Князь Света (сборник) - Роджер Желязны

Да.

(Первый прикасается к двери серебряным набалдашником своей трости, и дверь распахивается настежь.

Он входит, следом за ним остальные.

Они проходят по коридору, и он касается еще одной двери.

И она тоже открывается перед ним, и они опять останавливаются.)

Гор

Вы!

(Тот, чьи глаза блестят в тени зеленью, кивает.)

Почему вы здесь?

Человек с железным кольцом на пальце

Сообщить тебе, что твой отец мертв.

Гор

Кто ты?

Человек с железным кольцом на пальце

Ты знал меня как Стального Генерала. Я убил Озириса, и сам был разбит. Принц собрал меня, и до поры до времени я снова ношу плоть. Я пришел рассказать тебе, как все было, и прямо заявить, что сделал я это не украдкой и не злодейски, но в открытом поединке и в ходе войны.

Гор

Ты правдив. Скорее чем кому бы то ни было поверю я тебе. И я не ищу удовлетворения, если было честно содеяно это в рамках войны.

А чем кончилась война?

Толстяк, весь в черном, один глаз которого — серое, крутящееся колесо

Срединными Мирами вновь владеет Принц.

Врамин

И мы — его посланники, мы пришли к тебе с просьбой, чтобы вернулся ты в Дом Жизни и правил там вместо своего отца как Ангел этого Поста.

Гор

Ясно. А что с Сетом?

Врамин

Он ушел. Никто не знает куда.

Гор

Это меня радует. Весьма радует. Да, думаю, я вернусь.

Мадрак

(падая на одно колено перед Мегрой из Калгана.)

Что это за дитя?

Гор

Мой сын.

Мадрак

Сын Гора. Ты уже дал ему имя?

Гор

Нет еще.

Мадрак

Прими поздравления

Генерал

Да.

Врамин

От всех нас.

Гор

Благодарю.

Врамин

Я даю ему подвеску Изиды, средоточие силы. Я знаю, ей будет приятно, что владеет ею ее внук.

Гор

Спасибо.

Генерал

Я даю ему кольцо, это часть моего первого тела, и оно хорошо мне послужило. Во времена нужды оно всегда напоминало мне о моей человечности.

Гор

Спасибо.

Мадрак

Я даю ему свой посох, с ним ему будет спокойнее. По древнему преданию посохи обладают таким свойством. Не знаю почему.

Гор

Спасибо.

Мадрак

А теперь мне пора. Я начинаю покаянное паломничество. Славься, Ангел Дома Жизни!

Гор

Удачи тебе в странствиях, Мадрак.

(Мадрак уходит.)

Генерал

Вновь намечается революция, и мне надо ее поддержать. Пойду за конем. Славься, Ангел Дома Жизни!

Гор

Удачной революции тебе, Генерал.

(Генерал уходит.)

Врамин

А я отправляюсь в Дом Мертвых, где ныне правлю. Славься, Ангел Дома Жизни! Принц свяжется с тобой на днях из Марачека. И другие Ангелы остальных Постов соберутся воздать тебе честь.

Гор

Изысканной поэзии и доброго тебе безумия, Врамин.

Врамин

Благодарю тебя, и сдается мне, что почти все уже сказано.

Гор

Да, пожалуй.

(Врамин поднимает свою трость, и на пол падает и сияет на нем стихотворение.

Гор опускает глаза, чтобы прочесть его, а когда снова поднимает их, зеленый человек уже ушел.

Когда стихотворение блекнет и выцветает, Ангел Дома Жизни знает, что в нем содержалась истина, но забывает слова — как, собственно, и должно быть.)

Этот бессмертный

Бену Джейсону

— Ты ведь калликанзарос, — неожиданно объявила она.

Я повернулся на левый бок и улыбнулся в темноте.

— Свои рога и копыта я оставил в конторе.

— Так ты знаешь, про кого я!

— Вообще-то я Номикос.

Я потянулся к ней и нашел ее.

— Ты что, действительно собираешься разрушить весь мир?

Я засмеялся и привлек ее к себе.

— Надо подумать. Если именно поэтому Земля и разваливается…

— Послушай, у детей, рожденных здесь на Рождество, калликанзаросская кровь, — сказала она, — а ты однажды обмолвился, что твой день рождения…

— Вот и отлично!

Мне пришло в голову, что она лишь наполовину шутит.

Зная, какие существа могут случайно попасться на глаза в этих Старых, а теперь Горючих, местах, начинаешь почти без труда верить в мифы — в разные там россказни о похожих на Пана лешаков, которые собираются каждую весну, чтобы потолкаться под Деревом Мира, а затем разбежаться кто куда от звона пасхальных колоколов. (Дин-дон — колокола, клак-клак — зубы, цок-цок — копыта и т. д.) Мы с Кассандрой не имели привычки обсуждать в постели вопросы религии, политики или фольклор Эгейского бассейна, но меня, поскольку в этих местах я и родился, подобные воспоминания задевают за живое.

— Ты делаешь мне больно, — сказал я полушутя-полусерьезно.

— А мне не больно?

— Прости.

Я снова расслабился. Помолчав, я объяснил:

— Когда я был сорванцом и ко мне приставали другие сорванцы, они меня звали «Константин Калликанзарос». Когда я подрос и подурнел, они перестали так меня звать. По крайней мере, в лицо…

— «Константин»? Твое имя? А я полагала…

— Теперь я Конрад, и больше не будем об этом.

— Но мне оно нравится. Я бы лучше звала тебя «Константин», чем «Конрад».

— Ну, если тебе приятно…

Луна выкатила свою постную физиономию на подоконник и стала строить мне рожи. Я не мог достать не только до луны, но и до окна, потому отвернулся. Ночь была холодной, влажной и полной тумана — здесь всегда такие.

— Комиссар по делам Искусств, Памятников и Архивов планеты Земля не станет рубить Дерево Мира, — проворчал я.

— Калликанзарос мой, — откликнулась она слишком поспешно, — я этого не говорила. Но с каждым годом колоколов все меньше, а добрые намерения далеко не всегда идут в расчет. Впрочем, у меня такое чувство, что, так или иначе, ты все изменишь. Можешь изменить…

— Ошибаешься, Кассандра.

— А мне страшно и холодно…

Она была прелестна в темноте, и я обнимал ее, чтобы хоть как-то уберечь от этих туманов, влажных и знобких.

Пытаясь воссоздать в памяти подробности минувших шести месяцев, теперь я осознаю, что, пока мы огораживали страстью наш октябрь и остров Кос, Земля уже пала в руки сил, что сметают все октябри. Возникнув изнутри и извне, эти силы роковой развязки уже тогда маршировали гусиным шагом среди руин — безликие, неотвратимые, с оружием на изготовку.