Мифология греков и римлян - Алексей Лосев

С наступлением классики и с появлением рабовладельческой аристократии гиперборейский миф сразу получил небывалое углубление, поскольку выдвинутый рабовладельческой формацией частный индивидуум и частная инициатива уже требовали борьбы с разложением родовой знати, т. е. с Гомером, и требовали реставрации более серьезных и менее художественных эпох. Такова именно причина объединения аристократического пифагорейства с мифом о гиперборейцах, причем это объединение, как реставрационное, уже с самого начала приводило к разбуханию сказочных, магических и утопических элементов во всей гиперборейской мифологии. Из эпохи классики необходимо указать также и на тот культурно–социальный подъем, который привел Грецию к афинской гегемонии и который тоже заметно отразился на мифе о гиперборейцах. Прежде всего афиняне тоже стали связывать себя с гиперборейцами. По схолиасту к Пиндару (ΟΙ. III 28), «гиперборейцы получили название по некоему афинянину Гиперборею, как говорит Фанодем [или, может быть, Филодем]». С возвышением Афин необходимо было сделать их средоточием гиперборейских жертв, о чем и читаем у Павсания (I 31, 2):

«В Прасиях есть храм Аполлона. Рассказывается, что сюда приходят жертвенные начатки от гиперборейцев, что гиперборейцы передают их аримаспам, аримаспы — иседонам, от этих последних скифы доставляют их в Синоп, а затем через земли эллинов они доставляются в Пра–сии, а затем уже афиняне везут их на Делос. Так как эти начатки завернуты в пшеничную солому, то никто не знает, что они представляют. В Прасиях есть памятник Эрисихтона; он умер во время обратного плавания, когда он возвращался домой после Феории, [священного посольства,] с Делоса».

Плутарх (frg. 10) говорит, что «Эрисихтоном была сооружена первая деревянная статуя Аполлона на Делосе». По Павсанию же (I 18, 5), «самое древнее [изображение Илифии] принес с Делоса Эрисихтон». Атеней же (IX 392 d) просто говорит о путешествии Эрисихтона на Делос. Эти материалы, кажется, обнаруживают какие–то афинские претензии на Делос и гиперборейского Аполлона, погоню афинян за приоритетом в делосских делах. С этим гармонируют, наконец, и сообщения о жертве, которую афиняне, по указанию Абариса, принесли за всех греков во время одного всенародного бедствия. Это уже приводившаяся у нас схолия к Аристофану (Equ. 729), где, между прочим, говорится: «Когда афиняне принесли жертву, это бедствие прекратилось. И таким образом, со всех сторон к афинянам посылали в виде дара начатки всех плодов». Здесь ясно видно отражение афинской гегемонии V в. на мифе о гиперборейцах.

В век эллинизма с укреплением формалистических и намеренно сказочных тенденций оживает вся экзотика, связанная с древними представлениями о гиперборейцах. Их понимают то утопически, в намеренно сказочном и фантастическом плане, то чисто философски. Но это философия уже на неоплатонический манер, как и вся философия эпохи античного декаданса.

Таким образом, мифология гиперборейцев со времен матриархата и палеолита переходит через патриархат, через общинно–родовое разложение, через рабовладельческую аристократию. Эта мифология кончает фантастическим и утопическим романтизмом, а также и мистицизмом эпохи декаданса. Мы можем наблюдать развитие этого популярнейшего в античной мифологии сказания о гиперборейцах, находя в этой многовековой мифологической истории почти те же периоды и элементы, что и в мифологии самого Аполлона. Гиперборейцы и Аполлон есть нечто одно неразрывное целое. «Гиперборейский народ был слугой Аполлона и его служителей», «гиперборейцы везде являются посвященными Аполлону» (Pind. ΟΙ. Ill 28); «Аполлон почитается у гиперборейцев, почему он и виден у них пляшущим» (Schol. Apoll. Rhod. II 675).

К мифу о гиперборейцах сделаем еще одно добавление, чисто этимологическое. Не будучи в состоянии понять социальный смысл гиперборейской мифологии, буржуазные ученые в порядке слепого эмпиризма все же натолкнулись на представляющую интерес этимологию греческого слова «гиперборейцы». Распространенное толкование этого слова — «живущие за Бореем», т. е. «живущие на севере». Оно основано на чисто народной этимологии и имеет за собой только одну из многочисленных античных традиций, именно — традицию Арис–тея (если иметь в виду Геродота) или Псевдо–Аристея. Вместо этого в новейшей науке было обращено внимание на то, что Крит имел седьмой месяц Гиперберет, а Македония и Пергам — последний месяц Гиперберетей. Это летние или позднеосенние месяцы, связанные с жатвой и культом Аполлона. С точки зрения македонской диалектологии, «гиперберетей» вполне тождественно с «ги–перферей». А это последнее слово близко к «перфе–рей» — служитель Аполлона, о котором говорит Геродот. Что же касается «перфереев», то совершенно ясно, что данное слово связано с греческим phero, что значит «несу». «Перфереи» — это «носители», «переносители», «переносчики», «доставители» тех жертв и приношений, которые направлялись от населения Аполлону. Следовательно, «гиперборейцы», исходя из этой этимологии, не что иное, как «служители» Аполлона, к чему мы пришли на основании анализа мифологического материала.

