Сын герцога - Людмила Музыка

Она действительно сразу узнала его. Едва он переступил порог таверны. И дело было не в его оружии (на него девушка обратила внимание в последнюю очередь) и даже не в необычной внешности (в Империи было не принято, чтобы мужчины носили настолько длинные волосы). Просто стоило ему войти в зал, как гадалка уже не могла оторвать от него глаз. Ее дар даже без ее желания отзывался на его присутствие. Еще никогда она не встречала человека, от выбора которого зависело так много вероятностей (даже старик, знавший то, о чем никто не мог узнать, не вызывал у нее таких чувств). Казалось, что буквально каждый шаг этого необычного существа, которое ей посчастливилось встретить на своем пути, что-то изменял для всего мира.

Поэтому Лоя не могла усидеть на месте. Уже не поручение, а собственное любопытство вело ее. Хотелось прикоснуться к руке незнакомца. Не для того, чтобы рассмотреть линии на ладони (в них она не видела никакого смысла). Просто использовать свой дар в полную силу она могла, только прикоснувшись к нужному человеку или предмету.

Юноша смотрел на нее настороженно. Когда она предложила ему погадать, он отказался. Но Лоя не была бы Лоей, если бы не умела настоять на своем. Уговорами и шуткой она вынудила его протянуть ей руку.

Стоило только прикоснуться к его запястью, как дар мгновенно откликнулся. Ей даже не пришлось сосредотачиваться, достаточно было просто смотреть. И она смотрела. Старательно вглядываясь в калейдоскоп событий, мелькавших перед ее глазами. Сила дара пьянила, требуя плату болью. Все было как всегда. И в то же время не как всегда. Поток вероятностей в жизни незнакомца оказался невообразимо огромным. Он свивался в настоящий лабиринт, в котором каждый поступок вел к очередному перекрестку и новому выбору. В нем не возможно было ничего разобрать. Впрочем, Лоя и не пыталась. Она давно усвоила истину, что человеческий разум не может постигнуть замыслы богов, и тот, кто хочет приблизиться к их загадкам, только уничтожает сам себя. Поэтому гадалка не пыталась ничего понять. Только рассмотреть и запомнить. Получалось с трудом. Вероятности накладывались одна на другую, смешивались в бесконечном хороводе. Но Лое все-таки удалось кое-что рассмотреть. И тогда она начала говорить. А когда договорила, постаралась убраться из таверны как можно быстрее.

Пока она находилась рядом с этим незнакомцем, ее дар не хотел успокаиваться. Сводя ее с ума очередным водоворотом видений. И чтобы спасти собственный рассудок, Лоя была вынуждена сбежать, надеясь, что судьба больше никогда не сведет ее с этим странным человеком.

Когда незнакомка предложила погадать — Джай отказался. Во-первых, потому что не верил в такие предсказания. А во-вторых, у него не было денег, чтобы ей заплатить. Они с Ларом даже ужинали за чужой счет. Но женщину это не остановило. Она проворно ухватила его за запястье. Но вместо того, чтобы рассматривать его ладонь — закрыла глаза. А потом произнесла:

— Твоя дорога ведет на запад. Там ты сможешь найти ответы на свои вопросы, если захочешь их отыскать и решишься рискнуть. Тогда ты потеряешь весь мир, но найдешь новый, чтобы вернуть то, что потерял. Если не решишься — для мира будет все потеряно.

Молодой лорд с недоумением уставился на девушку. Он то ожидал услышать очередную историю, наподобие: «долгие годы богатства и славы» или «страшная опасность подстерегает тебя на пути». Которая завершилась бы настойчивой просьбой, поблагодарить гадалку за своевременное предупреждение. Но предсказание оказалось запутанным и состоящим из одних намеков. Единственное, что удалось понять из этого набора слов — то, что источник большинства проблем Джая находился где-то на западе. Он и сам догадывался об этом. Слишком часто происходившие в ним неприятности, оказывались связанными с Ванааном. Но откуда об этом могла узнать уличная гадалка? Она действительно что-то увидела или просто догадалась? В любом случае, юноша постарался запомнить ее слова.

