Предсказанное. Том 1 - Василий Головачев

Некоторое время четверо (и с ними еще бригада официальных лиц) и переродившийся человек смотрели друг на друга внимательно и настороженно, однако немая сцена не могла длиться долго: Лондон взял из манипулятора кибера пакет, развернул и начал одеваться. Потом похлопал кибера по горбику генератора, и тот, смешно поджав манипуляторы, кинулся из зала. Бывший начальник отдела безопасности подошел к сидящим в кокон-креслах, оглядел каждого, мельком взглянул на порхающие у потолка «ромашки» видеокамер.

– Пресс-конференции не будет, коллеги. Я здоров и нахожусь в здравом уме и твердой памяти. Хотя, может быть, это определение и находится за пределами человеческой оценки, ибо я – второй экзосенс, если применять термин коллеги Железовского. То есть я – человек, получивший экстраспособности извне, как и Шаламов. Но в отличие от Даниила, у меня произошло не расщепление психики, а слияние двух психик, что существенно меняет дело.

Лондон снова посмотрел на видеокамеры, на скулах дернулись желваки, закаменели.

– Власта, обращаюсь к вам. Снимите оцепление и отмените императив «Аргус», а также «Цербер». Во-первых, я не опасен, ибо полностью контролирую сознание, а во-вторых, сам обращусь к вам попозже, потому что есть такая необходимость.

– Хорошо, – после некоторого молчания прошелестел в наушниках «спрута» голос комиссара безопасности.

Лондон удовлетворенно кивнул.

– До свидания, друзья. Мы еще увидимся… во всяком случае, со многими из вас – непременно.

В голове Мальгина сам собой всплыл «бутончик» света, развернулся венчиком и превратился в подмигивающий глаз.

– Майкл, задержитесь на пару минут! – взмолился вдруг Заремба. – Я так долго и тщательно готовил свои вопросы!..

Лондон улыбнулся губами, не холодно – равнодушно:

– В другой раз.

– Мы бы не хотели вас… – Стобецкий пожевал губами, находясь в замешательстве, – м-м… отпускать. Вы… м-м… пока еще не совсем… м-м… здоровы… понимаете?

Лондон кивнул и… исчез!

Лишь Мальгин да Железовский заметили его движение: Майкл обогнул кресла, пересек зал и вышел, и все это – за одну десятую долю секунды!

Четверо в зале – и тысячи вне его стен – оцепенело дивились на дверь реанимационной камеры, перед которой только что стоял Лондон. «Экзосенс». Потом что-то заухало глубоким басом – засмеялся Железовский. Вылез из кресла, похлопал Мальгина по рукаву:

– Пока, мастер. Похоже, все идет нормально. Понадоблюсь – звони.

Трое медиков остались наедине с тишиной опустевшей реанимационной, потрясенные простотой развязки.

Временами фигура в виоме начинала плыть и размазываться – видеокамеры не успевали переходить на ускоренную съемку и «хватали» рывок ведомого с запозданием. Силуэт мужчины мелькнул на фоне какого-то сооружения, заколебался и пропал. Столбов выключил проектор.

– Он ушел. Словно растворился возле Лос-Анджелесского метро. Сначала побывал дома – подробности неизвестны, потом у друзей, а на третий день, когда жена и дочь вдруг заявились к Мальгину с просьбой «вернуть им мужа и отца», он отправился в филиал Б Северной Америки и у метро… исчез. Вы видели.

– Вы уверены, что он не догадывается о наблюдении?

Инспектор кримрозыска ответил не сразу, колебался.

– Иногда у меня складывалось впечатление, что он знает о слежке, но темп его жизни настолько высок, что не позволяет ему отвлекаться на какие-то маневры. К тому же… – Столбов снова заколебался, формулируя ответ. – Мы ему пока не мешаем.

– Что вы этим хотите сказать?

– Как только мы затронем сферу его интересов, он найдет способ нейтрализовать любое наше действие.

Боянова бросила на собеседника скептический взгляд.

– Он способен нейтрализовать всю службу?

Инспектор остался невозмутим.

– Я имел честь разговаривать на эту тему с Мальгиным, и хирург на пальцах объяснил мне, что такое экзосенс вообще и экзосенс Лондон в частности. Это страшный противник… если он, конечно, станет противником. И справиться с ним будет очень нелегко… если вообще возможно.

– Мальгин… – задумчиво проговорила комиссар отдела, пропуская мимо ушей последнюю фразу. – Вы верите тому, что он говорит? Он ведь сам – супер, если пользоваться терминологией падких на сенсации журналистов.

– По сообщениям инка, следящего за его состоянием, он интрасенс. – Столбов пошевелил плечами. – То есть человек, у которого заработал ген экстренного резерва и другие не менее экзотические «спящие» гены. Но, с другой стороны, «черное знание», внедренное ему в мозг Шаламовым, есть внешнее воздействие, и он тоже экзосенс. Таким образом, он обладает конкурирующими структурами памяти, завис посередине между… – Инспектор в замешательстве пошевелил пальцами.

– Между сверхчеловеком и «черным человеком», – подсказала Боянова. – Так?

– Пожалуй. Измени он метаболизм, и родится третий «черный». И все же ему я почему-то верю.

– Вера – это всего лишь другая сторона знания, эмоциональная, духовная, и опираться на нее нам нельзя. Мы еще с интрасенсами не разобрались как следует, а уже приближается волна трансформации человечества под влиянием внешних факторов, а как должна реагировать на это служба безопасности?

Столбов снова пошевелил круглыми плечами, словно разминаясь.

– Интрасенсорика – закономерное явление. Как сказал Аристарх Железовский, интрасенсы – будущее человечества, хотим мы этого или не хотим. Десять тысяч лет назад человек остановился в развитии как индивид и развивался общественно, кооперативно, шло накопление знаний, количественный рост генных нарушений, болезней, экологических ошибок, если хотите, и наконец наступил черед экстрасенсов, началась фаза морфологических изменений человека.

– Вы хорошо овладели материалом, Димитр. Может быть, ваш Железовский и прав, интрасенсы – будущее человечества, тем более что их рождается все больше и больше.

– По данным Земстата – более десяти миллионов.

– Но вот вопрос: что останется на долю хомо вульгарис, человека обыкновенного, если интрасенсы вдруг решат изменить условия существования?

Столбов отвел взгляд от лица женщины.

– Они дети своего времени и дети своих родителей, не более того.

– Но как часто наши дети делают нам больно.

– Диалектика отношений отцов и детей… вечна.

Боянова улыбнулась.

– Вы хороший дипломат, Димитр, и молодость этому не помеха. Итак, что мы решаем?

– Отменить «Аргус», Лондон не станет предупреждать дважды, и реакция его вряд ли будет положительной, когда наши «глаза» станут ему надоедать.