Ничего неизменного - Наталья Игнатова

С некоторыми друзьями и врагов не надо. Но что взять с ученого? Еще и с некроманта.

— Значит, любой призрак, в которого попадет осколок гранаты, окажется прикован к месту? Максимум на восемь часов?

— И минимум на час, — магистр Мадхав с благодарностью ухватился за возможность сменить тему. — Кроме того, я изготовил глазные капли, которые на двенадцать часов позволяют видеть духов. Аждахоподобные призраки отличаются от обычных так же, как сами аждахи отличаются от обычных Слуг. Используйте гранаты против них. Останавливайте их, воплощайте и убивайте. Я не могу давать вам советы по тактике боя, вы — кшатрий, и знаете о войне куда больше меня, но, воплощенные, эти призраки станут опасны, как живые аждахи. И если вы не убьете их всех, они смогут уйти от своих могил. 

Самым сложным было не заснуть на рассвете. Продержаться до выхода в тарвудскую ночь. Казалось бы, третий раз за десять дней — можно и привыкнуть не спать. Но Солнце есть Солнце. К нему не привыкнешь. Если, конечно, с головой порядок.

Заноза — не единственный вампир, не засыпающий ни днем, ни ночью, однако нормальных среди таких нет. Все сумасшедшие. Их убивают потому, что боятся, и правильно делают, что убивают — бояться есть чего. Но им стоило бы посочувствовать. Не спать днем могут лишь те вампиры, для которых сон — это падение в кошмары мертвого паралича. И даже они не могут не спать всегда.

Заноза, впрочем, давно превратил недостаток в достоинство, использовал время по максимуму, и от души наслаждался бессонным существованием. Особенно теперь, когда мог уходить на Тарвуд, из одной ночи в другую, и не был ограничен пределами Февральской Луны. Хотя, сегодня он не выглядел довольным. Странно себя чувствовал.

Хасан, в общем, тоже.   

Боевой выход в одиночку — это нормально. Вопреки слухам, они не везде и не всегда сражались вдвоем. Но боевой выход в одиночку, когда дело касается обоих… вот это уже непривычно. Хасан даже подумывал воспользоваться телепортером дока Шермана, через который ходил на Тарвуд за ответом Шиаюн. Но это было бы еще более странно — идти разными порталами, когда обоим нужно в одно и то же место.

Заноза с Мухтаром приплелись в арсенал, посмотреть, как он снаряжается. Мухтар тоже чувствовал себя неуверенно, заглядывал в глаза по очереди то Занозе, то Хасану. Понимал, что уходят оба, и всем своим видом давал понять, что он бы тоже пошел. Он бы пригодился.

— Не знаю, что ты задумал… — подал голос Заноза, когда Хасан прилаживал перевязь с метательными ножами. Пользы от них не будет, но чем больше оружия, тем спокойнее Шиаюн.

— Знаешь.

— Нет. Предполагаю. С большой долей уверенности. Но не знаю. Ладно, пофиг. Я к тому, что тебе в любом случае пригодится запас крови.

Он поставил на стол полевую квартовую фляжку. В ответ на вопросительный взгляд пожал плечами:

— Что?

— Из этой фляжки, даже не открытой, на милю вокруг шибает кровью восьмисотлетнего вампира, — заметил Хасан, — я знаю, что ты не голодаешь, но десять кварт такой крови ты подарил мне всего неделю назад. На День рождения. Что за праздник у нас сегодня?

— Освобождение Парижа?

— Через две недели.

— Тезоименитство?

— В январе.

— Ты же не знаешь чье!

— В Британии, кажется, всего один король.

— А может я решил отметить День рождения Вильгельма Завоевателя? Меня, между прочим, в честь него назвали.

— Ты месяцы перепутал. Число верное, но Вильгельм родился в сентябре… — уж это Хасан знал. Правда, Заноза мог в любом порядке перечислить вообще всех британских монархов, включая правителей Шотландии и Уэльса. С Альфреда Великого и до ныне правящего Ричарда Шестого. И кто-нибудь из них…

— Генрих Пятый!

