Блеск и нищета куртизанок. Евгения Гранде. Лилия долины - Оноре де Бальзак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это наш даб (учитель), — сказал Шелковинка, перехватив взгляд Жака Коллена — тот рассеянный взгляд, которым окидывает все окружающее человек, впавший в отчаяние.
— Ей-богу, верно! Это Обмани-Смерть, — сказал, потирая руки, Паучиха. — Ну конечно. Тот же рост, такие же широкие плечи; но что это он с собой сделал? Сразу и не признаешь его.
— Те-те-те!.. Я понял, — сказал Шелковинка. — Он тут неспроста! Он хочет повидаться со своей теткой, ведь ее скоро должны казнить.
Чтобы дать некоторое понятие о личностях, которых заключенные, надсмотрщики и надзиратели называют тетками, достаточно привести великолепное определение, какое дал им начальник одной из центральных тюрем, сопровождая лорда Дэрхема, посетившего во время своего пребывания в Париже все дома заключения. Этот любознательный лорд, желая изучить французское правосудие во всех его подробностях, даже попросил палача, покойного Сансона, установить свой механизм и пустить его в ход, казнив живого теленка, чтобы иметь понятие о действии машины, прославленной Французской революцией.
Начальник, ознакомив его с тюрьмой, тюремными дворами, мастерскими, темницами и прочим, указал на одну камеру.
«Я не поведу туда вашу милость, — сказал он с отвращением, — там сидят тетки». — «Ао! — произнес лорд Дэрхем. — А что же это такое?» — «Средний пол, милорд».
— Теодора вот-вот скосят (гильотинируют)! — сказал Чистюлька. — А мальчишка ладный! Что за рука! Что за отвага! Какая утрата для общества!
— Да, Теодор Кальви хрястает свой последний кусок, — сказал Паучиха. — О! Его девчонки будут порядком хныкать, ведь его любили, этого бездельника!
— Вот и ты, старина! — сказал Чистюлька Жаку Коллену.
И вместе со своими приспешниками, держа их под руку, он преградил дорогу новоприбывшему.
— Ого, даб, ты, значит, сделался кабаном? — прибавил Чистюлька.
— Говорят, ты проюрдонил наше рыжевье (растратил наше золото)? — продолжал Паучиха с угрожающей миной.
— Воротишь ли ты нам наши рыжики (деньги)? — спросил Шелковинка.
Эти три вопроса раздались как три пистолетных выстрела.
— Не подшучивайте над бедным священником, попавшим сюда по ошибке, — отвечал машинально Жак Коллен, сразу же узнав своих трех товарищей.
— Ну, коли рожа не его, так его бубенчик, — сказал Чистюлька, опустив руку на плечо Жака Коллена.
Ухватки и облик трех товарищей быстро вывели даба из его апатии и вернули к ощущению действительности, ибо всю эту роковую ночь он блуждал в бесконечных просторах идеальных чувств, ища там новый путь.
— Не выдайте даба, любопытные начеку, — тихо сказал Жак Коллен низким и угрожающим голосом, напоминавшим глухое, львиное рычание. — Легавые шныряют; поводим их за нос. Я ломаю комедию ради дружка в тонкой хеврени (в крайней опасности).
Это было сказано елейным тоном священника, увещевающего несчастных; потом, окинув взглядом дворик, Жак Коллен увидел под аркадами надсмотрщиков и насмешливо указал на них своим трем спутникам.
— Вот они, шестиглазые (тюремные смотрители). Запалите-ка зеньки и глядите в оба (будьте бдительны). Вкручивайте баки комарщикам (дурачьте сторожей), не выдавайте кабана, а не то я вас порешу, ваших марух и ваше рыжевье.
— Неужто, по-твоему, осучились наши (оказались предателями)? — сказал Шелковинка. — Ты пришел выудить свою тетку (спасти своего друга)?
— Мадлена обряжен под ольховую перекладину (готов для Гревской площади), — сказал Чистюлька.
— Теодор! — вымолвил Жак Коллен, подавив крик и чуть не бросившись вперед.
То было последним ударом в пытке, сразившей колосса.
— Его порешат, — повторил Чистюлька. — Уже два месяца, как он связан для лузки (приговорен к смерти).
Жак Коллен почувствовал внезапную слабость, ноги у него подкосились, и он упал бы, если бы товарищи его не поддержали, но у него нашлось достаточно присутствия духа, чтобы сложить руки с сокрушенным видом. Чистюлька и Паучиха почтительно поддерживали богохульника Обмани-Смерть, покамест Шелковинка бегал к надзирателю, дежурившему у двери решетки, ведущей в приемную.
— Почтенный священник желает присесть, дайте для него стул.
Итак, удар, подготовленный Биби-Люпеном, миновал Обмани-Смерть. Жак Коллен, как и Наполеон, опознанный своими солдатами, добился подчинения и уважения трех каторжников. Двух слов было достаточно. Эти два слова были ваши марухи и ваше рыжевье; ваши женщины и ваши деньги — вот краткий итог истинных пристрастий мужчины. Угроза эта была для трех каторжников знаком верховной власти; даб по-прежнему держал их сокровища в своих руках. Он был всемогущ на воле, и он не предал их, как говорили лжебратья. Притом ловкость и изобретательность их предводителя, завоевавшие ему широкую славу, подстрекали любопытство трех каторжников, ибо в тюрьме одно только любопытство оживляет эти опустошенные души. Притом преступников потряс смелый маскарад Жака Коллена, продолжавшийся даже за решетками Консьержери.
— Четверо суток я просидел в секретной и не знал, что Теодор так близок к обители… — сказал Жак Коллен. — Я пришел, чтобы спасти одного бедного мальчика, а он повесился тут вчера, в четыре часа… и вот другое несчастье! Нет у меня больше козырей в игре!..
— Бедняга даб! — сказал Шелковинка.
— Ах, пекарь (дьявол) отказывается от меня! — вскричал Жак Коллен, вырываясь из рук двух своих товарищей и выпрямляясь с грозным видом. — Приходит час, когда общество оказывается сильнее нашего брата! Аист (Дворец правосудия) в конце концов проглатывает нас.
Начальник Консьержери, узнав, что испанскому священнику стало дурно, явился во двор лично наблюдать за ним; он усадил его на стул лицом к солнцу и принялся изучать его физиономию во всех подробностях, с той опасной проницательностью, что возрастает со дня на день при исполнении подобных обязанностей, скрываясь под наружным безразличием.
— О боже! — сказал Жак Коллен. — Попасть на одну ступень с этими людьми, отбросами общества, преступниками, убийцами!.. Но Господь не оставит своего слугу. Уважаемый господин начальник, мое пребывание здесь я отмечу делами милосердия, память о коих сохранится! Я обращу этих заблудших, они поймут, что у них есть душа, что их ожидает жизнь вечная. И пусть на земле все погибло для них, они могут заслужить царство небесное, путь к которому лежит через истинное, от всей души, раскаяние.
Сбежалось десятка два-три заключенных; свирепые взгляды трех каторжников остановили любопытных на расстоянии трех футов от себя, однако краткая речь, произнесенная с елейной евангельской кротостью, была ими прослушана.
— Ну что ж! Вот такого, господин Го, — сказал страшный Чистюлька, — мы послушали бы!..
— Мне сказали, — перебил Жак Коллен,
