Франция. Большой исторический путеводитель - Алексей Дельнов

В Дофине самочинно собрались местные штаты. Это была область, богатая мануфактурами и металлургическими заводами. Поэтому прозвучавшее там требование имело значительный вес: депутаты третьего сословия настаивали на его двойном представительстве, что уравняло бы его по количеству голосов с дворянами и духовенством, вместе взятыми. Далее, голосовать надо не по сословным куриям, а совместно - а это уже могло обеспечить находящейся на политическом подъеме и сплоченной буржуазии явный перевес за счет перехода на ее сторону части депутатов от первых двух сословий. Вскоре эти положения, реализованные на общенациональном уровне, послужат тому, что Франция изменится неузнаваемо.

В стране, почувствовавшей близкие перемены, заклокотало. В Париже оборванцы вскакивали на подножки роскошных карет и обнадеживали их пассажиров обещаниями, что через год они поменяются местами.

Озлобленность народа имела глубокие корни, и ее не могло умерить то обстоятельство, что жизнь при сердобольном Людовике XVI стала более сносной. Человечней стали даже интенданты, голод перестал быть явлением тотальным, в морозные зимы король разрешал запасаться дровами в его лесах. Но, как заметил наш замечательный мыслитель Вадим Кожинов, революции зачастую происходят не тогда, когда совсем плохо: в такие времена не до них, люди думают только о том, как бы выжить. А вот немного позже, когда полегчает, когда человек опамятуется и осмыслит недавно пережитое, и у него сожмутся кулаки… Вот тогда-то и происходят революции.

За четыре месяца, предшествовавших взятию Бастилии, в стране произошло около 300 бунтов, и порою жестоких - во главе их оказывались люди самые смелые и самые отпетые. Таких давно уже в избытке поставляла французская действительность, с ее ватагами обездоленных бродяг - в лесах и на дорогах, с жуткого вида изгоями общества, наводнившими городские трущобы.

Оживилось множество людей беспокойных из числа интеллигенции, уже видящих себя во главе широкого народного движения. Как повелось с тех пор и на будущее, особенно много их нашлось среди адвокатов (адвокатом был Керенский, и Ленина тоже отчислили с юридического факультета). Им оказывали поддержку недовольные аристократы, в том числе принцы Орлеанские. Их дворец Пале-Рояль и его обширный парк превратились, по реакционному мнению историка Ипполита Тэна, в «сборище политических и литературных трутней». Что ж, никакое народное потрясение не обходится без несостоявшихся философов и артистов, мечтающих стать вдруг генералами или кем повыше.

Но пока большая политика вершилась людьми поосновательнее. Граф Мирабо в своей брошюре писал, что королевской власти пора объединиться с народом против привилегированных, сейчас самое подходящее время для образования демократической монархии. Спросить бы - а что это такое, как в Англии, что ли? Так там ее полвека образовывали, а то и больше, и кровищи сколько пролилось. Но король Людовик не оставит призыв совсем без внимания.

ПОПЫТКА ДЕМОКРАТИИ (ОТ ШТАТОВ К КОНВЕНТУ)

Буржуазии удалось настоять на двойном представительстве: по избирательному закону, третье сословие выдвигало 600 депутатов, дворянство и духовенство - по 300. Вопрос о порядке голосования - совместно или по куриям, остался подвешенным.

Во время избирательной кампании возникло понятие «четвертого сословия». Агитаторы понимали под ним беднейших крестьян и рабочих: тех, кто, по определению избирательного закона, не платит налогов, - а потому от участия в выборах отстраняется. Но и те из простонародья, кто имел возможность проголосовать, сами быть избранными практически не могли: выборы были двухступенчатые, сначала избирались выборщики, и уже они на своем заседании выдвигали депутатов. При такой системе очевидное преимущество получали представители образованных и состоятельных слоев населения. Интересы низов обязывались отстаивать демократически настроенные депутаты, в большинстве своем из числа адвокатов и приходских священников - те, кто имел большой опыт общения с сельской и городской народной массой. Они же, совместно с вызвавшимися им помочь мелкими чиновниками, составили «наказы избирателей» - перечни пожеланий и требований.

Среди первых двух сословий преобладало мнение, что короли действительно установили свою абсолютистскую власть без должных на то оснований. Но из этого делался вывод, что должна быть частично восстановлена традиционная власть сеньоров и владетельного высшего духовенства.

Господа считали, что под «священными правами собственности» следует понимать не только владение землей, но и право пользоваться старинными феодальными повинностями. Они намеревались выступать против засилья интендантов, но политические изменения виделись им в первую очередь в усилении роли местных штатов: сеньоры и прелаты рассчитывали занять там традиционное господствующее положение.