Едва закончив говорить, девушка сразу же заспешила прочь. Так словно хотела сбежать, то ли от неожиданного внимания (сейчас на них смотрела вся таверна), то ли от собственных видений, которые не хотели ее оставлять.

— Ты не попросишь плату за свое предсказание? — окликнул ее Джай.

— Разве у тебя есть чем мне заплатить? — хмыкнула гадалка, а потом добавила, — За это предсказание мне уже заплатили…

Девушка скрылась за дверью прежде, чем молодой лорд успел ее еще о чем-то спросить. И юноша раздосадовано опустился на свое место. Догонять ее не было никакого смысла. О странном предсказании можно было подумать и позже, как и отыскать злополучную гадалку (если ее имя знал каждый встречный, найти ее не составило бы труда). Сейчас у Джая были более насущные проблемы. Ему нужно было как можно быстрее попасть во дворец и разобраться, что же там произошло.

Так как на город до сих пор никто не нападал. Не трудно было догадаться, что защитная магия сработала потому, что что-то случилось во дворце (это объясняло и наличие внутреннего магического купола). Юноша старался не думать о том, что под угрозой мог оказаться император. Как и вспоминать о том, в каком состоянии находился Маран. Поэтому всеми силами старался поддерживать в себе надежду на то, что эти двое были все еще живы. Это все, что ему оставалось: надеяться и ждать…

Тот, кого называли Либиусом, встречал рассвет в южной башне императорского дворца. Опершись о кованую решетку, он наблюдал за тем, как первые солнечные лучи окрашивают горизонт в нежно-розовый цвет. Это зрелище завораживало его. Прожив бесчисленное количество лет, получив истинное могущество и потеряв его, старик не уставал поражаться величию окружающего мира. Его красоте, его совершенству, его великолепию. Только для того, чтобы иметь возможность смотреть на него, стоило жить.

Он не знал, откуда бралось это чувство. Ничего подобного у людей старик не замечал. Наверное, это было в его природе: видеть и понимать. Потому что только так он мог по-настоящему хранить этот мир. Только так он знал, что ему действительно есть что защищать.

Старик считал себя неплохим хранителем. Когда у него была власть, он делал все возможное, чтобы уберечь это великое творение. Ради него он отказался от собственного могущества и ни разу не пожалел об этом. И ради него он все еще продолжал жить, исполняя свою миссию в меру оставшихся сил. Эти несчастные крохи казались каплями в сравнении с тем океаном могущества, которым он обладал. Но, имея эти жалкие остатки собственных способностей, Либиус чувствовал себя свободнее, чем когда все силы мира подчинялись ему.

Собственный титул хранителя, старик всегда считал злой шуткой. Потому что только очень жестокий разум мог назвать этим словом существо, способное одним мановением руки перевернуть вселенную, но не имеющее право сдвинуть даже песчинку, танцующую в сердце урагана. Закон о невмешательстве связывал его незримой цепью по рукам и ногам, не давал двигаться и даже дышать. Все что ему оставалось — это смотреть и запоминать, знать о том, что случится, и ни в коем случае не вмешиваться. Если бы только он мог еще и не чувствовать. Не умирать с каждым закатом, и не возрождаться вновь, когда солнце опять осветит горизонт. Не вслушиваться в пение ветра и не замирать от восхищения, глядя, как трепещет листва или расцветает цветок. Не мчаться как безумный на другой конец света только для того, чтобы увидеть очередной танец стихий: шторм, песчаную бурю, лесной пожар, снегопад. А главное, не смотреть на этих созданий, которые по недоразумению творец посчитал величайшим из своих творений: безумных в своих желаниях, жестоких в своих поступках, и в то же время прекрасных в своем совершенстве. Не видеть, как они сражаются друг с другом, убивают и умирают, безжалостно уничтожая все вокруг.