Все моря мира - Гай Гэвриэл Кей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он отправил две тысячи солдат в сторону Тароуза по дороге вдоль побережья; некоторые ехали верхом, но большинство были пешими. Всего лишь часть сил Абенивина, но не слишком маленькая, и он приказал распустить по городу слух – чтобы шпионы его услышали, – что эта часть больше, чем в действительности.
Военачальник джадитов обещал ибн Зукару награду, когда Тароуз падет, если он сделает все это, но самой большой наградой, истинной наградой, стал бы свет благосклонности Гурчу.
Он чувствовал, что перед ним открываются богатые жизненные перспективы.
Впервые он задумался о том, не завести ли ребенка. Наследника.
Повествование доходит до этого места – до того момента, когда тысячи мужчин (и одна женщина) и больше ста кораблей и боевых галер пересекают море. Сказитель – излагающий события слушателям на базарной площади или пишущий о них в тихой комнате – способен передать предвкушение сражений на волнах, столкновения флотов, которое решит судьбу города и находящихся в нем людей, и других городов тоже, и, может быть, повлияет на равновесие мира…
Правда и то, что равновесие жизни людей, какими бы незначительными фигурами они ни выглядели на полотне огромного гобелена, может быть не менее важным в рассказе о некоторых событиях. Жизнь большинства людей не имеет значения для мировой истории, но не для тех, кому она принадлежит. Тем не менее эти истории тоже можно рассказать. Может быть, их даже необходимо рассказать.
Через семь дней после того, как флот покинул Серессу, Рафел бен Натан в сопровождении телохранителей отправился верхом на запад, в Фиренту.
Он был неспокоен и полон страха в те последние дни в Серессе. Гвиданио Черра пытался развеять его опасения, но у Черры были свои заботы. Рафел принял решение уехать и не стал медлить.
В любом случае его вряд ли удалось бы легко успокоить. Каракка, составлявшая большую часть их богатства, отплыла вместе с флотом, и Ления тоже. Это было невообразимо и тревожно, он хотел, чтобы она была в безопасности, насколько это возможно в их мире.
Он пытался сосредоточиться на делах, обдумывал и старался определить их с Ленией место в переменчивом мире торговли. И еще были письма, которые он получил с севера, от брата.
Он уже решил, что сам отвезет их в Марсену. Он испытал искушение позволить сделать это агенту Сарди, но ты ведь не трус, сказал себе Рафел. Флот отправился на войну, а тебе нужно всего лишь доставить письма женщине и собственным родителям.
На каких весах, думал Рафел, можно взвесить для сравнения две эти вещи? И все-таки… разве человек не пытается всю жизнь делать это? Твои собственные горести все равно остаются горестями.
Можно потерять брата из-за его смерти или потерять его иначе.
Он думал о матери и отце, которых заставили покинуть Альмассар (он заставил!), и понимал, что сам обязан сообщить им известие о Сайаше.
Насчет Гаэль он не был уверен.
В Фиренте он попросил Пьеро Сарди принять его, безмерно благодарный жизни за то, что она позволила киндату получить эту редкую возможность. Это было необычно, и он никогда не должен позволять себе забыть об этом.
Его благодарность была основана не только на тех выгодах, которые давало знакомство с семьей Сарди, – он искренне восхищался этим человеком. Пьеро не принадлежал к числу людей, которые вызывают симпатию. Рафел сомневался, что его это беспокоит, что он вообще когда-либо обращал на это внимание. Возможно, в молодости? С любовницей? Возможно.
Если бы он был таким человеком, как Пьеро или как герцог Серессы, он бы, вероятно, занес эти мысли в записную книжку. Может быть, ему следует начать это делать? Ления подняла бы его на смех.
Ему очень хотелось, чтобы она благополучно вернулась. Он был совсем не уверен, что она захочет вернуться.
На что он надеялся? Что встреча с братом вернет ее сюда. Не позволит уехать на восток, на бесконечную войну вместе с Бан Раской Трипоном – если они оба уцелеют во время этого вторжения.
Плохие мысли. Он выбросил их из головы, когда пришел в палаццо Сарди. Его теперь уже знали, стражник проводил его наверх, в ту комнату, где всегда находился Пьеро. Антенами тоже был там. Младший Сарди быстро вскочил и подошел к Рафелу. Тот обнял его, потом улыбнулся его отцу, который положил очки и поднял глаза от бумаг. Пьеро кивнул в ответ, потом тоже встал. Рафел поклонился ему.
Было прохладно, но Пьеро снова повел его на балкон. Рафел отказался от предложенного плаща, а потом пожалел об этом. На высоком балконе над рекой, которая пересекала Фиренту, дул сильный ветер, ему стало холодно. Но Сарди не надел плаща. Мужчины, с насмешкой подумал Рафел, могут быть бесконечно странными в своих молчаливых дуэлях. Или бесконечно предсказуемыми.
К тому времени, как он ушел, не задержавшись надолго, они достигли соглашения по вопросу, который его интересовал. И это означало, что теперь ничто не мешает его поездке в Марсену. Он поискал причины, которые позволили бы ему задержаться, и не нашел ни одной, кроме явного желания избежать огорчения. Он даже подумал, не заехать ли на юг, чтобы навестить Карло Серрану на его ранчо. Рафел знал, что ему будут рады, он мог рассказать им, что делает Ления.
Только они должны были уже знать это от нее самой. Она наверняка написала брату.
Вместо этого он поехал на запад, туда, где в порту Басиджио, в ближайшей к Фиренте торговой гавани, стояла «Серебряная струя». Эли ушел на новой каракке на войну. Можно заодно посмотреть, как их новый капитан управляется с меньшим судном. Дополнительная причина отправиться туда.
Тем не менее ему было не по себе. И ничто не могло его успокоить.
Новый капитан, когда они покинули порт и пошли на север вдоль побережья, а потом обогнули мыс, показался ему умелым и спокойным. Эли сам выбрал этого человека. Он не был киндатом – в Батиаре нашлось бы немного киндатов с опытом мореплавания, – но его лицо было спокойным под густой черной бородой, и он не выказывал явного недовольства тем, что служит одному из почитателей лун. Если бы он был недоволен, то не согласился бы на эту работу.
