Связанные (СИ) - Ярвинен Олли

— «О всяких сословиях и о том, как с ними себя вести подобает», — больше не скрывая лукавой улыбки пояснил Эйдон. — Киду Минри поместят под домашний арест и предоставят писчие принадлежности и достаточное количество пергамента. Через сорок дней она предоставит рукописную копию указанного труда мэтра Радана. Если качество работы будет удовлетворительным, книга будет переплетена и останется в семье Минри. В противном случае всё необходимо будет начать с самого начала. — выдержав паузу и не без удовольствия проследив, как вытягивается морщинистое лицо Киды, капитан добавил: — Посидишь, почитаешь, — и, без сомнения, многое вспомнишь о том, как следует вести себя в присутствии вельменно.

Откуда-то сбоку до капитана донёсся сдавленный смешок Нильсема; улыбку сотник спрятал под ладонью, сделав вид, что борется с внезапным приступом кашля. Однако лучшую часть Эйдон приберёг напоследок:

— Кроме того, начиная с этого дня, управляющий Бравил отстраняется от забот, связанных с посёлком; до дальнейших распоряжений эта должность будет занимать сотник гвардии Его Величества Нильсем Ль-Дален, барон Лейна.

Бравил принял отставку спокойно: похоже, управляющий заранее попрощался со своей должностью, ещё в тот момент, когда решил не надевать медальон с символом семьи Бьяла. А вот Нильсему, судя по всему, пришлось приложить почти нечеловеческие усилия воли, чтобы принять назначение с подчёркнутым равнодушием.

Эйдон тем временем продолжал:

— Поселковое ополчение в полном составе призывается на службу вельменно Бьяла и переходит под командование указанного дворянина. Он получает право собирать подати и налоги, вершить суд именем Его Величества, набирать и отпускать со службы оружных людей. Помимо этого, до прибытия в Формо нового управляющего или же до восстановления в должности прежнего на сотника Ль-Далена возлагается обязанность проследить за исполнением вынесенных приговоров.

— Будет исполнено, как приказано, — отчеканил Нильсем.

— Наконец, последнее. В следующие шесть лет налоги, уплачиваемые Формо в пользу Его Величества будут увеличены на четверть. Торговцы, входящие во вторую гильдию, переводятся в третью с правом вернуть положение не раньше семи лет от сего дня. Все переговоры с властвующим в этих землях графом Нарди возьмёт на себя гвардия Его Величества. Расследование в отношении дела об укрывании жреца в предместьях Формо предпринято не будет, поскольку упомянутый жрец более не ходит среди живых, а также с учётом помощи и раскаяния жителей предместий. На этом у меня всё.

Глава 24

Заступничество

Суд завершился, но жители Формо, обрадованные, напуганные или попросту обескураженные неожиданным исходом, расходиться не спешили. Напротив, мало-помалу людей, стягивающихся во двор крепости, чтобы самим взглянуть на нового управляющего, становилось всё больше: буря миновала, и присущие жителям Эм-Бьялы практичность и любопытство незамедлительно взяли своё. Не прошло и нескольких минут, а торговцы уже направили к Нильсему настоящую делегацию во главе с представителями из самой зажиточной и уважаемой семьи. Не отставали и мастеровые, за которых говорили старшие их цехов. Не хватало разве что старосты предместий — но этот недосмотр сразу же исправили, и вот уже мальчишка вихрем понёсся вниз по улице, поднимая пыль и сверкая голыми щиколотками. Нильсем успел послать Эйдону укоризненный взгляд, в котором отчётливо читалось немое «За что?», после чего окончательно растворился в толпе желающих выразить своё почтение и заверить в своей готовности оказать любую посильную помощь.

Эйдон спрятал ехидную улыбку: в своё время Нильсем Ль-Дален, барон Лейна, настолько не желал заниматься делами своего надела, что при первой же возможности переложил обязанности на брата и сбежал в дозор на южную границу. Оттуда его, впрочем, уже через несколько лет выдернули родители — только ради того, чтобы увидеть, как их неугомонный сын сразу вступает в королевскую гвардию. И вот, столько лет спустя, судьба наконец-то догнала Нильсема; теперь ему предстояло превратиться в настоящего управляющего: вникать в проблемы вверенного посёлка, разбирать споры и тяжбы и, самое главное, вести светские беседы со своими подопечными.

