Древняя Русь и Великая степь - Лев Гумилёв

Казалось бы, Русь должна была стать добычей хищных соседей или, в лучшем случае, распасться на реликты, кое-как сопротивляющиеся ударам извне и внутреннему разложению. А вместо этого произошел взрыв пассионарности и начался новый виток этногенеза. Как и где это произошло?

И вот здесь намечается переход от истории — науки о событиях — к этнологии — науке о меняющихся поведенческих стереотипах. До сих пор мы отмечали политический и государственный упадок Древней Руси, распад единой системы на восемь «полугосударств», ослабление общерусского патриотизма и т. п. Но импульсы, породившие эти явления, были еще позитивными, хотя и недостаточными для процветания всей страны и культуры. Теперь же появились негативные феномены: предательство, хуже чего не бывает, и продажность, при которой наладить управление страной невозможно.

Приписывать внедрение этих качеств монголам несправедливо. Во-первых, они сами ими не обладали, а следовательно, и не могли никого им научить. Во-вторых, они были заинтересованы в верности русских князей, а не в изменах и обманах. Поскольку папа объявил Крестовый поход против татар, то союз с православными монголам был нужен как воздух.

И наоборот, католикам было выгодно поднять русских против татар, чтобы вести войну на русской территории и русскими руками. Поэтому ясно, что заинтересованы в гибели князей от рук татар были именно папские дипломаты. А потом можно было расправиться с проклятыми «схизматиками» и построить на Русской земле вторую Латинскую империю.

Так и случилось в XIV в. во всей Западной Руси, а Восточная Русь уцелела благодаря оригинальной расстановке сил, которая обеспечила Руси полувековую передышку. Этого оказалось достаточно для спасения самого ценного наследия — культурной традиции.

Часть шестая

Путем зерна

XXIV. В улусе Джучиевом

164. Смена этнической доминанты

Патриотизм — это искренняя любовь к этнической или суперэтнической традиции, с той разницей, что на уровне этноса лежит общность, основанная на сигнальной наследственности, а на уровне суперэтноса — общность культуры, пусть даже заимствованной, но принятой искренне и добровольно.

На рубеже XIII–XIV вв. русские, несмотря на политическую раздробленность страны, осознавали свое системное единство по отношению к полякам, шведам, венграм, немцам, но не к грекам, болгарам, грузинам. Католичество было индикатором одного суперэтноса, а православие — другого. Конечно, суздальцы или волыняне знали, что они не византийцы или болгары, различие с ними было на порядок больше, чем между русскими в разных княжествах, но различие с католиками и мусульманами было на два-три порядка больше. Этническая симпатия (положительная комплиментарность) вызывала на Руси сочувствие к грекам в 1204 г., к болгарам в 1205 г., к половцам, породнившимся с русскими, в 1223 г. и к ижорянам в 1240 г.

И наоборот, победы Александра Невского в 1242 г. на Чудском озере и Даниила Галицкого под крепостью Ярославом в 1245 г. воспринимались как радость всей Руси постольку, поскольку инерция пассионарного напряжения этнической системы еще не затухла.

Но перечисленная выше вереница бед указала направление этнического процесса. К 1252–1257 гг. энтропия восторжествовала. Хотя войны не прекращались, но они шли уже не за Русь,[966] превратившуюся на целый век в арену борьбы трех разных и враждебных друг другу суперэтносов: католического, мусульманского и степного; основной доминантой последнего была не религия, а Яса Чингисхана.

Грандиозный поход Батыя в 1237–1242 гг. произвел на современников ошеломляющее впечатление. Но ведь это был всего лишь большой набег, а не планомерное завоевание, для которого у всей Монгольской империи не хватило бы людей. В самом деле, монголы ни на Руси, ни в Польше, ни в Венгрии не оставляли гарнизонов, не облагали население постоянным налогом, не заключали с князьями неравноправных договоров. Поэтому выражение «завоеванная, но непокоренная страна» полностью неверно. Завоевание не состоялось, потому что оно и не замышлялось. Батый имел задание рассеять половцев, что он и сделал, и заключить приемлемый мир с оседлыми соседями, от которых можно было бы не ждать контрудара. А это ему не удалось.

