Король-сердцеед - Пьер Понсон дю Террайль

Кревкер добрался до берега и там снова свистнул. Сейчас же из-под ближнего моста показалась рыбачья лодка, в которой сидел безобидный на вид рыбак. Последний подъехал к тайному выходу из дома Бигорно и бросил графу Эриху причал, с помощью которого лодку удержали на месте. Тогда рыбак откинул рогожу, прикрывавшую снасти, из-под которой достал толстую веревку и связку оружия.

— Хорошо! — сказал Эрих, принимая пакеты. — Смотри же, не отъезжай далеко и будь готов по первому сигналу подъехать сюда!

Отдав все нужные распоряжения, молодые люди снова поднялись наверх и стали выжидать.

Улица Каландр была очень пустынна вообще и особенно теперь, когда все зеваки направились на площадь смотреть на кортеж. Но вдруг у начала улицы послышался какой-то шум, и обитатели, поспешно высовывавшиеся из окон, с удивлением обнаруживали, что на этот раз почему-то кортеж направляется по их улице. Кортеж все близился и близился. Наконец произошло то, что мы уже рассказали в предыдущей главе: Кабош умело передернул вожжами так, что лошади свалились в указанном ему мнимым монахом месте, затем монах, или — вернее — Гастон де Люкс, охватил за пояс Рене и ухватился за петлю спущенной ему Арнембургом и Эрихом веревки, которую они затем быстро втянули наверх при помощи силача Конрада.

Гастон с Рене были уже совсем близко от окна, но в этот момент в воздухе свистнула пуля, и на покаянной рубашке Рене проступило кровавое пятно. Однако поклонники герцогини Монпансье работали быстро и ловко, так что не успел Ноэ повторить выстрел, как монах с потерявшим сознание Рене скрылся в амбразуре окна.

Парфюмера втащили в комнату, Гастон и Кревкер подняли его на плечи и быстро потащили вниз через обследованный потайной ход, а Арнембург и Конрад ван Саарбрюк вскинули мушкеты и выстрелили по Ноэ с товарищами, которые пытались высадить дверь.

— Молодцы! — похвалил их Лев. — Приятно иметь дело с достойными противниками!

— Ну, нам будет нетрудно продержаться добрый часок! заметил с обычной немецкой флегмой барон Конрад.

— А затем мы подожжем дом и сами скроемся! — договорил Арнембург, снова прицеливаясь в осаждавших.

XVIII

В то время как Арнембург и Саарбрюк стойко выдерживали осаду, Гастон и Эрих стащили бесчувственное тело Рене в погреб и оттуда вынесли его на берег Сены. По свисту Кревкера сейчас же подъехал лодочник — это был на самом деле шталмейстер графа Эриха, — который и помог взвалить Рене на лодку. Но тут между Гастоном и Эрихом поднялся спор.

Хотя молодые люди отважно содействовали спасению Рене, но это вовсе не значило, что они делали это из симпатии к парфюмеру. Наоборот, все они чувствовали бесконечное отвращение к подлому отравителю и находили, что казнь вполне заслужена мм. Однако по политическим мотивам Рене надо было спасти, и, как истые солдаты, молодые люди не стали рассуждать. Но другое дело было решить, кому сопровождать его по реке и кому остаться в доме для задержки неприятеля. Остаться в доме и отстреливаться одному против сотен было геройским делом, приходившимся совершенно по сердцу нашим молодцам, но сопровождать Рене, вступать в тесное соприкосновение с отравителем… фи! Это никому не нравилось!

Между Кревкером, Арнембургом и Саарбрюком вопрос был решен в самый последний момент перед похищением простой жеребьевкой, которая и указала оставаться в доме Льву и Конраду, а Эриху пришлось с брезгливостью подчиниться необходимости тащить Рене. Но о Гастоне они как-то совсем забыли, между тем лодка поднимала только троих, и с Рене и шталмейстером мог ехать лишь кто-нибудь один. Кто же мог ехать и кто остаться?

Каждому хотелось остаться, и каждому не хотелось ехать. Молодые люди обменялись рядом аргументов, но аргументы Гастона оказались сильнее: монашеское платье, в которое был одет де Люкс, легко могло выдать его и открыть путь преследователям; кроме того, Эрих понимал кое-что во врачевании и мог быть полезнее раненому, чем Гастон.

— Ну что же делать! — с глубоким вздохом сказал Кревкер. Оставайтесь, а я поеду!

Гастон вернулся наверх, а Эрих сел в лодку; последняя повернула и поплыла вверх по течению, пользуясь попутным ветром. Под тенью широкого паруса Кревкер принялся исследовать рану Рене, не приходившего до сих пор в чувство.

Он вскоре убедился, что, как ни страшна была эта рана, она отнюдь не представляла опасности для жизни Рене. Парфюмер был ранен в плечо повыше ключицы; это было очень мучительно, но и только.

Кревкер зачерпнул воды, промыл рану, полил ее особым бальзамом, который всегда был при нем на случай ранения, и перевязал рану полосками, нарезанными кинжалом из рубашки Рене.

Тем временем лодка продолжала подвигаться вперед, направляясь к видневшемуся впереди причудливому зданию, бывшему монастырем босоногих монахов-кармелитов. Тут лодка остановилась, и шталмейстер свистнул. Сейчас же дверь монастыря. выходившая к реке, раскрылась, и оттуда показалась группа монахов, предводительствуемая молодым аббатом.

— Ну что, удалось? — спросил последний.

— Удалось, да не вполне, — ответил шталмейстер, — потому что Флорентинец смертельно ранен!

— Успокойтесь, батюшка, — сказал тогда Кревкер, — рана не опасна, он не умрет!

Монахи сделали из весел и дощечек импровизированные носилки и на них бесчувственного Рене унесли в монастырь. Граф Эрих опять вскочил в лодку, лжерыбак свернул парус, и лодка быстро понеслась обратно по течению.

Между тем Рене внесли в монастырь, а монахи принялись приводить его в чувство. Через четверть часа их старания увенчались успехом — раненый открыл глаза. Очутившись так неожиданно в совершенно незнакомой ему обстановке, видя вокруг себя незнакомые ему лица, Рене в первый момент почувствовал сильный испуг, сейчас же отразившийся на его лице.

— Вы спасены! — сказал ему аббат. — Ваша рана совершенно не опасна, и не пройдет двух недель, как вы будете на ногах!

— Кто же спас меня? — спросил Флорентинец.

— Друзья королевы!

Эти слова успокоили Рене, и он стал припоминать все случившееся с ним. Но воспоминания не шли далее того момента, как вместе с лжемонахом он взвился на воздух. Однако аббат, знавший от Кревкера все детали похищения, рассказал парфюмеру, что было вслед за тем, как пуля Ноэ лишила его чувств. Затем аббат сказал:

— А теперь, господин Рене, не можете ли вы немного приподняться?

— Что вы хотите от меня? — спросил Флорентинец.

— Чтобы вы написали несколько слов королеве!

— Хорошо, я попытаюсь, хотя и чувствую бесконечную слабость!