От чего? Воспоминания? Ощущения? Сна?

Модная куртка, нарядная шапочка - веселая хорошенькая женщина попрощалась с нами и пошла к лифту. Борис Львович вышел ее проводить. А вернувшись, шепнул мне:

– Она сказала, что было еще что-то, о чем она никогда не расскажет - слишком страшно. Но если я буду с ней работать, со временем она поверит, что носить ужас в себе тяжелее.

Его, однако, ждала вторая гостья. Это была интересная, среднего возраста женщина, спокойная, уверенная в себе. Представилась - Галина Васильевна. Работает контролером на крупном заводе, живет одна. Два года назад перенесла операцию - удалили желчный пузырь. И через некоторое время после этого с ней стали происходить странные вещи. Сначала эти странности казались безобидными, даже забавными, потом появилась тревога - "не схожу ли я с ума?" Хочется избавиться от этого наваждения. Но как? Может быть, Борис Львович поможет?

– Устраивайтесь поудобнее,- пригласил он,- расслабьтесь.

Галина Васильевна прикрыла глаза и начала говорить - медленнее, чем обычно, отчетливее.

– ... Среди ночи я несколько раз просыпаюсь от того, что передо мной возникают разные картинки. Розовые, фиолетовые, серые, как облака, тени, геометрические фигуры и формулы, лица - неприятные, пейзажи, иногда очень четко - портреты людей, всегда незнакомых, однажды появился парень в буденовке без звезды, восточного типа мужчины в галстуках, молодой Ленин, почему-то с разбитым лицом. Картины усложняются. Я вижу себя мчащейся в автомобиле по длинному туннелю. Или поднимающейся в небо... Я открываю глаза - картина пропадает.

– Но вы спите. Это сон.

– Нет, едва я закрываю глаза - еще не сплю, только устраиваюсь поудобнее картины уже возникают. В последнее время они появляются в ванной, стоит на секунду под душем прикрыть глаза. Даже на улице - иду и вижу цветные пятна на снегу.

– Сейчас у вас глаза закрыты. Вы что-нибудь видите?

– Нет. Сейчас нет. Это не от меня зависит. А дома я постоянно в боевой готовности: открыть глаза и прекратить все это.

У меня появилось чувство, что у себя в квартире я не одна, это мне мешает.

– А если вы не дома? В доме отдыха, заночевали в гостях?

– Все равно. Я была в заводском профилактории, гостила у сестры - то же самое. А однажды я проснулась от боли - меня ущипнули резко, где-то внутри. Я дернулась, открыла глаза и заметила руку, большую, белую, до локтя. Но она тут же исчезла. Недели две назад снова проснулась от боли в нижней части живота. Что-то присосалось ко мне, что-то черно-серое, бесформенное, мягкое, как тряпка. Я стала отрывать - с трудом оторвала. Это было ночью в 3. 45. У меня появилась привычка смотреть на часы. А утром у меня болел палец и на животе остался след, капелька засохшей крови, как от комариного укуса.

– Вам страшно?

– Стало страшно, после того как два раза чувствовала, что мне сверлят голову. Вот здесь, справа. Нет, следов не осталось. Но почему-то слева на том же уровне выпали волосы, сейчас уже это место зарастает. Когда сверлили, было страшно, я не могла открыть глаза и прекратить. Лежала, как чурбан. На меня это не похоже - бездействие в экстремальной ситуации. Я помню, что у меня лились слезы ручьем, как вода, особенно из правого глаза...

И сейчас, рассказывая, Галина Васильевна заплакала.

– ... Утром я пришла на работу и спрашиваю у женщин: "Вы ничего не замечаете, что со мной?" - "Ничего",- говорят. А я им объясняю и плачу... Зачем все это, почему они делают со мной, что хотят...

– Они? Спросите у них.

– Но я их не вижу и не хочу спрашивать, не хочу контактировать. Я только чувствую, что устала, сколько же можно жить в таком состоянии. Кончится это когда-нибудь...

Борис Львович прекратил сеанс. И стал объяснять уже пришедшей в себя Галине Васильевне:

– Это может кончиться так же неожиданно, как и началось. Вы сопротивляетесь, у вас сильная воля и здоровая психика. Могу вас утешить: бывает хуже, я наблюдал очень тяжкие случаи. В чем причина того, что с вами происходит, я не могу сказать. В правой части мозга, примерно там, где вы показываете, что вам сверлили голову, находятся зрительные центры. С помощью рентгена или специальных электронных тестов, конечно, можно было бы проверить, нет ли там каких-либо нарушений... Но я предлагаю другое. Ваш случай, к сожалению, довольно типичный. Людей, которые страдают от непонятных вмешательств в их состояние, испытывают душевный дискомфорт, становится слишком много. Я попробую собрать группу из нескольких человек, поработать со всеми вместе. У каждого есть свои приемы защиты. Может быть, чужой опыт поможет всем...

Галина Васильевна ушла, кажется, слегка успокоенная: она не сходит с ума, жизнь продолжается. А мы с Борисом Львовичем поговорили еще несколько минут. Мне не хотелось вдаваться в анализ причин того, о чем довелось услышать. Это снова вернуло бы на круги своя: реальность, галлюцинации, реальность галлюцинаций и главное - источник галлюцинаций. Вопросы, на которые нет пока ответов, подтверждаемых, как привыкли мы, воспитанные на том, что реально только нечто материальное, хотя бы кусочком этой самой материи.

Я спросила о том, почему в большинстве случаев страдают в подобных ситуациях женщины. Это психолог объяснил четко. Женщины легче делятся своими тревогами с подругами, с врачом. Представьте себе мужика, который утром, придя на работу, спрашивает у сослуживцев: "Ребята, я как - в порядке, крыша на месте?" Ясно, что ему ответят. И еще женщинам более свойственно подпадать под жесткий психологический контроль. Контроль - чей? Мы не стали сбиваться на эту тему. Борис Львович Ланда сказал только, что на своем опыте убедился: описания происходящего у его пациенток бывают разные, но ощущения стандартны и развиваются по одному сценарию - любопытство, страх, чувство полной беззащитности перед насилием.

РЕБУС

Я сегодня способен ящикамиПиво пить и даже мальвазию.Я тоскую по Настоящему,А вокруг одно Безобразие.

За примером не надо мыкаться,Взять хотя бы тарелки летающие.Есть гармония? Черта лысого!В тех тарелках публика та еще.

Снова мы оказались невеждами.В первый раз ли хлебать нам горюшка?Их прилеты связали с надеждамиНа прогресс, да на лучшую долюшку.

А они похищают сотнямиНас в пространство свое искривленное,Ставят опыты там бесовские,Словно стадо овец мы клейменое...

Вот такие, ребята, фикусы.Вот такие, девчата, резусы.Не хочу в НЛО. Накось-выкуси!И без них нам хватает ребусов.

НАСИЛЬНИКИ ИЗ КОСМОСА