Католическая Европа находилась в акматической фазе этногенеза. Пассионарный перегрев рвал ее на части, что мешало завоеваниям, хотя те все-таки происходили. В 1250 г. умер глава гибеллинов — император Фридрих II, империя распалась, и папа Иннокентий IV смог счесть себя главой «христианского мира». Тогда-то Даниил Галицкий принял из рук папы королевскую корону Малой Руси. За это он должен был воевать против монголов и осторожно подготавливать унию с папизмом. Галиция превратилась из цитадели православия в небольшое европейское королевство, в вассала Престола святого Петра.

Иными словами, Малая Русь вынуждена была воевать не за свои, а за чужие интересы. Кончилось это разгромом 1259 г., когда монгольский нойон Бурундай принудил Даниила срыть свои крепости и дать свое войско как подкрепление для похода на Польшу.

Союз с Западом привел Галицию и ее народ к катастрофе. Через 80 лет, т. е. в 1339 г., польский король Казимир Великий «без единого выстрела» присоединил Галицию к Польше.

Насколько независимо чувствовала себя Северо-Восточная Русь, видно из того, что в 1248 г. законный наследник Великого княжества Владимирского Святослав Всеволодович, брат погибшего Ярослава, утвержденный на престоле Батыем, был выгнан Михаилом Ярославичем Тверским, прокняжив меньше года. Дни свои он закончил в Орде, тщетно добиваясь справедливости. Но в его судьбе был виноват не Батый, а центральное правительство в Каракоруме, где правила вдова Гуюка — найманка Огуль Гаймыш. Она отдала власть на Руси детям отравленного Ярослава: Александру — великое княжение и разрушенный Киев, а Андрею — богатое Владимирское княжество.[967]

Этот раздел был основан на очередном женском легкомыслии. Андрей был «западник». Он породнился с Даниилом Галицким и готовил союз с Европой против монголов. Для Руси это означало, даже в случае победы, разорение, так как на ее территории должна была пройти война, введение унии, т. е. уничтожение национальной культуры, а в конце концов завоевание Владимирской и Новгородской земли рыцарями-крестоносцами, подобное тому, что произошло в Прибалтике.

Трудно сказать, понимал ли князь Андрей неизбежность последствий своей политики. Но золотой венец Даниила ослепил его. Зато князь Александр, правивший в Новгороде, великолепно разбирался в этнополитической обстановке, и он спас Россию.

В 1251 г. Александр приехал в орду Батыя, подружился, а потом побратался с его сыном Сартаком, вследствие чего стал приемным сыном хана и в 1252 г. привел на Русь татарский корпус с опытным нойоном Неврюем. Андрей бежал в Швецию, Александр стал великим князем, немцы приостановили наступление на Новгород и Псков.

Помогая Александру, Батый был отнюдь не бескорыстен. У него самого была сверхсложная ситуация. В 1253 г. в Монголии должен был собраться курултай — общевойсковое собрание — для выборов нового хана. Страсти накалились настолько, что проигравшая сторона не просто рисковала головой, а должна была ее потерять. Силы были почти равны, и каждый лишний друг мог склонить чашу весов в ту или иную сторону. Батыю был нужен надежный тыл. Даниил его обманул. Александру он поверил, и тот его не предал. Батый выиграл: его друг Мункэ стал великим ханом, а Батый — главой рода Борджигинов. Фактически эти двое разделили империю: Батый правил на западе, Мункэ — на востоке. А Александр?

Напрашивается вывод, что Даниил и Александр стоят друг друга. Один обожал немцев, другой — татар. А кто же был за русских?

Были в это время и княжества с древнерусскими традициями — между Днепром и Западным Бугом, между Припятью и Двиной. Эти так называемые Белая и Черная[968] Русь не подчинялись ни немцам, ни татарам. А что они сделали, чем прославили свое имя, как защищали свою свободу от соседей-литовцев? Да никак! Гомеостаз сохраняет людей, которых принято считать нормальными. Потомки кривичей, дреговичей, радимичей каждый год пахали землю, собирали урожай, ткали рубахи, а иногда и порты и не допускали мысли, что их жизнь может измениться. Так они и дожили до XIV в., когда произошло событие, положившее начало новому витку этногенеза.

165. То же на уровне массы

В те десятилетия, когда правители выбирали себе выгодных союзников, их народы выбирали себе друзей, с которыми они могли бы совместно жить и не вести бесконечных и ненужных войн. Наиболее актуальной эта проблема была для монголов, одержавших победу, но не сумевших ею воспользоваться. Большая часть победителей вернулась домой, и уже в 1243 г. силы Батыя были ничтожны.[969]