Бегом на шпильках - Анна Макстед

Бабс трясет головой.

— Говорит, что нет. И я ему верю. Да, ты права. Хотя, знаешь, какое это ужасное дело — латать протершиеся отношения! Ведь неизвестно, как и когда все это закончится. И стоило ли все это стольких мучений.

— Конечно, стоило, Бабс. Просто надо иметь терпение — вот и все. Нельзя останавливаться на полпути, даже если тебе в этот момент хочется врезать ему по башке сковородкой.

— Не надо мне подбрасывать идеи. Вот я все время думаю: «Я же новобрачная! Я должна светиться от счастья, как китайский фонарик! Я должна доводить его член до полного истощения! Я должна буквально на крыльях лететь домой, к горшочку с карри, приготовленным его нежными, любящими руками!» А не сидеть, как мы с Саем, на диване — с напряженными физиономиями, съежившись каждый у своего подлокотника. Ты знаешь, у нас ведь даже ничего не было в первую брачную ночь. Сай тогда перепил.

— Бабс, — говорю я, — хватит твердить «должна, должна». Иначе точно станешь пилой. Ты ведь не знаешь, как там все происходит у других людей. Да, конечно, молодожены всегда разгуливают со счастливыми лицами. Потому что именно этого все от них и ждут. И вряд ли ты услышишь хоть от одной молодой пары: «Вообще-то мы не занимались сексом в первую брачную ночь, потому что очень устали». Их ведь никто не поймет. Хотя, скорее всего, это нормально.

Наклонившись вперед, Бабс сжимает мою руку.

— Ты настоящая подруга, — говорит она. — Настоящая.

Глава 47

Время может замедляться или убыстряться в зависимости от места. В церкви, синагоге или мечети время тянется бесконечно, превращая минуты в месяцы. На кухне же, в компании друзей и подруг, огромные его куски буквально пропадают без вести.

— Ничего себе! Уже полтретьего! — изумляется Бабс. — Мы с тобой проболтали целых три часа. Тебе, наверное, некогда? Хочешь вернуться к работе?

Я энергично трясу головой. Перерывы на кофе — вещь жизненно необходимая: мне не хотелось бы переутомиться, доведя себя до морального истощения.

— Нет-нет. Я так рада, что ты пришла! Можешь оставаться, сколько угодно. Хочешь чего-нибудь поесть?

— Ну так. А ты будешь еще кофе?

— Да, можно. Там есть кое-что в холодильнике. Посмотри сама, Бабс, ладно? — Тррр тррр! — Ой, подожди, я отвечу.

Бегу к телефону, в то время как Бабс повисает на дверце холодильника.

— Да?

— Я смотрю, тебе весело, — осуждающе говорит мама.

— Да, мам. Мне самой с трудом верится. Бабс у меня. Мы болтаем.

— Это хорошо, милая, — отвечает она монотонно. — Надеюсь, она не отрывает тебя от дел. Сейчас, когда у тебя нет постоянной работы, нужно быть особенно благоразумной. Как она? Я очень беспокоюсь за Барбару, естественно, я не говорю ничего Джеки, но, по-моему, это неподходящая работа для женщины. Я ни в коем случае не хочу казаться старомодной, Натали, но вся эта грубая сила…

— Мама, — говорю я настолько ласково, насколько это возможно, одновременно прикрывая ногой кухонную дверь. — Может, Бабс не такая сильная, как ее коллеги-мужчины, но силы у нее предостаточно. Она прошла точно такие же испытания, как и все остальные. Если уж на то пошло, она даже лучше мужчин: ведь ей пришлось больше доказывать.

Мама, которая с пеной у рта может доказывать, что небо зеленое, если уж ей так хочется, — фыркает.

— Ты в порядке? Что-нибудь случилось?

— Ничего, о чем тебе следует беспокоиться, — отвечает она колкостью. — Я спросила твоего отца, не хочет ли он съездить в Австралию. — Поступок, потребовавший от нее проглотить как минимум литр гордости. Должно быть, он ей отказал. — И этот бессовестный тип, этот подлец и негодяй сказал: «Да!»

— Но, мам… это же замеча… ну, не так уж и плохо. Ведь это же хорошо, когда рядом с тобой знакомый человек. Мне кажется, все совсем неплохо.

— Я велела ему заказывать себе другую гостиницу. Иначе одному Господу известно, что может подумать бедняжка Кимберли Энн.

Поскольку моя мама за все восемь лет ни разу не изменила своей озабоченности тем, что может подумать Кимберли Энн (фактически ставя под сомнение то, что Кимберли Энн вообще способна думать), я подозреваю, что за этим всплеском беспокойства скрывается желание наказать папу за его согласие ехать.

— Я специально спросила Келли, не кажется ли ей, что это перебор, если приедет еще и он. Ты не поверишь, что она ответила.

— И что же она ответила?

– «Без проблем!» Я не думала, что австралийцы и вправду так говорят! Ведь это я установила с ней связь, а он теперь примазывается! И еще Келли сказала, чтобы я паковала мои «поплавки», мои «стекляшки» и мои «ремешки». Я аж дар речи потеряла! Не знаю, что она имела в виду, но зато прекрасно знаю, что такое «ремешки», и уж точно не собираюсь брать такое с собой. В общем, я не знала, что ответить, а поэтому просто сказала:

«Посмотрим», — на том мы и распрощались…

— Мам, — говорю я поспешно, — я думаю, «ремешки» в Австралии означают шлепанцы, как у нас «вьетнамки». Я не думаю, чтобы она предлагала тебе взять с собой набедренную повязку или что-нибудь в этом роде.

— О… Теперь понятно. Ну, «вьетнамок» у меня тоже нет. Я тут почитала про эту Австралию: боже мой, да это же сплошное минное поле! Удивительно, что там вообще еще кто-то живет. Эта страна кишмя кишит разными ядовитыми тварями: можно сказать, мне очень повезет, если я вернусь оттуда живой. Если меня не сожрут акулы или не укусит красноспинный паук, то наверняка ужалит насмерть какая-нибудь австралийская медуза. Говорят, если тебя ужалила австралийская медуза, смерть наступает в считаные секунды. Дикость какая! А еще Сьюзан мне рассказала, что какие-то ее друзья были там и видели живую змею, а от жары там буквально задыхаешься.

— Мама, да не переживай ты так. Все будет нормально. Змею эту они наверняка видели по телевизору. И я очень сомневаюсь, чтобы в таком отеле, как «Хайатт Ридженси», водились ядовитые медузы. Там должно быть очень красиво. Наконец-то увидишь настоящее солнце: ведь ты никуда не ездила — уже сколько? — шестнадцать лет. Ты ведь очень ждала этой поездки, так почему тебе кажется, что папа непременно все испортит? Послушай, мам, может, мы попозже поговорим?

— И я никак не могу дозвониться до Тони, — продолжает плакаться мама. — Не знаю, куда он мог подеваться: живой он или нет — понятия не имею.

— Мама, насколько мне известно, в Кэмдене ядовитые медузы тоже не водятся. Наверняка он на каком-нибудь из своих бесконечных совещаний.

— Натали, с тобой невозможно разговаривать, когда ты такая. Возвращайся-ка ты к Барбаре. Мы продолжим разговор, когда ты сможешь уделить мне минуту без этого своего ребячества.