Любовь начинает и выигрывает - Екатерина Есина

– Ариша, я тебя поздравляю! У нас всё получилось! Посмотри, какая она красавица, вылитая ты!

Девочка ревела во всё горло и недовольно поглядывала на державшего её отца.

– Певицей будет, – довольно констатировал миллиардер.

– Я даже догадываюсь, в каком театре она будет петь, – сказала Арина, с облегчением поняв, что всё закончилось хорошо. – Дай мне нашу малышку, мне необходимо её покормить, конечно, если у меня есть молоко.

Михайлов аккуратно положил новорождённую жене на грудь.

– Я позвоню Лене, Агнии, бабе Поле, обрадую их, – сказал олигарх, бросив, уходя, восторженный взгляд на только что родившуюся дочку.

Сергей вернулся через несколько минут чернее тучи.

– Арина, – тихо произнёс он, – баба Поля умерла.

Новорождённую девочку родители, не сговариваясь, решили назвать Полиной.

Несмотря на пережитое во время родов, покидая клинику, Арина мысленно пообещала себе как можно быстрее туда вернуться. Ей хотелось подарить мужу много детей. Правда, врачи предупредили, что после кесарева сечения необходимо время для восстановления организма.

Клиника пользовалась среди русскоязычных пациенток бешеной популярностью, ведь в ней родила ребёнка жена самого олигарха Михайлова.

Ровно через три года Арина вновь была беременна, теперь уже весной должен был родиться мальчик. Доктора решили не рисковать здоровьем жены миллиардера и провести плановую операцию кесарева сечения.

Трёхлетняя Полина, вертя в руках огромный букет, сидя на диванчике в холле клиники вместе со своей тётей, изнывала от ожидания, не понимая, почему её не пускают к маме.

Наконец белоснежные двери открылись, и вышли улыбающиеся Полинины родители. Папа держал в руках какой-то шевелящийся кулёчек.

– Мама! Наконец-то! А где твой большой животик? – поинтересовалась девочка.

– Животик пропал, зато посмотри, какой у тебя чудесный братик! – Михайлов присел, чтобы показать дочери новорождённого. – Будешь вместе с ним играть.

– Ой, мама! Поздравляю! Вот тебе цветы! Какой он забавный! А можно потом как-нибудь мне ещё и сестрёнку?

– Я думаю, что это не последний наш ребёнок, Арина, – только и сказал Михайлов жене. Рина загадочно улыбнулась. Уже садясь в ожидавшую их машину, она добавила:

– Уверена, что мы не раз воспользуемся услугами клиники. Но раньше меня, всё-таки, здесь окажется моя крёстная. Через пару месяцев у неё появится второй ребёнок. Лена долгие годы помогала мне, даже не знаю, что бы со мной было, если бы не её поддержка. И тебя она тоже всегда выручала. Поэтому хочу предложить, Серёжа, стать крёстными родителями её ребёнка.

– С удовольствием, Риночка, – сказал миллиардер. – И крёстным отцом буду, и просто отцом, – добавил он, с умилением и нежностью посмотрев на детей.

Часы в редакции журнала «Спойлер» показывали почти два часа дня. Время близилось к обеденному перерыву, но сотрудники не собирались никуда уходить и в спешном порядке перекусывали на месте, запивая принесённые из дома бутерброды прохладительными напитками. Редакторы, корреспонденты и фотографы считали дни до долгожданного коллективного отпуска, когда, наконец-то можно будет расслабиться и отдохнуть. Но до этого замечательного момента нужно было выпустить журнал двойного формата – и за июль, и за август, поэтому работа кипела полным ходом.

В кабинете главного редактора журнала Константина Добролея сегодня случилось небольшое ЧП – сломался кондиционер. Мастер не спешил появляться, и даже включённый на всю мощь вентилятор не спасал от духоты.

Вытерев пот со лба, Константин налил в гранёный стакан живительной минералки и нажал кнопку селекторной связи:

– Опечаткина ко мне! – отдал он распоряжение своей секретарше.

Гриша появился в кабинете Добролея минут через тридцать, когда утомлённый жарой шеф «Спойлера», безуспешно борясь со сном, практически заснул.

– Гриша, где тебя только черти носят? – недовольно проворчал Константин.

– Ну и духота тут у тебя, начальник, – презрительно наморщив нос, пробурчал Гриша. С Добролеем он был знаком уже очень давно, ещё до работы в журнале, поэтому мог себе позволить некую долю фамильярности в разговоре. – На улице, конечно, тоже не морозная свежесть, но здесь у тебя прямо парилка какая-то!

– Ничего, Гриша, завтра утром летишь работать в Петербург, там, говорят, лето и не наступало ещё, прохладно, свежо, хорошо, тебе понравится.

– Это зачем я в Петербург поеду? – скривился Опечаткин. Было видно, что идея ему совсем не по душе, а с городом на Неве у него связаны совсем не радостные воспоминания.

– Как зачем? – искренне изумился главный редактор. – Фотографировать. Или ты ещё что-то умеешь?

– А что фотографировать-то надо? – с напряжением в голосе спросил Гриша.

– Летний сад с Эрмитажем, конечно! – насмешливо ответил Константин. – Не что, а кого! Олигарха Михайлова во время торжественной регистрации во «Дворце малютки». И фотографируй как можно качественнее. Это будет наша обложка.

– Что??? Ты что, издеваешься? – возмутился фотограф. – Костя, у тебя от духоты совсем мозги набекрень? Я два месяца назад туда ездил, когда он второго ребёнка регистрировал. Так быстро дети не рождаются! Или он опять себе гарем завёл?

– Да нет, Михайлов теперь такой положительный стал, никакого компромата на него днём с огнём не найдёшь. Он вроде как крёстный отец ребёнка…

– Крёстные отцы обычно на крестинах, в церкви. Туда, как ты помнишь, я тоже по Михайловскую душу два раза ездил. Пацан его, когда из купели вынимали, мне прямо в объектив написал, – жалобно проговорил Опечаткин.

– А, ну, наверное, тогда посажённый отец! – не обращая внимания на Гришины претензии, отреагировал Добролей.

– Тьма ты, Костя, египетская! Посажённый отец на свадьбе! А во «Дворце малютки» названный родитель!

– Ого, как ты хорошо терминологией овладел! – иронично заключил Константин. – Буду тебя теперь только на детские мероприятия направлять.

– Ты моей смерти хочешь, да? – со злобой в голосе спросил Опечаткин. – Я, когда на регистрации два месяца назад был, на секунду только отвернулся. Мне Михайловская дочка аппаратуру так фломастером разукрасила, что потом всю дорогу до Москвы оттирал. Я больше не поеду!

– Гриша! А когда ты с ёлки в Кран-Монтане падал и чуть ногу себе не сломал, тогда лучше, что ли, было? – язвительно спросил Добролей. – Ты, между прочим, за ту загубленную видеокамеру со мной до сих пор не расплатился.

– Так тогда какая романтика была! Я девиц специально инструктировал, чтобы они на Михайлова вешались. Прямо чувствовал себя героем… – мечтательно проговорил Опечаткин.