Впрочем, Эйдон выбрал Нильсема вовсе не для того, чтобы подшутить над товарищем, а потому что отлично знал: как бы ни старались предприимчивые подопечные нового управляющего, любые попытки умаслить сотника королевской гвардии, дабы тот не относился к своим обязанностям слишком серьёзно, были заранее обречены на провал. Формо ждали сорок дней порядка, дисциплины и не слишком бросающихся в глаза, но тщательных проверок всего, что покажется новому управляющему подозрительным.

Эйдон не отказался бы задержаться, чтобы вдоволь насладиться зрелищем, но склонившийся в поклоне ль-киим уже молчаливо напоминал, что присутствие высокого гостя требовалось в другом месте. Капитан в последний раз окинул взглядом осаждающую Нильсема толпу и со вздохом последовал за слугой.

На втором этаже, в просторном кабинете Бравила-старшего, его уже дожидались истинные властители Формо — канцелярские служащие в компании объёмной кипы бумаг, требующих внимания, прежде чем гвардейцы смогут отправиться в путь.

— Приговор мастера Амелина, Ваше сиятельство, извольте подписать. Благодарю вас. И вот здесь, Ваше сиятельство… — почтительно бубнил немолодой секретарь, такой же иссохший и пожелтевший от времени, как и пергаменты, которые словно из ниоткуда появлялись на столе перед Эйдоном. Тот не спорил, принимая канцелярскую рутину как неизбежное зло, и уверенными движениями раз за разом выводил на документах своё имя и титул.

Постепенно стопка пергаментов переместилась с одной стороны письменного стола на другую. Однако не успел капитан обрадоваться своей маленькой победе, как на столешницу опустилась пачка постановлений о помиловании, по одному на каждого прощённого участника восстания. Следом настал черёд и нескольких десятков «Показаний обвиняемого, записанных с его собственных слов», один вид которых заставил Эйдона поморщиться. Эти документы представляли собой совершенно особый жанр, рождённый в умах самых прожжённых бюрократов, не иначе как для таких же тонких ценителей изящной словесности. И хотя содержание «Показаний» не отличалось особым разнообразием, Эйдону всё же пришлось внимательно ознакомиться с текстами, медленно продираясь через сложный почерк с бесчисленными завитушками и абсолютно немыслимые грамматические обороты. Только убедившись, что в документах не упоминается ничего, что могло бы пролить свет на произошедшее в Формо, капитан смог вздохнуть с облегчением и наконец-то отделаться от необузданного творчества работников канцелярии.

Подписанные и одобренные бумаги попадали в цепкие руки младших служащих, скреплялись между собой, бережно сворачивались в свитки и обвязывались тонкими тесёмками. В таком виде их должны были передать на хранение, однако прежде Эйдону пришлось дождаться, пока секретарь надиктует приказ, обязывающий служащих поместить документы в архив в отсутствие в посёлке управляющего, а заодно и указы о временном отстранении Бравила-старшего и назначении Нильсема на его место…

Вырваться из царства бюрократии удалось только ко второму пересвету, когда солнце ещё не клонится к закату, но уже приобретает насыщенный оранжевый оттенок. Первым же делом Эйдон справился у слуги, куда определили раненого Вильёна, и, получив ответ, направился в противоположное крыло крепости. Там он почти сразу нашёл приоткрытую дверь, из-за которой доносился пряный запах мазей и настоек, и заглянул внутрь.

Из глубины комнаты раздавался сдавленный хрипящий свист: Вильён, опоенный сонными травами, спал. Слуги сняли с гвардейца кирасу, стянули стёганную рубаху и аккуратно сложили доспех в углу. Грудь не скупясь натёрли сильно пахнущими обезболивающими мазями и тщательно перебинтовали несколькими слоями ткани; тонкая повязка проходила и через голову, удерживая травяной компресс на носу.