Тени исчезают в полдень - Анатолий Иванов

— А тут еще Иришка в рев ударилась и... Я боюсь, как бы она Варьке теперь чего не наговорила, и тогда уж...

— Иринка-то с чего? — спросил Захар, хотя тут же и сам догадался, поднял на агронома удивленные глаза.

— Ну да, мне и самому это было в изумление, когда Клавдия Никулина рассказала, — проговорил Корнеев. — А оно, если разобраться, чего же? Мы заскорузли уж, много нам не видно. Сердчишко у нее молоденькое, а Митька парень броский.

Захар сел в кошевку, укутал поплотнее ноги старой медвежьей шкурой.

— Как, кстати, она, Клавдия?

Корнеев пожал плечами:

— Знаешь же — треплют языками по деревне... Об ней с Фролом. Тоже... древний рыцарь объявился! Смех один.

— Я о другом...

Корнеев только махнул рукой:

— Чтоб в молитвенный дом — не слышно. А старушонки похаживают к ней.

— Да-а... — невесело проговорил Захар. — Ну ладно, присматривай тут. К обеду вернусь. Ни с Егоркой, ни с Варькой пока ничего такого не надо. Тут разобраться следует осторожно. Если Варька к Егору... чего же она Митьку по сопатке тогда не съездила?

— Не знаю. А должна бы, кажется...

— Вот то-то же... Тут непонятное что-то пока для меня. Ну, поглядим... С Иришкой сам попробую потолковать, если сумею.

И сейчас, прихлебывая чай, обдумывал, как удобнее это сделать. Анисим чай почти не пил, поглядывал беспрерывно в окошко.

— Митька-то, сказывают, на работу сегодня не вышел? — спросил старик.

— Не вышел. Ему, стервецу, уши оборвать бы, — сказал Захар.

Ирина звякнула посудой, быстро встала из-за стола, отошла к печке. Анисим проводил ее краем глаза.

— Сказывают, на полустанок утром бегал он, — продолжал старик. — Недавно воротился, я в окно видел. Заболел, может?

— Больных у нас возят, — со злостью проговорил Захар.

— Ну да, ну да... — неизвестно к чему промолвил старик.

Захар отодвинул пустой стакан, поднял глаза на Ирину:

— Я вот что хотел, дочка... Мы с тобой об Варьке Морозовой как-то...

— Вы что, сговорились?! — крикнула Ирина. — Провалиться бы ей... Не буду я, ничего не буду...

И, схватив одежду, выбежала из дому.

— Ну да, ну да... — опять промолвил свое старик и неловко полез из-за стола.

... Через несколько минут Захар вышел на крыльцо, возле которого росло огромное дерево. По улице торопился куда-то Колесников. Увидев председателя, он остановился.

— А новость ты еще не слыхал? — спросил он. — Сегодня утром Варька... ушла к Егору!

— Как ушла? — переспросил Захар, чувствуя в душе облегчение.

— Известно как. Собрала платьишки в узел, да и перетащила к Егору в дом. Я как раз у Егора сидел. «Вот, говорит, пока матушки дома нету, а то не осмелюсь при ней. И чтоб, говорит, ты, Егор, не думал, что я с Митькой... — И заплакала. — С Митькой-то, говорит, отец меня силком заставлял...»

— Силком? — переспросил Большаков. — Это зачем же?

— А черт его знает! Может, женить на ней Митьку хотел. Вернутся — я расспрошу Егора поподробней.

— Куда же они уехали? — Захар подошел к кошеве.

— Да в сельсовет, регистрироваться. Едва Варька ввалилась, Егор, понимаешь, так и просиял. Не шутейно, знать, мучился мужик. И сразу ко мне: «Сходи к Фролу, попроси подводу, чтобы в сельсовет съездить...» А чего к Фролу! Я к Корнееву побежал...

— Ну?

— Твой заместитель распорядился, чтоб Сергеев машину дал...

... Колесников зашагал дальше по направлению к своей мастерской.

Захар сел в кошевку и в это время увидел Ирину. Она стояла за деревом, прижавшись к стволу. Глаза ее были красными, губы — чуть распухшими.

— Вот видишь, а ты плакала, — проговорил Захар.

— Теперь мне что, радоваться? — спросила она.

— Так слышала же...

— Ну и что же, что слышала?! Если бы все так легко и просто было! Ведь он... Как он-то мог... — Она на секунду умолкла. — Да и какое вам все до этого дело? Какое?!

И стремительно убежала в дом.

... Лошадь шла по улице шагом, и Захар не торопил ее. Он думал сейчас о Егоре, о Варваре Морозовой, о Митьке, об Ирине, о Зине. «Если бы так все легко и просто...» Да, нелегко. И непросто. Взять хоть бы этих троих — Зину, Митьку, Ирину. Уехала Зина из деревни, недоглядел. Можно, конечно, оправдаться — за всем не усмотришь. А должен, обязан. Сам-то перед собой он вину чувствовал за Зину постоянно.

