Еще вчера. Часть первая. Я – инженер - Николай Мельниченко

Доводы неопровержимые, наша совесть чиста, мы продолжаем веселиться. Я благодарю коллектив за твердое молчание, что решило успех операции. Коля Леин спрашивает меня:

– Ну, а если бы он сказал: «Деньги давайте»?

– У меня был заготовлен ответ: «Какие деньги? По нашей квитанции мы все уплатили»!

У нас появилась приличная сумма свободных денег. Закупаем яства, немного вина и славно обмываем обновку и прошедший недавно праздник из праздников – День Победы…

Воспоминания из будущего. Испытанный в Киеве психологический трюк «молчаливой угрозы», мне пришлось применить в Ленинграде спустя лет 10, чтобы отнять у жулика свои кровные. Мы с женой никак не могли обменять свои две комнаты на отдельную квартиру. Помочь взялся «черный маклер» Лев Борисович. Он в качестве аванса получил от нас 400 рублей, месяца два водил нас за нос, затем перестал отвечать на звонки и приходить на встречи. Случайно мы узнали, что он очень скоро собирается эмигрировать в Израиль, и что таких дурачков, как мы, у него уйма. Свои деньги, пока не поздно, надо было отнимать, если не силой, то – хитростью. Задуманная операция была почти копией киевской, с учетом местных условий.

Эмма жалобно, взволнованно и убедительно пропищала у дверей его квартиры на улице Жуковского:

– Лев Борисович, мне срочно надо Вам сообщить очень важные сведения!

Лев Борисович, после некоторого раздумья, застучал запорами и приоткрыл дверь. В щелку был немедленно вставлен ботинок 43 размера, и в квартиру строго молча вступили три мужика: Боря Мокров, Лева Мещеряков и я, – все в морской форме и при эполетах. Не спрашивая разрешения, молча уселись в гостиной. Я безразлично произнес только одно слово: «Деньги». Лев Борисович завертелся ужом. Он начал говорить, что уже близок к цели и вот-вот выдаст нам квартиру. Общество молча сидело, скучающе разглядывая обои. Я опять произнес: «Деньги». Лев Борисович начал клясться, что у него сейчас нет наличных: все в деле, что максимум, который он может наскрести сейчас – двести рублей. Я опять произнес: «Деньги. Все». Лев Борисович воздел руки к небу. Все молчали. Лев Борисович удалился в соседнюю комнату и вскоре передал мне деньги. Я тщательно пересчитал их: было ровно 400 рублей. Я молча поднялся, за мной остальные. Все двинулись к выходу. Лев Борисович дрожащими руками начал нам отодвигать запоры. Он бы на всю жизнь запомнил наш визит, если бы всю обедню не испортил очень вежливый Боря Мокров. Он всего лишь спросил:

– Лев Борисович, это у вас там телевизор импортный или самодельный?

Лев Борисович стряхнул с себя наваждение и начал подробно рассказывать Боре очень нужные сведения из жизни цветных телевизоров. Остальные, как дураки, молча ждали на лестничной площадке конца их беседы…

Сдав сессию за четвертый курс, мы едем на практику в город Горький на знаменитый Сормовский завод. Завод может изготовлять все на свете: суда, паровозы, танки и еще тысячу вещей. Сейчас, кроме прочего, он изготовляет подводные лодки, сваркой корпусов которых мы и должны заниматься.

Мы – это Юра Попов, Сева Троицкий, Юра Вахнин и я. Кроме командировок нам выдают непонятные бумажки. Это – допуск, едем на оборонное предприятие.

На заводе в Сормове нас «оформляют», выдают пропуска, кровати, матрацы, подушки, постельное белье. Загружаем добро в тележку и тащим его до указанного частного адреса. Наш хозяин – старый кадровый рабочий. В двухэтажном бревенчатом доме он проживает с многочисленным семейством и родней. Встречают нас радушно. В качестве жилья нам определяются большие сени (сейчас бы их назвали «холл») на втором этаже. Стены нашего «холла» – грубо отесанные бревна со слоями пакли в углублениях. Тем не менее – достаточно просторно и чисто. Мы монтируем свои кровати, на них с армейским шиком (спасибо старшинской науке в наших военных лагерях) укладываем матрацы и белоснежные простыни.

Хозяйские дочки-внучки и их подружки пялят глаза на молодых симпатичных «почти инженеров», которые приехали прямо из Киева. Мы исподтишка оглядываем их. В наших взглядах, кроме простого любопытства, – исследовательский интерес. В тот период вся страна распевала «Сормовскую лирическую», в которой «под городом Горьким, где ясные зорьки, в рабочем поселке подруга живет». «В рубашке нарядной к своей ненаглядной пришел на свиданье хороший дружок», но подруга сурова и непреклонна: «и скажет: немало я книг прочитала, но нет еще книжки про нашу любовь!». После такого литературного «отлупа», конечно, «волнуется парень и хочет уйти, но девушек краше, чем в Сормове нашем, ему никогда и нигде не найти!» Очень нам хотелось изучить этот вопрос: насколько права песня в части красоты сормовских девушек.

Устроив жилье, мы пошли на разведку в город, собственно – пригородный район Горького. Нам он весьма понравился: зеленый городок, широкие тротуары, на которых росли деревья. Много разных магазинов. И по широким тротуарам двигались стайки девушек, одна другой краше! Завидев нашу шеренгу, они опускали глаза, и только вблизи поднимали их, мгновенно и любопытно осматривая только кого-нибудь одного, заранее примеченного. Уяснив их тактику, мы стали вести индивидуальные личные счета таких взглядов, назвав их «птичками». По количеству этих «птичек» вне конкуренции был Юрка Попов.

Поужинав за очень небольшие деньги в весьма приличной столовой, в отличном расположении духа, мы отправились на «лежбище». Провели еще беседу с радушными хозяевами, которые предложили чайку с домашними вареньями-печеньями, и, наконец, блаженно растянулись на своих чистеньких лежбищах, почти сразу погрузившись в крепкий сон.

Проснулся я через час от невыносимого жжения по всему телу. Непроизвольно почесавшись, я почувствовал на пальцах что-то липкое. Я сел на кровати, ничего не понимая. При тусклом свете уличного освещения, проходившего сквозь небольшое окно, я узрел, что вся наша команда сидит на своих кроватях. Зажгли свет. Явившаяся нам картина была впечатляющей: на наших белых простынях проворно сновали десятки, нет – сотни разнокалиберных тощих клопов. Некоторые уже лоснились от выпитой нашей крови и передвигались медленнее, часть из них, судя по кровавым следам, уже окончила жизнь под пальцами своих кормильцев. Такого количества голодных аборигенов я не видел ни до, ни после. Неизвестно было, как с ними бороться. После физического уничтожения самых больших и «нажравшихся», на белье оставались кровавые пятна; с отловленными без немедленной казни – неизвестно было, что делать. Сева Троицкий попробовал было обработать насекомых одеколоном, но, надушенные, они бегали еще быстрее. Давить пальцами было противно: мы еще не знали, что это, якобы, запах коньяка. В конце концов, стали применять малоэффективный способ: клопа кое-как сталкивали на пол и давили босой пяткой, если он проворно не успевал спрятаться в щель между досками пола.