Холодные деньки - Джим Батчер

— Сила была дана тебе с определённой целью, и цель эта достигнута.

Она медленно повернула руку и продемонстрировала мне небольшой металлический шип — слишком длинный для иглы, слишком маленький для гвоздя. Она с улыбкой приблизилась ко мне, поигрывая остроконечной гравировальной иглой.

Её пальцы прошлись по моей груди и рёбрам, и я содрогнулся. Она высечет слово «слабый» по всему моему телу. Разными письменами, на сотнях языков, врезая его в мою плоть, ладони, подошвы ступней милями шрамов.

Я хотел, чтобы этому пришёл конец. Хотел, чтобы она меня убила.

Она склонилась к моему лицу.

— Сегодня, — выдохнула она, — мы начнём с зубов.

Меня окутал холод, и вода, вопреки моей воле, наполнила мой рот, просочившись сквозь потрескавшиеся губы. Ещё больше её попало через ноздри и глотку. Замерзнув, она постепенно вынудила меня раздвинуть челюсти. Мэб наклонилась ещё ближе, подняв иглу, и я уловил слабый душок окисления, когда орудие начало скрести по моим резцам.

Окисление. Запах ржавчины.

Ржавчина значила железо, к которому никто из фэйре, за исключением Матери Зимы, прикоснуться не мог.

На самом деле всего этого не было. Всё это — боль, дерево, лёд — ложь.

И всё же я их чувствовал. Точнее, чувствовал то, что стояло за ними, что-то чуждое, не имевшее ко мне отношения, внушало мне чувство боли, беспомощности, давящего свинцовой тяжестью страха, горькой злости отчаяния. Такого проникновения в разум я ещё не знал. Те, что мне доводилось испытывать раньше, были лишь жалкой тенью в сравнении с этим.

«Нет», — подумал я.

Я застонал.

Затем глубоко вдохнул. Не так закончится моя жизнь. Это лишь иллюзия. Я был Гарри Дрезденом, чародеем Белого Совета, Зимним Рыцарем. Я боролся с демонами и монстрами, побеждал падших ангелов и оборотней, противостоял чернокнижникам и жутким безымянным тварям. Я сражался на земле и в воздухе, в небесах над моим городом, в древних развалинах и областях нематериального, о которых большинство людей и помыслить не могли. Я носил шрамы, которые заработал во множестве битв, мои враги были монстрами из ночных кошмаров, и по моей воле тёмная империя пала ради спасения одной маленькой девочки.

Провалиться мне на этом месте, если я позволю какому-то никчёмному Иному играть в игры с моим разумом.

Сначала слова. Почти всё, мать его, начинается со слов.

Я выдохнул:

— Я, — внезапно мой рот очистился ото льда.

— Я — Гарри… — просипел я, и боль удвоилась.

И тут я расхохотался. Как будто какой-то урод, неспособный на любовь, мог что-либо поведать мне о боли.

— Я — Гарри Блэкстоун Копперфильд Дрезден! — взревел я.

Лёд и дерево сотряслись. Со звуком взорвавшегося артиллерийского снаряда треснул оледеневший камень, и вокруг меня начала распространяться паутина маленьких трещин. Образ Мэб отбросило от меня, и он, подобно разбитому вдребезги витражу, взорвался тысячей прозрачных осколков. Холод, боль и ужас покинули меня, словно огромному и голодному зверю вдруг заехали по носу.

Иные любят проникать в чужой разум. С учётом того, что в мой разум проникли через две секунды после того, как Акулья Морда показался на поверхности воды, было весьма очевидно, кто за этим стоял. Но ничего. В качестве поля битвы пластиножаберный выбрал разум. Да будет так. Голова моя, мои и правила.

Я воздел правую руку к морозному небу и гневно, без слов, закричал. В бурлящих небесах вспыхнула алая молния. Она врезалась в мою руку, а затем ушла в землю. Замёрзшая грязь брызнула во все стороны, а когда она осела, в руках я держал испещрённый рунами и символами посох высотой с меня и толщиной, как сомкнутые в кольцо большой и указательный палец.

Затем я вытянул к земле левую руку и снова крикнул, взметнув почву одним повелительным жестом. Из земли вырвалась туманная металлическая пыль. Она завертелась вокруг меня, формируя доспехи, покрытые шипами и выступающими лезвиями.

— Ну ладно, дружище, — прорычал я тёмной воле, даже сейчас пытавшейся подчинить меня. — Теперь мне известно, кто я. Давай посмотрим, кто ты.

Я схватил посох и вонзил его в землю подо мной.

— Кто ты?! — потребовал я ответа. — Играя с моим разумом, играй по моим правилам. Назови себя!

Безбрежный рёв, подобный предштормовому арктическому ветру, был мне ответом.

— Ну уж нет, — пробурчал я. — Ты это затеял, хитрозадый ублюдок! Хочешь подобраться ко мне с близкой и личной стороны, так давай сыграем! Кто ты?

Оглушающий стон, подобный рёву океана, зазвучал в небе.

— В третий раз требую я от тебя! — прокричал я, концентрируя волю, позволяя ей проникнуть в мой голос, рокочущий над местностью. — В третий раз предлагаю! Именем своим повелеваю тебе: назовись мне!

Огромное нечто возникло из облачных завихрений. Лицом его можно было назвать лишь в самом широком и грубом понимании этого слова. Такое лицо мог бы слепить из глины ребёнок. В глубине его глаз сверкали молнии, и голос его был подобен буре:

— Я Разрушитель Врат, Предвестник!

— Я Внушающий Страх, Уничтожитель Веры!

— Я Тот, Кто Идет Впереди!

Секунду я просто стоял на месте, изумлённо уставившись в небо.

Адские колокола.

Сработало.

Как только тварь заговорила, я понял, с кем имею дело, как будто мне в руки попал отпечаток самой его сути, квинтэссенция его «я».

На секунду, не больше того, я его понял, понял его поступки, желания, планы, а затем…

Затем всё это ускользнуло, знание испарилось так же, как и пришло, за исключением каким-то образом уцелевших обломков прозрения.

Я знал, что тварью, пытающейся пробраться ко мне в голову, был Идущий. Единственное, что мне было о них известно, так это то, что никому ничего о них неизвестно. А также то, что они сулили неприятности.

Один из них пытался убить меня, когда мне было всего шестнадцать. Тот, Кто Идёт Следом практически преуспел в этом. Разве что… Теперь, когда это уже в прошлом, я не был уверен, что он действительно пытался меня убить. Скорее, просто огрызался. Не знаю зачем, но он пытался меня спровоцировать.

И эта тварь — Акулья Морда, что пыталась залезть ко мне в голову, была подобна тому Идущему, практически на одном уровне с ним. Она была огромна, могущественна и совершенно отличалась от всего, с чем я сталкивался раньше. Конечно, Акулья Морда всё равно не был ровней Мэб. Но он был ужасающе, невыносимо глубже, чем Королева Зимы, как если бы фотографию скульптуры сравнивали с самим оригиналом. В его распоряжении были силы за гранью всего мной виденного, к нему нельзя было применить никаких мерок, он просто находился за гранью понимания, за гранью всего.