Жизнь русского обывателя. Часть 1. Изба и хоромы - Леонид Васильевич Беловинский

они открывали около 800 школ в год, хотя затем это количество сократилось вдвое, и в 1880 г., когда было проведено первое и единственное статистическое обследование школ, земствам принадлежало 9108 народных училищ, что в земских губерниях составило 69,5 % всех училищ. Зато в 1880 г. на одну земскую школу в среднем приходилось 52 ученика, а в 1894 г.– 70. Тем не менее роль земств в деле народного образования оказывается не столь уж значительной: в 1871 г. на их долю приходилось 10 % ассигнований на школу, а к 1890 г. она возросла до 15,9 %, и даже в земских губерниях на их долю приходилось 53,2 % расходов. Следовательно, основная масса сельских учителей служила по другим ведомствам, например, по ведомству Православной церкви. А, как уверен наш современник, эти учителя не были героями, в отличие от земских.

Положение учителя в деревне было хуже положения врача. Не говоря уже о том, что он все время находился в подозрении в нелояльности, а то и антиправительственной пропаганде и любой волостной урядник мог грубо вмешаться в его работу, крестьяне, даже признавая пользу грамотности, не были склонны раскошеливаться на школу. Не следует забывать, что огромное число школ открывалось по приговорам сельских обществ и содержалось на крестьянские деньги (33,7 % расходов на школу во всех губерниях и 28 % в земских), так что учитель в такой школе зависел и от невежественного волостного старшины, и от полуграмотного волостного писаря. Жалованье было маленьким, и учебные помещения, и жилая комната, в лучшем случае две – не только тесные, но и сырые и холодные, а одиночество почти абсолютным. И если врача с его университетским образованием в любой усадьбе принимали с той или иной долей радушия и уважения, хотя бы только из соображений потенциальной пользы, то сельский учитель, нередко окончивший лишь учительскую семинарию, в помещичьей среде часто был принимаем с легкой долей презрения, а крестьянской среде он был чужд, по какому бы ведомству он ни служил.

Глава 20

Конец усадьбы

Есть пошлая поговорка: «Как ни болела, а все померла». Как ни бдели помещики за ходом хозяйства, какими карами ни угрожали неисправным приказчикам и старостам, как ни увеличивали оброки и барщину, а судьба была одна. В 1837 г. в Петербурге вышла книга анонимного автора «Мысли об усовершенствовании сельского хозяйства и об улучшении быта поселян-хлебопашцев». Касаясь причин оскудения дворянства, автор писал: «Помещик, имеющий от 200 до 1000 душ, желает жить никак не хуже того, который имеет 10000» тот, кто имеет за 100, старается подражать ему» имеющие же от 20–100 не хотят отстать в образе жизни от имеющего более 100 душ. Владелец с хорошим вкусом, коего все достояние состоит, положим, из 50 душ, стоющие по средней цене 30000 руб., приносящие высокий доход 4500 руб. (ассигнациями, т. е. примерно 1286 руб. серебром. – Л. Б.) в год, не может выезжать уже иначе, как в карете или в коляске; если у него есть жена и две дочери, то на гардероб им выходит бедно 900 руб.; ему, собственно, 400; на сахар, чай, кофе, пряности по крайней мере 1000, на вино 400, на разные украшения дома 200 руб., на разъезды по делу и без дела и непредвиденные расходы 1000, на ремонт экипажей, сбруи и ливрей 400, на наем учителя-француза и какого-нибудь пианиста по крайней мере 1200, всего 5500, следовательно, целой 1000 более доходов. Если он заложил свое имение, получив из Опекунского совета по 200 руб. на душу, то проезд за этими деньгами стоит, по крайней мере, 500 руб.; при сем удобном случае куплено им в столице экипаж за 1500; фортепьяно за 600 руб., жене и дочерям шали, материи, холст голландский, серьги, кольца и проч. – всего на 1500; себе енотовую шубу; шитую шелком с кистями венгерку, шинель с бобром, дворянский мундир, охотничьи снаряды и проч., всего на 1125 руб.; бронзы, хрусталя, мебели, ламп, сервизы для стола и чаю, шампанских рюмок и иных разностей, всего на 1000; заплачено долгу в лавки по старому счету и заимодавцам 2000, податей и недоимок 500 руб.; таким образом, из полученных 10 000 остается 1275 руб., которые употреблены на разные домашние надобности, покупку двух камней на мельницу, 10 пудов железа и выписку через Предводителя молотилки-веялки Вишнякова. После этого займа прибавилось сверху недостававшей 1000 на ежегодные расходы еще уплата казенного долга; почему владелец принужден, или стеснив свои и крестьян своих обстоятельства, извлекать насильственный из имения доход, или задолжав в частные руки, лишиться своего достояния» (71, с. 86–87).

Думается, автора этих расчетов можно упрекнуть только в одном: 50-душные помещики на хрустали, серебро и енотовые шубы не тратились; скорее это характерно для 500-душного – нет ли опечатки в тексте? Но в целом все верно: ярко выраженной особенностью помещичьего бытия была жизнь не по средствам.

А еще вот что пишет о типичном помещике В. В. Селиванов в известной в свое время книге «Год русского земледельца»: «Лет 15 прослужил он в военной службе, а теперь, как следует гражданину, занимается хозяйством. Он не чужд высоких стремлений; мировые события волнуют его душу, он сочувствует успехам наук и художеств, он горячо любит свое отечество. В обязанности помещика он сознает великое призвание, заботы и попечения о вверенных ему Богом и общественными законами ближних. Он смотрит на хозяйство как на основу государственного богатства, как на залог благоденствия народного, и при всем том он чрезвычайно ленив. Ему бы лежать под деревом на траве да читать, или смотреть в синеватую даль и прогонять через память все свое прошедшее, или бродить одному, а порой и с женой по лесам и полям и приискивать все возможные случаи, чтобы ничего не делать».

Тебе, читатель, это ничего не напоминает? А мне, так очень. Гоголевского мечтателя Манилова. Или его же Тентетникова.

Но, может быть, Селиванов преувеличивал? Однако вот как писал человек иного склада, тоже познавший помещичью жизнь, – А. Фет. «Хотя земной рай вещь субъективная и относительная, тем не менее смысл грибоедовского полустишия («Деревня летом – рай». – Л. Б.) ясен. Автор указывает на созерцательное спокойствие духа, вызываемое матерьяльным довольствием, невозмущаемым безмерными требованиями столичной жизни. Всего необходимого в изобилии. Приходит оно в руки само собою. Наслаждайся природой, чтением, охотой. Если ты работал в городе, отдохни летом в беспечном бездействии, а если в городе ничего не делал, продолжай это занятие более дешевым способом в деревне. Таков был для большинства землевладельцев идеальный деревенский рай. Нечего говорить, что подобное положение неминуемо вело за собою беспомощную скуку и апатию, ставившую себе противоположный идеал городской суеты и гоньбы за всевозможными призраками. Таков был идеал деревенской жизни до освобождения крестьян» (110, с. 304). Князь Б. А. Васильчиков писал об одном из