Темный карнавал - Рэй Брэдбери

– Вот будет здорово, если и дальше так пойдёт: силосные ямы полны, а мы сами умыты.

– Не беспокойся. Президент посылает на север своего представителя, убедиться, что разногласия там будут продолжаться ещё долго.

– Продлилась бы эта война ещё лет пятьдесят!

Они смеялись и распевали песни.

А ночью лежали довольные и прислушивались к тёплому журчанию в Акведуке, он был наполнен до краёв и походил на реку, текущую по их землям навстречу утренней заре.

ПРИЗРАКИ

The Ghosts, 1950-1952 год

Переводчик: Ольга Акимова

По ночам призраки проплывали, словно стайки млечных стеблей, над седыми лугами. Вдали можно было разглядеть их красные, как фонари, сверкающие глаза и неровные огненные вспышки, когда они сталкивались друг с другом, будто кто-то вытряхнул угли из жаровни и пылающие головешки рассыпались в разные стороны ярким дождем. Они приходили под наши окна – я это хорошо запомнила – каждую ночь в течение трех недель в середине лета, из года в год. И каждый год папа наглухо закрывал выходящие на юг окна и сгонял нас, детей, как маленьких щенков, в другую, северную комнату, где мы проводили ночи в надежде, что призраки сменят маршрут и развлекут нас, появившись на склоне с нашей новой стороны. Но нет. Их склон был южный.

– Должно быть, они из Мабсбери, – сказал отец, и его голос пронесся вверх по лестнице, туда, где мы трое лежали в своих постелях. – Но стоит мне выбежать с ружьем, черт побери, их и след простыл!

Мы услышали голос мамы, который ответил:

– Ладно, оставь в покое свое ружье. Все равно ты не сможешь их застрелить.

Отец сам рассказал нам, девчонкам, что это были именно призраки. Он сурово покачал головой и посмотрел нам в глаза. «Призраки – существа непристойные», – сказал он. Потому что они смеялись и оставляли отпечатки своих тел на траве. Можно было заметить место, где они лежали прошлой ночью: один мужчина и одна женщина. И всегда тихонько смеялись. А мы, детишки, не спали и высовывались из окон, подставляя ветру наши легкие, как пух, волоски, и прислушивались.

Каждый год мы пытались скрыть от отца с матерью возвращение призраков. Иногда нам удавалось скрывать это целую неделю. Однако где-то восьмого июля отец начинал нервничать. Он испытующе глядел на нас, следил за нами, подглядывал через занавески и все спрашивал:

– Лаура, Энн, Генриетта… вы… то есть ночью… за последнюю неделю… вы ничего такого не замечали?

– Какого такого, папа?

– Я имею в виду призраков.

– Призраков, папа?

– Ну, вы знаете, как прошлым и позапрошлым летом?

– Я ничего не видела, а ты, Генриетта?

– Я тоже, а ты, Энн?

– Нет, а ты, Лаура?

– Перестаньте, перестаньте! – громко кричал отец. – Ответьте мне на простой вопрос. Вы что-нибудь слышали?

– Я слышала, как кролик шуршал.

– Я видела собаку.

– Кошка пробегала…

– Так, вы должны сказать мне, если призраки вернутся, – настоятельно твердил он и, покраснев, неловко ретировался.

– Почему он не хочет, чтобы мы видели призраков? – прошептала Генриетта. – В конце концов, папа сам нам сказал, что они призраки.

– А мне нравятся призраки, – заявила Энн. – Они другие, не такие, как все.

И это было правдой. Для трех маленьких девочек призраки были необыкновенными и удивительными. Каждый день к нам на дом приезжали учителя и держали нас в крепкой узде. Иногда случались дни рождения, но в основном наша жизнь была пресной, как тюремный сухарь. Нам так хотелось приключений. Призраки спасали нас от скуки: мурашек по телу хватало до конца лета и даже до следующего года.

– Интересно, что привлекает сюда этих призраков? – спросила Генриетта.

Мы не знали.

А отец, похоже, знал. Однажды ночью мы снова услышали его голос, доносившийся снизу.

– Мягкий мох, – говорил он маме.

– Ты придаешь этому слишком большое значение, – сказала она.

– Я думаю, они уже вернулись.

– Девочки не говорили.

– Девочки немного лукавят. Думаю, нам лучше перевести их сегодня в другую комнату.

– Дорогой, – вздохнула мама, – давай подождем, пока не убедимся. Ты же знаешь, что бывает с девочками, когда им приходится менять комнату. Они неделю не могут спать нормально и весь день в плохом настроении. Подумай обо мне, Эдвард.

– Ладно, – сказал отец, но по голосу чувствовалось, что он что-то задумал.

На следующее утро мы, трое девчонок, играя в пятнашки, галопом спустились к завтраку.

– Ты водишь! – крикнули мы, остановились и в изумлении посмотрели на папу.

– Папа, что с тобой?

Потому что руки у папы были распухшими, все в желтых мазях и белых бинтах. Шея и лицо покраснели и воспалились.

– Ничего, – ответил он, уставившись в тарелку с кашей и угрюмо ее помешивая.

– Но что произошло? – обступили мы его.

– Отойдите, дети, – сказала мать, пытаясь сдержать улыбку. – Папа отравился ядовитым плющом.

– Ядовитым плющом?

– Как это случилось, папа?

– Сядьте, дети, – предостерегающе сказала мама, ибо отец уже потихоньку скрипел зубами.

– Как он умудрился отравиться? – спросила я.

Топнув ногой, папа вылетел из комнаты. Больше мы не сказали ни слова.

На следующую ночь призраки исчезли.

– О черт, – произнесла Энн.

Мы лежали в кроватях тихо, как мышки, в ожидании полуночи.

– Ты что-нибудь слышишь? – прошептала я.

Я видела у окна кукольные глаза Генриетты, выглядывавшей наружу.

– Нет, – сказала она.

– Который час? – шепнула я, немного подождав.

– Два часа.

– Кажется, они не придут, – печально сказала я.

– Нам тоже так кажется, – отозвались сестры.

Мы слушали свое тихое дыхание, наполнявшее комнату. Вся ночь до рассвета была безмолвна.

«Чай вдвоем…» – напевал отец, наливая себе утренний напиток. Он посмеивался и похлопывал себя по спине.

– Ха-ха-ха, – произнес он.

– Папа счастлив, – сказала Энн матери.

– Да, дорогая.

– Даже несмотря на ядовитый плющ.

– Вопреки ему, – вставил папа, смеясь. – Я волшебник. Я экзорцист!

– Кто?

– Э-к-з-о-р-ц-и-с-т, – по буквам произнес он. – Тебе чаю, мама?

Мы с Генриеттой помчались в нашу библиотеку, в то время как Энн играла во дворе.

– Эк-зор-цист, – прочла я. – Вот, нашла! – И подчеркнула слово. – «Тот, кто истребляет духов».

– Истрепляет их по ниточкам? – удивленно переспросила Генриетта.

– Да нет же, глупенькая, истреблять. То есть «прогонять, избавляться от них».

– Убивать? – жалобно спросила Генриетта.

Пораженные догадкой, мы обе уставились в книгу.

– Значит, папа убил наших призраков? – спросила Генриетта, и глаза ее наполнились слезами.