Сердце Зверя. Том 2. Шар судеб - Вера Камша

– Вот сейчас и узнаем, чему мы обязаны неожиданной передышкой. За мной, господа. «Идем с миром».

Талигойский трубач оглашает окрестности непривычным ему самому сигналом, Сэц-Алан поднимает наскоро сделанный серый флаг. Кавалькада перестраивается, дальше уместен церемониальный шаг. Грато не зря два года служил капитану личной охраны его величества Фердинанда, он знает, как себя показать. Сам Лионель под столичным седлом ходил дольше и – сейчас он отчетливо это понял – отнюдь не хотел возвращаться. «Торка молодит, Оллария старит», – повторял, возвращаясь к своей войне, отец. До того, что убивают обе, новый граф Савиньяк додумался сам.

Еще один зов трубы. Две кавалькады, одна против другой, и Рачий ручей между ними. Переправа легка и неопасна, это успели проверить уже раз шестнадцать.

– Сэц-Алан, передайте штандарт Уилеру. Уилер, Давенпорт, со мной. Остальным стоять.

– Мой маршал…

– Стоять, господа!

Шагом к журчащей сверкающей ленте. Если он прав, подвоха не будет, если ошибся, нынешние позиции на Кребсхюгель лучше тех, что были к началу перемирия, а пистолетный залп через ручей еще не смерть. Шагом, Грато, шагом…

Бурая шеренга за текучей водой расступается, пропуская всадников в темно-зеленом. Тоже троих! Ронсвикцы, и какие! Со стороны зрелище, должно быть, изумительное: три талигойские борзые и три гаунасских кабана… А Хайнрих, ничего не скажешь, хорош даже между своих полковников. Последний король-воин Золотых земель – это почти что последний дракон! Грузная фигура медленно поднимает руку, и полковники придерживают коней. Первым рискнул талигоец, первым отпустил свиту гаунау.

– Господа, вы мне больше не нужны. Все в порядке.

Да, теперь ясно, что все в порядке. Хайнриху нужен этот разговор, Савиньяку тоже.

– Вы хотели меня видеть, ваше величество? – Гаунау писал на талиг, талигоец ответил на дриксен. – Я здесь.

– Я вынужден видеть вас здесь, потому что не хочу видеть вас вообще. Мы – воины, а не болтуны, и нас никто не слышит. Предлагаю обойтись без дипломатии.

Предлагать обойтись без дипломатии – уже дипломатия.

– Нас слышат Создатель и Леворукий, но это неважно, ведь они читают в сердцах. Вы не хотите меня видеть, но вы хотите мне что-то сказать. Я весь внимание.

3

О чем только не передумаешь на похоронах и свадьбах, если ты не в горе и не в радости, а просто торчишь на виду с приличествующим случаю выражением. Арлетта Савиньяк думала о кардиналах, двух черных и высоких и одном маленьком и сером. Против маленьких мужчин графиня была предубеждена с юности, хоть и понимала, что высокий красавец может оказаться и мерзавцем, и дураком, и слизняком. Покойный Альдо, дриксенский Фридрих, Лансар, мэтр Капотта, Карл Борн… Никто из них не был обижен Создателем, или все-таки был? Недомерки души тоже недомерки, просто не сразу заметишь. Карла с Каролиной она так и не разглядела, почему бы не ошибиться и в другую сторону, особенно если Левий не считает себя обделенным. Сан, как и титул, и звание, – неплохие каблуки. Молящийся кардинал и уехавший генерал… Первый выглядит естественно, второй – нет.

– Ураторе Кланние, – напомнил о своем хор, – те урсти пентони мэи нирати!

– Мэи нирати, – бездумно повторила Арлетта. Пели в Нохе отлично, а гальтарский графиня знала: в доме Рафиано предпочитали читать Иссерциала в подлиннике.

– О Деторе, вэаон тенни мэ дени вэати!..

Служба завершалась, красивая служба, строгая и печальная. Катарина уходила по-эсператистски. Так предложил кардинал, а не сомневавшийся в набожности кузины Робер согласился. Арлетта спорить и не подумала: любая смерть либо примиряет оставшихся, либо сталкивает лбами. Живая королева смогла удержать горожан от бунта, мертвая пусть служит тому же. Примирение церквей сейчас тоже полезно: Левий Талигу нужен, хоть и меньше, чем Талиг оставшемуся без Агариса Левию.

Арлетта сощурилась, разглядывая человека, разговор с которым ей вскоре предстоял. Долгий и наедине, но эсператист слишком умен, чтобы отвлекать графиню Савиньяк в день прощания, а первый шаг должен сделать он. Значит, пока займемся бумагами – Бертраму нужны доказательства допущенных Колиньярами злоупотреблений. Будь Катарина жива, хватило б ее свидетельства, но молодой Придд о безобразиях в Эпинэ вряд ли знает много. Прочая добыча временщиков либо мертва, либо замаралась об Альдо, подтвердив выдвинутые против себя обвинения, хотя вряд ли заговор имел место тогда. Просто Манрики и Колиньяры вознамерились встать вровень если не с Алва и Ноймариненами, то с Валмонами, Савиньяками, Рафиано…

Хор некстати завел о неугодности Создателю мстительных и злопамятных. Графиня поморщилась и, как по заказу, вспомнила последний визит Колиньяров. «Пойми» она намек, Жоан, возможно, и отложил бы прыжок до помолвки дочери, но Арлетта в тот день была не Рафиано, а Савиньяк. В том числе и из-за гадости с книгой… И вообще она, выходя замуж, поклялась не лезть в политику! Она продержалась сорок два года, но теперь впору клясться в обратном. Бертраму, Рудольфу, Гектору, Росио, Ли не разорваться, а сын Жозины слишком… иноходец, чтобы доверять ему волков, какими бы мелкими и дружелюбными те ни казались.

Нет, инспекцию гарнизонов Робер не отменил правильно, но Карваль, тот Карваль, о котором говорил Марсель, не оставил бы Олларию. Он очень серьезно относился к своему великому будущему, этот коротышка, а великое будущее рождается в столицах в те дни, когда требуется выказать незаменимость. Карваль, узнав о смерти королевы, сорвался с места, нашел сдохшего наконец Штанцлера и отправился в провинцию. Это Арлетте не нравилось, но Робер безоговорочно верил бывшему капитану Анри-Гийома, да и с чего было не верить? Вышвырнутый из армии офицерик сперва решил стать генералом хотя бы в Эпинэ, потом вцепился в столичные возможности, при этом привязавшись к господину. Все просто и понятно. Все, кроме скоропалительного отъезда…

Если человек делает то, чего от него не ожидаешь, надо не удивляться и не злиться, а искать причину. Карваль в самый неподходящий момент бросил столицу. Почему? Ответ должен быть, и его нужно найти. Задумайся она вовремя, с чего это сроду не замечавшая слуг Каролина навязывает ставшего ненужным ментора и почему Пьер-Луи перестал писать друзьям, скольких бед удалось бы избежать! Любовная интрижка между фрейлиной и ментором обернулась такими несчастьями, что Иссерциалу и не снилось. И ведь никто не хотел ни убийств, ни войн, ни мятежей, все обделывали свои делишки и заметали следы…

– Лэйе Ураторе! Лэйе Деторе!..