VI. КАЛЕНДАРНАЯ МИФОЛОГИЯ

Для характеристики Аполлона периода классики чрезвычайно важны материалы, относящиеся к аполло–новской календарной мифологии. Здесь мы находим пеструю картину напластований самых разнообразных периодов религиозно–мифологического развития греков, начиная от времен человеческих жертв и кончая временем позднейшего героизма. Приведем некоторые элементарные сведения из этой области.

1. Аттика. Как известно, календари были разные в разных греческих государствах. Остановимся на аттическом календаре. Аттический год начинался летом, а именно с первого новолуния после летнего солнцестояния, т. е., по нашему счету, с конца июня. Первый месяц года, Гекатомбеон (июль — август), был посвящен Аполлону. Характерно, что этот месяц в более древние времена посвящался Кроносу и, значит, был связан либо с матриархатом, либо с его поздними остатками. То, что этот месяц посвящен Аполлону, вытекает уже из его наименования. Аполлон здесь играл роль покровителя государства, страны и общества времени перехода от родовых отношений к соседским; это свидетельствуется во–первых, праздником 16–го числа, посвященным синойкиз–му Тезея, т. е. установлению единой аттической общины, и, во–вторых, праздником конца месяца, знаменитыми Панафинеями. Оба этих праздника посвящались также Афине Палладе, вместе с которой Аполлон являлся основным божеством патриархата и тородской жизни. Второй месяц (август — сентябрь) назывался Метагейт–нион, т. е. Соседский, и опять–таки был посвящен Аполлону. Подробности относительно этого месяца неизвестны. Однако едва ли тут было что–нибудь иное, чем празднование тех новых соседских отношений, в которые вступили аттические граждане в связи с разрывом прежних родовых.

Удивительно и то, что третий месяц аттического календаря, Боэдромион (сентябрь — октябрь), опять–таки посвящался все тому же Аполлону. На этот раз выдвигалась совсем другая сторона Аполлона, а именно оказание помощи в нужде и особенно на войне. Четвертый месяц аттического календаря, Пианепсион (октябрь — ноябрь), тоже был посвящен Аполлону. И здесь отмечалась связь Аполлона с плодородием, со сбором осеннего урожая и вообще с борьбой против стихийных сил природы. В честь Аполлона здесь варились разнообразные овощи (откуда и самое название месяца — «бобоваре–ние» или, точнее, «варка смеси плодов») (Athen. XIV 648b: pyanion — «смесь плодов, которая варится в сахаре»). Приготовлялись так называемые иресионы, т. е. оливковые или лавровые ветви, обвитые шерстью и увешанные разными плодами и сосудиками с маслом, медом и вином. Они приносились в храм Аполлона и выставлялись у дверей домов. Панспермия и иресиона, конечно, были прежде всего символом обилия и победы над природой, знаком овладения ее производительными силами. Характерно, что это объединилось в данном месяце с воспоминаниями о Тезее и его победе над Минотавром, что тоже было символом победы над стихией, хотя и в другом смысле.

Только с пятого месяца, т. е. с наступлением холодов, Аполлон отступал на задний план и выступали другие боги. Аполлон мыслился в это время ушедшим в гиперборейскую страну, откуда он не возвращался до весны. Зимние месяцы посвящались Зевсу, Посейдону, Гере, Дионису. И только с Элафеболиона (март — апрель) начиналось воспоминание об Артемиде, но Аполлона все еще не было. Мунихион (апрель — май) тоже был посвящен Артемиде, но уже с большой примесью аполлонов–ских элементов. 6–го Мунихиона праздновались чисто аполлоновские Дельфинии в связи с открытием навигации и в память отъезда Тезея на Крит.

Одиннадцатый месяц года, Таргелион (май — июнь), уже целиком посвящается Аполлону, одно из наименований которого — именно Аполлон Таргелий. Аполлон являлся здесь богом лета и летней жатвы, приносящим свою заботу о плодородии вместе с прибытием из гиперборейской страны. Таргелий особенно был распространен в Ионии. В этом месяце Аполлону приносились начатки плодов. Месяц этот значился и в календарях других государств. Таргелий праздновался в Фивах, Миле–те, Микенах. Но что является здесь наиболее удивительным, — это сообщение у лексикографов (Гарпократиона и Свиды, Pharmacol) относительно обычая 6–го Таргели–она. В этот день брали двух преступников (иногда мужчину и женщину), вешали им на шею гирлянды смоквы и под звуки флейт гнали вокруг города к определенному месту на морском берегу. Их называли фармаками. Вначале это было самой настоящей человеческой жертвой, приносившейся Аполлону ради его умилостивления и ради очищения людей. Этих двух людей сжигали, а их пепел бросали в море. В связи с прекращением человеческих жертв обычай этот получал уже только символическое значение, потому что бросаемых в море людей тут же спасали. Обычай этот, конечно, идет из глубочайшей старины и характерен для самых древних ступеней апол–лоновской мифологии. Известен он кроме Афин в Колофоне, Абдере и Массилии.