Кризис и другие - Сергей Кургинян

В феврале 1963 года И. Серов снят с должности начальника ГРУ. На его место назначен П. Ивашутин, ранее занимавший должность первого зампреда КГБ при СМ СССР и участвовавший в нанесении по Хрущеву вышеназванных ударов. Ивашутин – протеже Н. Миронова. Серова полностью выводят из игры (разжалован до генерал-майора, лишен звания Героя Советского Союза, отправлен на унизительную должность помощника командующего Туркестанским ВО по военно-учебным заведениям).

22 ноября 1963 года убит Джон Кеннеди.

14-15 октября 1964 года снят Н. С. Хрущев.

"Русский орден", восхваляемый Байгушевым, – это ласкающее чью-то душу ложное "мин". Исправляя "мин", мы обнаруживаем на месте этого самого "ордена" элитный транснациональный субъект, способный на большую игру. В этом "ковчеге" – всякой твари по паре. Тут и нацисты, и белоэмигранты, и восточно-европейские активисты, и "островитяне", организующие "баланс", и целый интернационал контрмодернистов (как "зеленых", так и иных). Вослед за рассмотренным туром затеянной этим субъектом "большой игры" – последовали другие. Чехословакия… Дело Синявского… "Солидарность"… Пакистан, Иран и Афганистан… И – лишь после всего этого – перестройка.

Андропов… Пастернак, Фельтринелли, Страда… Бахтин… снова Андропов… Кожинов, Пигулевская… другие – очень разнокалиберные и разнокачественные герои. Мы наконец-то вышли на то, что оправдывает наше внимание к такого рода героям. Мы вышли на эту игру, в которой все они – лишь фигуры. Политическое содержание игры разобрано. Но у нее есть и иное содержание. Требующее внимания никак не меньшего.

№39. 03.11.09 "Завтра" No: 45

Что обнажила политическая аналитика? Во-первых, существование транснационального консервативного субъекта (в первом приближении – антихрущевского, антикеннедевского и т. д.). Во-вторых, сопряженность с этим субъектом того, что привычно называется либеральным (фронда Пастернака, ее поддержка Страдой, фигура Фельтринелли и пр.).

Но, может быть, речь идет всего лишь о ситуативном сговоре? В рамках которого советские здоровые консерваторы договорились с западными (да хоть бы и "реакционными"!) силами, решили общую задачу – и "разбежались"?

Если так – мы ломимся в открытую дверь.

Другое дело – если речь идет не о ситуативном, а о стратегическом и даже метафизическом сговоре. Сговоре советских (далеко не здор #243;во-консервативных!) элит с чем-то столь же сомнительным на Западе. Что ж, тогда (и, кстати, только тогда) мы и впрямь выходим на финишную прямую. Ибо такой субъект в принципе "рассосаться" не может. И вполне допустимо предположение, согласно которому он и одну перестройку соорудил, и другую намеревается соорудить, и катастрофу общемировую (она же кризис) сооружает.

Ну, так здоровое или нездоровое "взаимодействие"? Ситуативное "снюхивание" или стратегический (а также метафизический) альянс? Ответить на этот вопрос можно, лишь дополнив политический анализ – иными. Анализом фундаментальных культурных конфликтов. А также конфликтов метафизических.

Поклонники Кожинова справедливо утверждают, что такие люди, как Бахтин (а также Кожинов, ваш покорный слуга etc), – это, прежде всего, "творцы культуры", то бишь "создатели текстов". А уже потом – специгроки, члены метафизических орденов и так далее. Что ж, начнем с текстов. Один из них – книга Бахтина "Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса" (Москва, "Художественная литература", 1965). Другой…

Михаил Бахтин, Мартин Бубер, прочие последователи Вильгельма Дильтея солидарны в том, что ПОНИМАНИЕ "логоса" (то есть ЧУВСТВЕННОЕ проникновение в суть оного) возможно лишь в присутствии "другого".

Есть ли у книги Бахтина как текста – соразмерный ей "другой текст"? И есть ли у Бахтина как личности, создавшей этот текст, – "другой" в качестве личности, создавшей альтернативный текст?

Таким "другим" Бахтина, конечно же, является Лосев. А текстом, альтернативным книге Михаила Михайловича, – книга Алексея Федоровича "Эстетика Возрождения" (Москва, "Мысль", 1978).

В. Кожинов говорит об этой лосевской книге: "Едва ли где-либо в мире, кроме России, пятидесятитысячный тираж философского трактата, подобного этому лосевскому, мог бы быстро исчезнуть с прилавков книжных магазинов. И это – еще один ответ на вопрос, была ли духовная жизнь в России во всячески третируемые сегодня десятилетия ее истории". ("Была ли духовная жизнь?", "Москва", #12, 1997).