Несмотря на все разговоры и пересуды, Захар был, кажется, уверен, кто виновен в несчастье Зины. «Как же так, Дмитрий?» — попробовал он однажды поговорить с Кургановым. «О чем это вы?» — удивился Митька. Удивился слишком старательно, заранее приготовившись гордо оскорбиться подозрением... «О Зине я Никулиной», — все же сказал Захар. И Митька действительно оскорбился, тряхнул чубом: «Я даже и разговаривать не буду... чтоб не мараться об эту грязь. И тебя, дядя Захар, не марать».

Вон как ответил Митька. И пошел, понес свой чуб. «Ну, гляди, Дмитрий, шутки шутишь с жизнью, отплатит она когда-нибудь тебе, за все отвесит сполна, — предупредил он Митьку. — А правду я все равно раскопаю. И тогда уж не обессудь...» Да что ему, так и унес свой чуб.

О Зине Захар за повседневными своими делами не забывал. Ощущение вины перед девушкой точило и точило его временами. Бывая в Озерках, он не упускал случая повидать Зину, заходил в редакцию. Однако она явно тяготилась этими встречами, принималась за вычитку газетных статей, всем видом показывая, что очень занята.

Пытался он и напрямик узнать правду. Однажды, зайдя в корректорскую, сказал:

— А зря ты, Зина, так ведешь себя со мной. Я что хочу? Мне надо знать, кто с тобой так... кто отец ребенка. Ведь кто-то из наших, из колхозных. Я бы его, подлеца, скрутил...

— Чего вы пристали ко мне? — заплакала девушка, уронив голову на стол. — Какое вам дело до... всего? Скрутить можно... И можно, скрученного, под мои ноги положить. Да мне-то зачем он такой?

— Тяжело ведь тебе, Зина, с ребенком, — мягче сказал Захар. — Мы бы хоть алименты с того взыскивали... Сам бы, милок, без всякого суда, выплачивал.

— Не надо мне ничего... И никого. И уходите! — еще сильнее зарыдала она. — Неужели вы не видите, что мне еще тяжелее, когда вы приходите...

Да, нелегко и непросто, размышлял далее Захар. И Зине, и Егору с Варькой, и Фролу с Клавдией. И вот Ирине теперь. Одному Митьке вроде легко пока, все для него просто...

Но, как бы там ни было, Егору с Варькой должно быть теперь легче. И горе Иринки должно улечься со временем. Не такая девчушка, чтоб могла обмануться Митькой. Придет время — и кто-нибудь развеет ее горе. Как это недавно пели девушки в клубе на концерте? «Где-то счастье, словно утро, занимается, где-то ждет меня любовь моя...» И дождется. Займется счастье, разгорится. Но вот что же будет все-таки с Зиной?

В тот раз, когда она прогнала его из редакции, он, уходя, сказал:

— Я ведь знаю, Зина, что Митька отец твоему ребенку.

— Нет! Не-ет!! — закричала она, отрывая от стола мокрое лицо.

— А я говорю — Митька! — жестко промолвил Захар. — Непонятно мне только одно: почему ты скрываешь это? Почему оберегаешь его? Ведь пойми — без твоего слова я ничего не могу... не имею права сделать с ним. Любишь ты его, что ли?

Зина ничего на это не ответила, только уронила голову на стол. Острые, худые ее плечики тряслись. Затем она встала и стремительно выбежала из редакции.

«Любит», — понял Захар. И, уезжая тогда из Озерков, всю дорогу размышлял... Странная, однако, это штуковина — любовь. По-всякому ее понимают люди, по-всякому она заставляет их поступать...

Долгое время эти мысли бродили потом в голове Захара. Сперва он удивлялся даже: вот еще, была нужда философствовать по этому поводу! Потом понял: «нужда»-то как раз была — все та же Зинка с ее нелегкой судьбой. Забрезжило неясно в голове: помочь Зинке, видимо, можно только с помощью ее же чувства к Митьке. Не зря, выходит, она так ведет себя. Она уж ничего хорошего не ждет, но бессознательно бережет в себе эту последнюю надежду, бессознательно держится за нее. И, кажется, чем ей тяжелее, тем она держится за нее крепче...

Все это, может быть, и хорошо, думал далее Захар, но ведь держись не держись, главное-то — Митька. Как ему-то, подлецу, мозги выправить? Этого Захар долгое время не знал. И только вот в последние дни, когда заговорили по деревне во весь голос об отношениях Фрола с Клашкой, у Захара неожиданно мелькнуло: а ведь можно, однако, попытаться помочь всем разом — и Зинке с Митькой, и Клавдии с Фролом. А главную помощь всем, а прежде всего самому себе, окажет... Фрол!

Кошевка остановилась уже возле колхозной конторы. Большаков очнулся, услышав:

— Заснул, что ли? — Фрол Курганов стоял, покуривая, у крыльца.

— А-а, рыцарь... — вскинул на него глаза Захар. — Легок на помине. Здравствуй.

— Кто-кто?! — на приветствие он не ответил.

— Эй, мужики! — крикнул Большаков толкущимся на улице ребятам. — Отведите лошадь на конный двор.

— Сам отведу... — Фрол взялся было за вожжи.