Микенский цикл - Валентинов Андрей

И вдруг – смолкло! Разом, словно кто невидимый мокрой тряпкой голоса вытер. Те, что ближе стояли, колоннами застыли, кто подальше – шею вытянули и тоже замерли...

...Маленькая женщина в легком голубом гиматии стояла на ступенях. Ветер играл золотистыми волосами...

Раскрылись рты, выстрелили жарким потом ладони, звякнул о камень чей-то венец, с головы соскользнувший.

...Маленькая женщина улыбнулась, кивнула, чуть поправила золотые пряди...

– А-а-а-а-а-а-а-а-ах!!!

Единым вздохом толпа выдохнула. Выдохнула – вдохнуть не решилась. Елена!

* * *

– Да чтобы такую Агамемнону отдать? Да никогда!

– Костьми ляжем, не отдадим!

– Не отдадим! Стеной встанем!

Кружится голова, и ноги вот-вот в танец пойдут. Крепко выпить пришлось с богоравными! Увы, здесь злого молока не знают, да и разбавлять не любят.

– Скажем, чтобы все по обычаю было!

– На колесницах бега!

– И на копьях, и на копьях чтобы! И лук!..

Темно в саду дворцовом. Даже Луна-Селена за тучи спряталась. Допоздна гуляли, кое-кто и догуливает еще.

– И чтобы все вместе, заодно! Чтобы по обычаю было!

– По обычаю, по обычаю!

Кричат, друг друга переорать стараются. Полипойт, Пиритоя-богоборца сын, Агапенор Анкеит, Талпий Ойхалиец, наследник Эврита-лучника, близнецы Схедий и Эпистроф, два Аякса: большой Теламонид – лобастый и маленький – Оилид Эвбеец...

Мне и слова сказать не дали. А я и не рвусь. Пусть орут, пусть кулаками машут. Не сдюжить тебе, Атрей, со всей Элладой!

– Богоравные, а тут я вам скажу, служаночки! Козочки! Телочки!

– Так неудобно, Талпий, мы вроде как эти... женихи!

– И ничего неудобного, Филоктет! Это тоже обычай. А то застоимся в чреслах-то! Перед невестой опозоримся!

– Гы-гы! Га-га-га-га!

– Богоравные! А я знаю, как в дом пройти, где людская!

– Веди-и-и-и!

Гогот, топот – и я уже один. Только цикады трещат-стараются, в пляску зовут. А вот и Селена из-за туч выглянула! Правильно, что пряталась, с этой оравой и богине туго придется!

Эх, если бы еще голова не кружилась!

– Ты этого хотел, Диомед?

Обернулся.

Протрезвел.

Мама!

...Худенькая, в гиматии темном, на голове накидка, лицо совсем юное, незнакомое. Ну, так я маму всегда узнаю!

– Мама! Ты... Почему?

Не ответила, вдаль посмотрела. Туда, куда орава пьяная убежала.

– Думаешь, это ты придумал, сынок? Собрать всех разом, натравить на Микены, на Атрея, на Агамемнона? Знаешь, что бывает, когда гончие упустят добычу?

– Новую найдут, – улыбнулся я. .

– Или друг друга рвать станут. Я здесь из-за тебя, мальчик. Слишком много глупостей ты наделал.

– О чем ты, мама? – возмутился я. – При чем здесь...

– Молчи! – крикнула она, и я похолодел от ЕЕ голоса.

– Отец... МОЙ отец все никак не мог решить, как всех вас лучше собрать? Чтобы всех сразу! Не забыл?

– Но ведь это не война! – пробормотал я. – Это не война, мама!

А у самого кончики пальцев заледенели. Гекатомба! Всех вместе, всех сразу!..

– Пока еще не война, сынок! Пока... Думаешь, Атрей не выкрутится? Да ведь ему тоже вас всех стравить – слаще меда! Еще не понял?

Не понял. Но уже начал понимать.

– Надо уезжать. Дары вручить – и уезжать. Но, боюсь уже...

– Диомед! Эй, Диомед! Фу ты! Заговорились!

Любимчик! Подбежал, фарос нараспашку, волосы рыжие торчком...

– С кем это ты? Радуйся, красивая!

Я замер. Обмер. В истукана превратился. Жалко Лаэртида! Останутся сейчас от него одни сандалии. И то едва ли. Расплавятся!

– Ой! – это мама.

Мама?!!

– Не бойся, красивая! Я Одиссей, с Итаки. А ты откуда?

И улыбается! А мама...

– Я Арсиноя, Тидида сестра. Троюродная, из Куретии. Ой, Одиссей, а где это – Итака? Это далеко?

Плохо мне стало...

* * *

Звон, крик, уханье, стук, гогот, стоны. Копья – в щепки, щиты бронзовые гулом гудят. В самом разгаре потеха. Богоравные герои удаль показывать изволят!

