Мифы классической древности - Г. Штоль

Утро настало. Циклоп разложил огонь, подоил своих коз и овец, потом схватил двоих из бывших в пещере ахейцев и сожрал их. Потом отодвинул камень, что лежал у входа, выгнал шумное стадо из темной пещеры и снова запер дверь с такой легкостью, как будто затворял легкой покрышкой колчан.

Со свистом погнал Полифем стада свои в горы. Одиссей, оставленный в пещере, начал выдумывать средство, как бы, с помощью Афины Паллады, отомстить исполину. И вот что нашел он удобным. В козьем закуте стояла дубина циклопа – свежий, им обрубленный ствол дикой маслины, длиной с мачту. Очистив от ветвей, Полифем поставил его сохнуть в закуту, чтобы после носить вместо посоха. Одиссей взял этот ствол, мечом отрубил от него три локтя и отдал товарищам выгладить этот брусок, затем сам заострил его и обжег на угольях острый конец. Спрятав обрубок, Одиссей пригласил товарищей своих бросить жребий – кому быть помощником ему, Одиссею, в то время как нужно будет вонзить обожженный кол в глаз сонному Полифему. Жребий пал на четверых, сильнейших и более смелых: их выбрал бы и сам Одиссей.

Вечером возвратился Полифем со стадом. В пещеру вогнал он все стадо: или предчувствовал он что-то недоброе, или такова была воля некоего бога. Задвинув, как прежде, вход в пещеру, подоив овец и коз, накормив козлят и барашков, схватил он еще двоих Одиссеевых спутников и сожрал их. Тогда подошел к циклопу Одиссей, держа в руках деревянную, полную вина чашу, и обратился к нему со следующими словами: "Выпей вина, циклоп, насытясь человеческим мясом: узнаешь тогда, какой драгоценный напиток был на нашем корабле. Тебе приношу я вино это в жертву, чтобы сжалился ты надо мной и отпустил меня на родину. Но ты свирепствуешь нестерпимо. Беспощадный циклоп, кто ж из людей посетит тебя, сведав о твоих беззаконных поступках?" Так говорил Одиссей; Полифем же взял чашу с вином и осушил ее. Сильно полюбился циклопу сладкий напиток; попросил он другой чаши: "Налей мне, дружок мой, еще и назови свое имя, чтобы я мог приготовить подарок тебе по сердцу. И у нас, у циклопов, на тучной земле родится роскошный виноград, и сам Зевс Кронион питает его своим благодатным дождем. Твой же напиток – амброзия чистая со сладким нектаром". Подал ему Одиссей и вторую чашу. В третий раз наполнил ее и в третий раз осушил ее циклоп безумный. И когда зашумело огневое вино в голове людоеда, Одиссей обратился к нему с такой обольстительной речью: "Ты спрашиваешь об имени моем, циклоп; изволь, я его открою тебе: ты же не забудь одарить меня, по твоему обещанию. Имя мое "Никто". Так зовут меня мать и отец, так величают и все товарищи". – "Знай же, Никто, будешь ты съеден мною после всех твоих спутников: вот мой подарок". Так воскликнул страшный циклоп и с этими словами повалился навзничь на землю, совсем пьяный. Тут, ободрив своих товарищей, быстро достал Одиссей спрятанный обрубок маслины и острым концом положил его на огонь. Когда кол загорелся, Одиссей поспешно вынул его из огня и, с помощью четверых избранных по жребию товарищей, пронзил им глаз спящего исполина. Страшно взвыл людоед, застонала от воя пещера. В страхе попрятались по углам спутники Одиссея и сам он. Вырвал циклоп из пронзенного глаза кол, облитый кипучею кровью, и бросил его далеко от себя. В исступлении снова он стал громко кричать. На крик сбежались циклопы, обитавшие в глубоких пещерах окрестных гор и на горных, лобзаемых ветром вершинах. Подошли они к пещере и стали спрашивать: "Что случилось с тобой, Полифем? Что так ревешь среди ночи и прерываешь сон наш? Разве кто-нибудь похищает у тебя овец или коз? Кто-нибудь хочет убить тебя обманом или силой?" И в ответ им исполин из пещеры: "Никто, друзья мои: по своей оплошности гибну. Никто силой не мог бы повредить мне". – "Если никто, для чего же реветь? Верно, с ума ты сошел: а от этой болезни излечить мы, циклопы, не можем: обратись с мольбою к отцу своему Посейдону". Так говорили они и разошлись по домам, Одиссей же радовался в сердце своем, что удалась ему хитрость.