Точно. Кто-нибудь из них родился именно в этот день.

— Он еще и французов победил, — Заноза аж подпрыгнул для пущей убедительности, — битва при Азенкуре, помнишь?

— Ну, разумеется.

— Вот! Великий был король. Грех не отметить. Так что бери кровь.

— Это просто призраки, — сказал Хасан. — В основном, безобидные. Тебе и Медвежатнику придется сложнее, чем мне. Да возьму я кровь, возьму, — он сунул флягу в рюкзак. — Спасибо.

— На здоровье, — Заноза скорчил рожу. — У нас с Медвежатником все готово. Встретим всех воплощенных, кто полезет наружу. Мартин сказал, они все — его, сказал, что Хартвин отдал ему их души, и он сможет их успокоить. Чтоб не боялись, глупостей не делали. Мы два склада под общежитие отвели, там человек двести разместить можно. И я очень надеюсь, что столько их все-таки не будет.

— Если будет, то кровь мне точно пригодится, — Хасан улыбнулся, и Заноза неискренне оскалился в ответ. — Ладно, я за Паломой, а потом выходим. Если к рассвету не вернусь, ты знаешь, где меня искать. Вряд ли призраки разберут тело на такие куски, из которых не получится собрать целого вампира.

Глава 27

Одиссей всё оставил

дома,

когда уходил.

Всё.

Даже жалость.

Возможно, особенно жалость.

Шиаюн не хотелось выпускать из рук карточку с именем вампира. Нравилось чувствовать исходящую от букв силу, нравилось знать, что эта сила принадлежит ей.

На время, не навсегда. Только до тех пор, пока она не станет демоном. Шиаюн даже воспользоваться своей властью не могла — никакой власти у нее не было и не будет, если вампир

Хасан

не нарушит условия договора.

А он не нарушит. У него свой интерес.

Но ей все равно нравилось держать карточку в руках и чувствовать ее силу, чувствовать власть. Правда, стать демоном, стать Госпожой, она хотела сильнее. С Хасаном всегда можно будет договориться о чем-нибудь еще. Ведь и его желания не заканчиваются на том, чтобы получить силу. Сила нужна для чего-то, для достижения целей. Значит, будет продолжение. А два честолюбивых демона поймут друг друга лучше, чем вампир и суккуб-полукровка.

Он не пожал ей руку, когда скрепляли договор. Заноза тоже отказался это сделать. Рукопожатие — просто формальность, такая же, как, например, подпись. Оно не имеет решающего значения. Но, как и в случае с Занозой, нежелание прикоснуться к ней, задевало Шиаюн. Точнее — казалось неправильным. Таким же странным, как неуязвимость для ее чар.

С этими вампирами многое было неправильно. Но все изменится, когда Хасан станет демоном.

Он отказался прикоснуться к ней, и это Шиаюн не понравилось. Но он подумал о судьбе воплощенных призраков, и эта предусмотрительность искупала неприятные странности. Хасан решил, что у призраков, которые станут людьми, должна быть возможность спастись. Шиаюн понимала, почему он не хотел их смерти — кое-что о вампирах она все-таки знала, например то, что самые разумные из них заботятся о своем рационе, и это часто выглядит как забота о людях. Если Хасан заинтересуется Тарвудом, он, в отличие от своего мальчика, не станет обходиться холодной кровью из бутылок. И не сможет обойтись без крови, если только не сменит тело. А зачем его менять? Кто же добровольно откажется от возможностей вампира, избавившись от всех вампирских недостатков? Хасану пригодятся испуганные, беззащитные, спятившие от страданий существа, которыми станут воплощенные призраки. Они ведь даже не смогут рассказать, что вампир пьет их кровь. Им никто не поверит. А если их будет достаточно много, он сможет питаться без вреда для их здоровья.