А я в сторонке сижу, травку жую. Вроде как ни при чем. Горькая травинка попалась!

– Эй, Подалирий, выходи! Щас сделаю тебя!

Кто там такой страшный? Ну конечно, Аякс Теламонид, здоровило бычелобое. Покраснел, пыхтит, копье в лапище сжимает. Плохо сейчас Подалирию придется, хоть и Асклепиев он сын!

– Диомед, а может, мы с тобой на мечах? Деревянных?

Эге, длинный нос, кудри белокурые...

– Тебе все еще на бронзовых нельзя, Менелай Атрид?!

Плечами дернул, рядом со мной на траву бухнулся. Травинку сорвал...

– Мне все можно, Тидид! Кровь только...

– Пелопсова? – восхитился я. – Благородная больно?

(А Теламонид-то молодец! Сделал Подалирия, теперь сразу двумя занялся. Ну, бычок!)

– Гнилая, – вздыхает белокурый. – Царапина если – неделю не заживает. А поглубже – вся вытечет. Слыхал о таком?

Посмотрел на него – не поверил даже. Потом еще раз взглянул...

– Ты что, Менелай? Правда?

Отвернулся белокурый, губы ниточкой сжал...

(А Теламонид уже целыми тремя занялся! Ну и грохот!)

– Такие, как я, и не выживают обычно, Тидид. И дети у нас больные. Если мальчики. А если девочки – ничего вроде. Ихор – кровь богов, слыхал? Танталово проклятие, говорят. Брат-то ничего, хвала богам. А вот у дяди Фиеста и у дяди Эврисфея...

И вновь плохо мне стало. Что же это ОНИ с нами делают? Белокурого-то за что?

– Давай на деревянных, – кивнул я. – А если хочешь, на бронзовых. Покажу тебе, как без царапин обходиться...

– Эй, Диомедик!

Поначалу и оборачиваться не хотелось. Был уже один такой, Диомедиком меня кликал. Где он сейчас, Губа Заячья?

– Чего в сторонке сидишь? – смеется Аякс Теламонид. – Ты, говорят, у себя на копьях первый? Ну, так я тебя сделаю! Давай на боевых. Чтоб по-настоящему было!

Пыхтит бычок, ухмыляется. А вокруг – стая целая. Битая стая. Всех Теламонид победил, теперь им на меня полюбоваться хочется. Как я на травке валяться буду.

– Давай, давай, коротышка! – хохочет Аякс. – Тут тебе не Аргос!..

...Плеснуло в глаза, в ушах зашумело. Удержался на самом краю. Нельзя! Нельзя!

– На деревянных, – сквозь зубы процедил. – Хватит с тебя и дерева...

– Боишься, сморчок?

...Река шумит совсем рядом, тихая, спокойная. Странно, я не могу ее увидеть. Только плеск – и легкий теплый ветерок.

Вынырнуть! Вынырнуть! Вынырнуть!

Тихо-тихо.

Тихо...

Вижу!!!

Вижу его! Будто сквозь туман – но вижу его, Аякса! Все вижу! И рожу красную, и капли пота на лбу его бычьем. Я вижу – а он меня нет! Слепо глядят глаза...

Река совсем близко, только шагни, только вдохни поглубже свежий прозрачный воздух...

Вот, значит, как ? Он такой же! Такой же, как я! Только я сумел вынырнуть, он – нет!

Плещет, плещет...

– Держи их! Держи!

Очнулся. Четверо на руках висят, один в плечи вцепился. Эх, Капанида куда-то гарпии унесли! За горло хватать меня надо, ребята, за горло!

– Ты чего, Диомед? Мы же не на войне!

...А в руках – деревянный обломок вместо копья. Хоть крови-то нет? Нет вроде...

– Все! Хватит! Хватит, говорю! У кого это голос такой? А-а, Патрокл Менетид! Вовремя подоспел! А бычок-то где? Жив?

– Эй, богоравные, может, воды? Хрипит ведь!

Вначале удивился, потом понял. Не я хриплю – Аякс хрипит. Лежит на травке, голову закинул – и хрипит. Не иначе по горлу ему попало, там, где доспеха нет!

Водой я сам его отпаивал. Отпаивал, подняться помогал. Тяжелый он, Теламонид! Хвала богам, очнулся наконец!

– Извини!

– Да ладно!

Хрипло так сказал. Не сказал – буркнул. Буркнул, отвернулся. Хотел я его про реку спросить, но не решился. И так все ясно.

(А я все-таки вынырнул! Вынырнул, вынырнул, вынырнул! В первый раз – вынырнул!)

– Этих двоих вместе не сводить! Поняли?! Иначе сам вам, дуракам богоравным, шею сломаю!