Буржуазия шла на Генеральные штаты с требованиями упразднения всех сословных привилегий, равной доступности для всех должностей любого уровня. Должно быть устранено неравенство в правах различных провинций, ликвидированы все внутренние таможни. Повсюду должны свободно двигаться товары и действовать одинаковые меры длины, объема, веса.

Однозначно выступая против засилья интендантов, депутаты третьего сословия стояли за местные собрания в том виде, в каком их предлагал Тюрго. Выдвигалось требование реформы суда: он должен быть гласным, подсудимому полагается защитник, решение о виновности выносят присяжные.

В области религии депутаты третьего сословия готовились добиваться свободы совести, избрания священников прихожанами, конфискации церковных имуществ.

Генеральные штаты открылись 5 мая 1789 г. в Версале. Напряжение почувствовалось с первого часа. Когда король покрыл голову - дворяне и священнослужители воспользовались своим правом и сделали то же самое. Но депутаты третьего сословия демонстративно последовали их примеру. Тогда миролюбивый король шляпу снял, и все в равной мере оказались с непокрытыми головами.

Развитие событий принимало характер все более конфликтный. Когда собравшиеся разошлись по своим куриям, сначала шли долгие препирательства по поводу правомочности многих депутатских мандатов. Потом среди депутатов третьего сословия прозвучал настойчивый призыв, чтобы они объявили себя национальным собранием, поскольку представляют подавляющее большинство населения. Но популярный депутат, демократически настроенный аббат Сиейес посоветовал «не обрезать канат» и предложил присоединиться к этому требованию депутатам других курий. С ним согласились, и в результате многие представители дворянства и духовенства перешли в зал заседаний третьего сословия. После этого присутствующие провозгласили себя Национальным собранием и приступили к законотворческой деятельности.

Двор расценил происходящее как открытое неповиновение. Герцог Ларошфуко и архиепископ Парижский предложили королю распустить собрание. Но Людовик решил ограничиться мерой в духе добродушного барского произвола. Когда депутаты пришли однажды утром на заседание, их зал оказался запертым на замок. И тогда произошло событие, одно из самых знаковых в истории Нового времени. Народные избранники не разбрелись, понурив голову, а заняли находящийся поблизости зал для игры в мяч. Там они торжественно поклялись, что будут собираться непрерывно и где угодно до тех пор, пока не выработают для страны конституцию. Громко прозвучал великий лозунг: «Свобода, равенство, братство!».

Вскоре собрание приняло имя Учредительного и поставило себе задачей определить государственное устройство Франции. Были приняты законы о том, что решения собрания не могут быть отменены королем, и о личной неприкосновенности депутатов.

Раздосадованный Людовик назначил «королевское заседание» - то есть с собственным присутствием: он полагал, что стоит ему явиться лично, непокорные сразу утихомирятся. Но не подействовало и это: депутаты не вняли призыву короля свернуть мероприятие. Когда государь вышел, а церемониймейстер двора повторил требование разойтись, Мирабо заявил, что они собрались по воле народа и разогнать их можно только военной силой.

Король задумался о возможности и такого решения вопроса. Неккер был отправлен в отставку, к Парижу стянуты полки, состоящие преимущественно из иностранных наемников. И тогда случилось совсем неожиданное - 12 июля 1789 г. Париж восстал.

На стороне собрания было абсолютное большинство населения. Малоимущие, в первую очередь многочисленные безработные, после холодной зимы ожидали грядущего голода - уже начиналась дороговизна. Многие из тех, кто побогаче, имели на руках заемные бумаги и не без оснований полагали, что отставка Неккера - сигнал о том, что государство объявит себя банкротом, и они останутся ни с чем. К тому же завсегдатаи Пале-Рояля, агитаторы и публицисты, давно уже старались оформить глухой ропот в громкие слова. Один из самых пылких, Камиль Демулен вещал: «Раз животное попало в западню, его следует убить. Те, кто считает себя завоевателями, будут покорены в свою очередь». Последнее утверждение показательно: оно исходило из одной из идеологических основ враждебного отношения к дворянству. Господа - это в значительной своей части потомки завоевателей - франков, некогда поработивших свободный народ галлов, вот уже полтора тысячелетия угнетающие его. В смутную годину кто будет задумываться над тем, много ли значат миллилитры допотопной крови, протекающие в чьих-то жилах, да и много ли тех, кто с этими миллилитрами?