Грехи людские - Маргарет Пембертон

Когда раздался стук в дверь, Дерри грозно рявкнул:

– Идите в туалет на первом этаже!

Послышалось возмущенное ворчание, затем шаги удалились.

– Ты как хочешь, а я никак не могу поверить! – повторил он, и его симпатичное лицо приняло недоуменное выражение. – Что значит «подошел к концу»? Почему? Ведь ничего не произошло!

– Не произошло, cheri, ты прав. Все у нас было великолепно, – искренне ответила Жюльенна.

– Тогда в чем дело, ради Бога... – Он запустил пятерню в свои порядком выгоревшие волосы, пытаясь хоть что-то осмыслить.

– Мне уже двадцать семь, – легко пожав плечами, ответила Жюльенна. – Время подумать о будущем. Пора угомониться, может, даже родить ребенка.

– Матерью ты можешь стать в любое время, стоит лишь захотеть, – с неожиданной улыбкой ответил он, все еще не воспринимая ее слова серьезно. – Хоть прямо сейчас! Тем более что любое время для этого сгодится. – Он прижал ее к раковине и задрал юбку.

– Нет, cheri, – с сожалением промурлыкала она, отказываясь подчиниться, несмотря на сладкий озноб от его прикосновений. – Я же сказала – все! Роман завершен. Увы!

Его улыбка сменилась озабоченным выражением лица.

– Ты шутишь, Жюльенна? Явно, ты шутишь! Скажи, ведь это просто игра?

Она отрицательно покачала головой. Ей и самой хотелось, чтобы это было игрой.

– Нет, я уже все решила. Увы, но это необходимый для меня шаг.

Он посмотрел на нее с ужасом.

– Ты не можешь так поступить со мной, Жюльенна! Я люблю тебя! И хочу жениться на тебе!

Она улыбнулась и погладила его по лицу.

– Не думаю, что это был бы удачный брак, дорогой. Я ведь всегда бы стучалась в двери ванных и спален, пытаясь вызволить тебя оттуда.

У него достало мужества улыбнуться. Он совершенно не мог представить себе Жюльенну в роли оскорбленной супруги.

– Я очень люблю тебя, Жюльенна, – уныло произнес он. – Мне никогда и ни с кем не было так хорошо, как с тобой.

– Да, нам было неплохо вдвоем, – согласилась она, понимая, что самая трудная часть объяснения уже позади и теперь остается лишь вежливо распрощаться.

Он поколебался, а затем подозрительно поинтересовался:

– Не собираешься ли ты крутить роман с Томом Николсоном, Жюльенна?

– Нет, – твердо сказала она. – Как такое могло прийти тебе в голову?

– Честное слово?

– Конечно. – И это была правда. Она не собиралась в дальнейшем встречаться и с Томом.

Дерри усмехнулся. По крайней мере его не меняли на другого любовника. И потом, как знать, может, скоро настроение у Жюльенны переменится?.. Да, наверняка Жюльенна пресытится супружеской верностью, и тогда все пойдет у них, как и прежде. Он решил воспользоваться ситуацией и ничего не загадывать.

– Ну ладно, если уж мы с тобой прощаемся, тогда давай в последний раз займемся любовью, чтобы остались приятные воспоминания. – Он широко улыбнулся и привлек ее к себе.

Жюльенна уперлась ему в грудь и резко оттолкнула.

– Нет! Правда, Дерри, я же сказала, что отныне буду верна Ронни!

– Но это ведь бред, Жюльенна! – Он был похож на затравленного зверя.

Из-за двери слышался гул голосов: гости выстраивались в очередь, чтобы попасть в ванную комнату. Жюльенна недовольно усмехнулась.

– Я сказала, и так оно будет, cheri! Прощай!

Как-то в июне, когда Риф отвозил Элизабет на занятия к Ли Пи в Цзюлун, он заявил:

– Вчера я видел знаешь кого? Ламун Шенг.

Элизабет стремительно повернулась к нему.

– В самом деле? Где? С кем? Тебе удалось с ней поговорить?

Он отрицательно покачал головой, и на лоб ему упала черная густая прядь.

– Нет. Она была с каким-то весьма респектабельным китайцем. Они переходили улицу.

Он счел за благо умолчать о том, что мужчина довольно бесцеремонно тащил Ламун за руку. Она была бледнее смерти, лицо изможденное, глаза ввалились.

– Может, она опять живет в своем доме? Пусть даже ей не позволяют встречаться с европейцами, но мы сможем с ней переписываться?

Риф свернул налево.

– Сомневаюсь, – мрачно сказал он. – Увидев ее, я навел кое-какие справки. Мужчина, с которым я видел Ламун, – ее дальний родственник, ставший ее мужем.

– О! – воскликнула Элизабет безрадостно. – Значит, отец и вправду силой выдал ее замуж!

Она долго молчала, а через какое-то время сказала:

– Но может, их брак не так уж и несчастен? Если он ее родственник, то можно предположить, что она давно его знает. Может, она даже счастлива с ним?

Риф ничего не ответил. Он сразу заметил, что Ламун несчастна, но не хотел расстраивать Элизабет без особой нужды. Тем более что теперь ничего уже не поделаешь.

Помолчав, Элизабет спросила:

– Ты расскажешь об этом Тому?

Риф и сам думал, говорить ли об этом приятелю.

– Нет, – ответил он, объезжая такси. – Да и что толку? Том теперь закрутил с Мелиссой, и если я расскажу ему, что видел Ламун в Гонконге... – Риф выразительно пожал плечами. – Это может испортить их отношения, чего бы мне не хотелось.

– Но раз Ламун опять в Гонконге, наверняка другие тоже могут встретить ее и рассказать об этом Тому. Да и он сам вполне может ее увидеть.

Риф отрицательно покачал головой.

– Сомневаюсь. Скорее всего они просто приехали ненадолго к ее отцу. Кроме того, традиция требует, чтобы жена китайца редко показывалась на людях.

– Но мы должны хоть сказать ему, что она жива, – не унималась Элизабет.

– И о том, что ее выдали замуж? – Риф вопросительно взглянул на Элизабет.

– Да. Лучше, если он будет в курсе. Он должен понять, что она для него потеряна навсегда.

В августе впервые после длительного перерыва Элизабет выступила с концертом. Она уже давно готовилась к нему. При переполненном зале, чего не было уже много месяцев, она исполняла Моцарта, Рахманинова и Берлиоза. Музыкальный критик газеты «Гонконг тайме» в восторге написал, что это было «выдающееся выступление, отмеченное исключительными техникой и вкусом исполнителя», и добавил, что Элизабет играла с феноменальной энергией.

Друзья, полагавшие, что достаточно хорошо знают Элизабет, были потрясены ее талантом. Они ожидали, что им предложат несколько аккуратно, по-ученически сыгранных музыкальных произведений. Никто даже не ожидал услышать произведения Моцарта и «Рапсодию на тему Паганини» Рахманинова, исполненные с редкостной уверенностью.

Мириам Гресби решила, что было бы неразумно и дальше игнорировать Элизабет. На устроенном после концерта званом обеде в отеле «Гонконг» Мириам протиснулась через толпу поклонников таланта Элизабет и заохала:

– Какое замечательное исполнение, дорогая! Помню, когда я впервые услышала, как вы играете, – а это было всего лишь через несколько часов после вашего прибытия в Гонконг, – я тогда сказала Денхолму, что вы необычайно даровиты как пианистка. На следующей неделе я устраиваю ужин для узкого круга. Надеюсь, губернатор почтит мой дом своим присутствием. Может, придет и французский атташе. Так вот, мне было бы очень приятно видеть у себя и вас.