Обшарил ослепший циклоп руками стены, охая, стеная, подошел он ко входу в пещеру, отодвинул скалу и сел перед нею, вытянув огромные руки, надеясь переловить всех ахейцев, когда захотят они вместе со стадом уйти из пещеры. Но Одиссей не был, как он, без рассудка: осторожным умом измыслил он, как спасти себя и друзей. В стаде циклопа были бараны, мощные, жирные, покрытые длинной шерстью. Лыком, выдернутым из рогожи, служившей циклопу постелью, Одиссей связал вместе трех баранов и под средним привязал одного из своих спутников. Так поступил он и с остальными. Сам же, уцепившись за самого сильного и рослого барана, повис под шершавым его брюхом, а руки (впустив их в густое руно) обвил длинной шерстью и на ней терпеливо держался и ждал наступления утра. Когда встала из мрака румяная заря, козлы и бараны с шумом стали выходить из пещеры на паству, и циклоп не заметил, что вместе с ними оставили пещеру ахейские мужи. Охая, щупал он у всех, пробегавших мимо, пышные спины, но, глупый, он не был способен угадать, что у иных скрывалось под роскошной грудью. Позади всего стада, от тяжести едва передвигая ноги, тащился баран Одиссеев. Когда проходил он мимо Полифема, циклоп пощупал его спину и обратился к нему с такими словами: "Ты ль это, милый? Отчего сегодня последний покинул пещеру? Прежде ты не был ленив; прежде впереди стада выходил ты на паству, первый бежал в полдень к потоку, впереди всех возвращался в пещеру вечером. Теперь идешь позади других: верно, жаль тебе господина; злой бродяга Никто отуманил мне ум вином и лишил меня светлого зрения. Но он – этот злостный Никто – беды, думаю я, не избегнул. О, если бы, друг мой, ты мог мне сказать, где он скрылся от могучей руки моей. Вмиг раздробил бы я ему череп и разбрызгал бы мозг по обширной пещере. О, как бы насладилось сердце мое, когда бы мог я отомстить за обиду, какую нанес мне Никто, злоковарный разбойник!"

Так он сказал и отпустил барана. Ахейцы же, как только освободились от опасности, поспешно погнали все стадо на взморье, к своему кораблю. И сладко было товарищам встретить их, избежавших верной гибели. Хотели они плакать о милых погибших, но Одиссей мигнул им глазами, чтобы удержали плач и позаботились о богатой добыче. Скоро вся добыча была уже на корабле, и Одиссеевы спутники, севши на лавки, уже ударяли веслами о темные воды. Когда отплыли они на такое расстояние, что, казалось, были уже вне опасности, Одиссей не мог удержаться, чтобы не закричать Полифему: "Слушай, циклоп беспощадный! Не дурной и не слабый был муж, чьих спутников верных сожрал ты. Наказал тебя Зевс и прочие боги за то, что ты не постыдился сожрать иноземцев, посетивших твой дом". Тут только узнал Полифем, что чужеземцы убежали от него; страшно взбешенный, отломил он тяжелый утес от вершины горы и со всего размаха бросил его в ту сторону, откуда раздавался голос. Утес, пролетев над судном, рухнул в море так близко от ахейцев, что чуть не отшиб черноострого корабельного носа. Всколыхнулось море от упавшей скалы. Хлынув, большая волна быстро побежала к берегу; схваченный ею, помчался корабль Одиссея. Но когда снова судно было на довольно далеком расстоянии от берега, Одиссей, несмотря на увещевания товарищей, воскликнул: "Циклоп, если кто-нибудь спросит тебя, кто лишил тебя глаза, пусть будет твоим ответом: "Одиссей, сын Лаэрта, сокрушитель городов, знаменитый властитель Итаки". Так он сказал. Заревел от злости циклоп и воскликнул: "Горе! Сбылось надо мной древнее пророчество. Старец Телем предсказал мне, что Одиссей лишит меня зрения. Я же думал, что явится муж боговидный, высокий, как и сам я… и что же? Человечишко хилый, малорослый урод лишил меня зрения, опьянив наперед вином. Если ты впрямь Одиссей, воротись. Я тебя одарю и стану молить Посейдона, чтобы совершил ты благополучно путь свой по морю; сын я ему, и один он – если захочет – может возвратить мне зрение". Хитроумный Одиссей не поддался на обман и в ответ закричал циклопу: "Как верно, что я послал бы тебя, если б мог, в мрачную обитель Аида, так же верно и то, что Посейдон, колебатель земли, тебе не воротит глаза". Так он сказал, и циклоп, подняв к звездному небу руки, взмолился отцу своему: "Царь Посейдон, земледержец могучий! Если я вправду твой сын, то пусть никогда в дом свой не воротится Одиссей, разоритель городов; и если уж суждено ему видеть друзей своих, дом и родину милую, то пусть увидит он ее, претерпев много напастей, утратив всех спутников, пусть достигнет ее не на своем корабле; пусть и дома встретит лишь тяжкое горе". Так говорил он, молясь, и услышал его бог лазурнокудрый. Циклоп снова схватил камень – был тот камень огромнее первого – и с размаху швырнул его в море. На этот раз упал он позади корабля и едва не расплюснул кормы корабельной. Судно же быстро прибила волна к недалекому острову коз. И вошло оно обратно в ту пристань, где печально сидели спутники Одиссея и в скуке ждали его возвращения. Сойдя на берег, разделили они добычу. Одиссею же друзья подарили особо того барана, что вынес его из пещеры циклопа. Его-то на взморье заколол он в жертву Зевсу-владыке. Но Зевс не принял жертвы и стал замышлять кораблям и спутникам Лаэртова сына погибель.