Михаил Горбачёв. Жизнь до Кремля. - Николай Зенькович

Он нетерпимо относился к любого рода отступлениям от политической линии партии, к любого рода инакомыслию, диссидентству, не говоря уже о проявлениях антипартийности, антисоветизма. Органы государственной безопасности вели большую работу по внешней разведке, по выявлению и пресечению деятельности в СССР иностранных разведок, их внешней и внутренней агентуры. Они постоянно осуществляли контроль за средствами массовой информации, положением в творческих организациях, в театрах, издательствах. Постоянно анализировались настроения людей в коллективах и по месту жительства. Особое внимание уделялось поведению групп и отдельных лиц, выезжавших за границу.

К лицам, высказывающим отрицательное отношение к советскому строю, к КПСС, принимались профилактические меры: с ними велись беседы в комитете и управлениях КГБ, брались подписки о прекращении ими антисоветских и антиобщественных действий. Когда эти меры не помогали, принимались административные меры, предусмотренные законом.

Став Генеральным секретарём ЦК КПСС после смерти Л.И. Брежнева, Ю.В. Андропов активно взялся за работу. Как мне казалось, он хорошо относился к Л.И. Брежневу, уважал его, был ему предан. Но как-то сказал мне: «Надо что-то делать с кадровым засильем из Днепропетровска в Москве».

А.Н. Яковлев (один из идеологов горбачёвской «перестройки», секретарь ЦК КПСС в 1986–1990 гг., член Политбюро в 1987–1990 гг., заведующий Отделом пропаганды ЦК с июля 1985 г.; я был первым работником, которого он взял в отдел после своего назначения):

— Юрий Андропов — человек хитрый, коварный и опытный. Нигде толком не учился. Организатор моральных репрессий, постоянного давления на интеллигенцию через ссылки и высылки, тюрьмы и психушки. Представлял себе развитие общества как упорядочение надстройки, очищение её от грязи, ибо уровень антисанитарии становился запредельным. Он это видел.

Такая позиция устраивала большинство в руководстве страной, ибо давала шанс на выживание. Она всколыхнула и надежды доверчивых тружеников, унижаемых и оскорбляемых чиновничеством. В общем, Андропов становился популярен, что было и немудрено на фоне Брежнева, люди давно ждали хотя бы маленьких шажков вперёд. Говорится это к тому, что андроповский вариант — санитарная обработка надстройки — живуч и коварен. Сохранение системы — её цель.

Ортодоксален до мозга костей, хотя нередко строил из себя прогрессиста, особенно в разговорах с интеллигенцией. Чётко делил членов КПСС на коммунистов и большевиков. Сам себя, разумеется, относил к большевикам. К коммунистам относился с предубеждением, видя в них потенциальных ревизионистов.

Эти и многие другие оценки современников Андропова меркнут на фоне умозаключений историков постсоветской формации: именно Юрию Владимировичу страна обязана выдвижением Горбачёва, Лигачёва, Яковлева, Ельцина, Медведева и прочих деятелей, чьими усилиями были развалены сначала КПСС, а затем и Советский Союз.

С этим утверждением трудно спорить.

Геронтология: историческая неизбежность или рукотворная данность

Д. Язов:

— Разглядел Горбачёва среди минеральных источников и деревянных орлов Ставрополья Юрий Андропов, он и привёл его чуть ли не за ручку в Кремль. Юрий Владимирович был опытным политическим тяжеловесом-борцом, по своему усмотрению создавал политическую ауру вокруг «дорогого Леонида Ильича». Это Андропов осмотрительно согнал на обочину молодых претендентов на высший партийный пост в государстве: Шелепина, Шелеста, Полянского, обвинил в барских замашках Романова.

Г. Арбатов (влиятельный политический деятель эпохи Л.И. Брежнева, работал в аппарате ЦК КПСС, возглавлял Институт США и Канады АН СССР):

— Это было очень своеобразное время. Брежнев и его сподвижники утвердили власть узкой группы, в которой, несмотря на старость и болезни, всё же безоговорочно главенствовал сам Генеральный секретарь. Все в этой группе, пока хоть как-то держались на ногах, были практически невменяемыми. Физиология стала важнейшим фактором политики. А иногда всё зависело просто от того, кто кого переживёт. Скажем, если бы Черненко чувствовал себя лучше или если бы Брежнев умер раньше, чем Суслов, то, вполне возможно, Андропов и не стал бы Генеральным секретарём.

О среднем возрасте членов Политбюро и министров в годы правления Брежнева писано-переписано. Дряхлость кремлёвских старцев стала уже притчей во языцех, об этом как-то и упоминать неприлично, настолько это неоригинально. Другое дело — вопрос: почему было много старцев у власти? Никто не задавался этим вопросом. Впервые объективную причину советской властной геронтологии 70-х — 80-х годов раскрыл известный российский историк и литературовед Вадим Кожинов.

В. Кожинов («Россия, век XX: 1939–1964. Опыт беспристрастного исследования». М., 1999 г.):

«Необходимо обратить внимание на очень существенную демографическую особенность хрущёвского периода, о коей, кажется, не сказано до сих пор ни слова. В результате тяжелейших потерь во время войны молодых людей от 15 до 29 лет в 1953 году имелось почти на 40% (!) больше, чем зрелых людей в расцвете сил — в возрасте от 30 до 44 лет (первых — 55,7 млн. человек, вторых — всего 35,6 млн.); что же касается молодых мужчин, их было почти в два раза больше (!), чем зрелых (то есть тех, кому от 430 до 44-х) — 26,5 млн. против всего лишь 13,9 млн. человек, — не говоря уже о том, что немалая часть людей зрелого поколения принадлежала к инвалидам войны…

Скажем, в 1970 году, в период т.н. застоя, мужчин в возрасте от 15 до 29-ти было 26,5 млн., а от 30 до 44-х — 27,2 млн., то есть даже больше, чем молодых!

И это огромное преобладание молодых людей, надо думать, не могло не сказаться самым весомым образом на характере времени, на самом ходе истории во второй половине 1950-х — первой половине 1960-х годов. Закономерно, например, что в литературе и кинематографии этого периода молодёжь является, безусловно, на первом плане. Вообще стоит серьёзно вдуматься в тот факт, что в год смерти Сталина около 30% населения страны составляли дети до 15 лет, те же почти 30% — молодые люди от 15 до 29 лет (включительно) и лишь немногим более 40% — все люди старше 30 лет (то есть включая стариков). К 1970 году эта, в сущности, аномальная демографическая ситуация уже кардинально изменилась: молодые люди от 15 до 29 лет составляли теперь всего лишь немногим более 1/5 населения страны, а люди от 30 лет и старше — около половины.

В высшей степени показательно, что ещё более резкое преобладание молодёжи имело место после гибельных революционных лет, в 1929 году, — то есть во время коллективизации: люди от 15 до 29 лет составляли и тогда почти 30% населения страны, а все люди старше 30 лет — только около 33% (остальные 37% с лишним — дети до 15 лет). И многие так называемые перегибы той поры, которые, как правило, целиком приписывают «вождям», в значительной мере были результатами действий молодых, а нередко даже и совсем юных «активистов», ещё не обретших никакого жизненного опыта, не вросших в традиционный уклад жизни и — что вообще присуще молодости — склонных к всякого рода переменам и новизне.