Но накаленная духовная жизнь – это сумма духовных страстей, не правда ли? Каких страстей? Одной из таких страстей, коль скоро мы обсуждаем вышеназванную книгу Лосева, безусловно, является сосредоточенная духовная и даже метафизическая НЕНАВИСТЬ Лосева к Рабле. И к Бахтину как апологету Рабле. Да, тут речь идет именно о метафизической ненависти! Тут мы вправе (перефразировав известное выражение) утверждать: "Только метафизика, и ничего личного!"

Личное… Е. А. Тахо-Годи – племянница второй жены Лосева А. А. Тахо-Годи. Она, как и Аза Алибековна, – крупный специалист по Лосеву. Е. А. Тахо-Годи утверждает, что "Лосев и Бахтин никогда не встречались лично – ни в 20-е гг., ни много лет спустя: уже после переселения Бахтина в Москву из Саранска. В. Н. Турбин пытался организовать эту встречу, но она так и не состоялась". ("Художественный мир прозы А. Ф. Лосева", Москва, "Большая Российская энциклопедия", 2007).

Но, не встречаясь лично, – Лосев и Бахтин тесно соприкасались по многим направлениям. Вот некоторые из них.

#1 – то, что касается характера политических злоключений. И Лосев, и Бахтин в 20-е годы проходили по "правым" ("белым", "православным") делам.

#2 – то, что касается круга общих знакомых. Лосев был хорошо знаком с А. Мейером, который, наряду с Бахтиным, был арестован по делу "Воскресенья". И сам Лосев, и его первая жена Валентина Михайловна были в прекрасных отношениях со второй женой А. Мейера К. Половцевой, проходившей по тому же делу "Воскресенья". Да и вообще… Есть круг Бахтина. Есть круг Лосева. Эти круги совсем не чужды друг другу. Кожинов в интервью газете "Завтра" (от 25.04.2000), говорит: "Самое интересное заключается в том, что многие люди, которые через меня были связаны с Бахтиным, они были связаны и с Лосевым…" Вот-вот…

#3 – то, что касается интеллектуальных и духовных интересов. Почему А. Ф. Лосев так яростно реагирует на Рабле и Бахтина в своей книге "Эстетика Возрождения"? Потому что они с Бахтиным погружены в исследование одной – по сути своей – мировоззренческой проблематики.

#4 – то, что касается, так сказать, "духовно-политической" сферы. В самом деле, Кожинов говорит о Бахтине как своем "черносотенном", антисемитском гуру. Но он же в статье "Была ли духовная жизнь?" говорит о том, что и Лосева преследовали за "черносотенство". Все мы знаем, что Лосев уж никак не относился к тому, что Байгушев и его присные называют "еврейской партией"! Он был монахом, исихастом, человеком накаленно-православных и в этом смысле стопроцентно консервативных убеждений.

А значит, его духовная ненависть к Рабле (и Бахтину как апологету Рабле) – ну никак не может быть названа "ИХ" ненавистью к великому русскому антисемиту Бахтину и к его французскому собрату Рабле. Как ни вертись, сколько ни лукавь – подобное не пройдет! Кожинов, понимая это, в упомянутом интервью 2000 года говорит: "Кстати, имейте в виду, что Бахтин и Лосев достаточно сложно относились друг к другу. Бахтин считал Лосева в первую очередь историком эстетики, а не самобытным мыслителем. И к тому же, они имели достаточно драматическую связь через знаменитую пианистку Юдину… У нее было что-то вроде романа с Лосевым и, по-моему, с Бахтиным тоже".

Что там было с великой пианисткой – вопрос отдельный. И Лосев, и Бахтин состояли с нею в длительной переписке – к вопросу о том, насколько тесно соприкасались эти два человека. Всё остальное – на совести Кожинова! "Вроде роман…", "по-моему, с Бахтиным тоже…" – фи! Хочешь обвинить православного монаха Лосева в том, что романчик с пианисткой завел – хотя бы не говори "вроде". Исполняется сие – с очевидной целью. Надо скрыть (как от своих поклонников, так и от читателей вообще) убийственную для Кожинова и Бахтина позицию консерватора Лосева в вопросе о Рабле: "Да какая там позиция! Пианистку не поделили!".

Пианистку?

Отдельная часть книги Лосева посвящена разложению эстетики Ренессанса в литературе XV-XVI веков. В одной из глав этой части целый раздел посвящен Франсуа Рабле. Упомянут и Бахтин. Впрочем, о Рабле написано так, что Бахтиным больше, Бахтиным меньше…

Лосев обращает внимание читателя на то, что Рабле, проведя четырнадцать лет в францисканском монастыре и еще четыре года в бенедиктинском, до конца жизни оставался священником. И утверждает, что сутью личности этого двурушника является "неразборчивое отношение к жизни". Лосев говорит также о спецаспекте двурушничества. О том, что Рабле, "будучи критиком церковной жизни, поддерживал дружескую связь с кардиналом дю Белле, причем связь эта, по-видимому, была довольно глубокой и граничила с настоящей дружбой".