Русские корни. Мы держим Небо (сборник) - Лев Прозоров

– Ты пойди-тко во Божью церковь,

да молись Богам нашим могуциим!

Былина «Илья Муромец и Калин-царь»

Пять столетий христианские проповедники пытались вколотить в упрямые славянские головы основные понятия единобожия – не получилось.

В.В. Колесов «Древняя Русь – наследие в слове»

Историки и этнографы давно отметили, что после крещения Руси многие древние боги отнюдь не потеряли почитателей. Просто те стали чтить древних кумиров под именами православных святых – громовержец Перун стал называться пророком Ильей, прядущая людские судьбы Макошь – Параскевой-Пятницей и так далее. Однако при этом обычно сосредотачивались на опознавании в культе православных святых таких вот Высоких Богов, как правило, по отдельности. И никто, кажется, не обращал особого внимания на самостоятельный пантеон, сложившийся в деревенском православии.

Слова «православие» и «пантеон» кажутся несовместимыми – ведь даже православный символ веры начинается словами «верую во единаго Бога», да и самая первая из десяти заповедей гласит вовсе не «не убий», как почему-то думают. «Я Бог твой, Бог отцов твоих, да не будет у тебя иного Бога, кроме меня » (Исх 20: 2–3).

И тем не менее таковой существовал. Русский крещеный землепашец упорно, из века в век именовал богами тех, кого церковь велела называть святыми. Вот вкратце список этих божеств, чье почитание продолжалось до XIX, а местами и до ХХ века: Власий – коровий бог, Мамант – овечий бог, Зосима и Савватий – пчелиные боги, Василий Кесарийский – свиной бог, Флор и Лавр – конские боги, Козьма и Демьян – куриные боги.

Культ этот мы можем проследить, следуя в глубь веков от одного упоминания к другому. В XVIII столетии на исповеди спрашивали: «Образы святыя Богами не называешь ли?». В «Последование о исповедании» Гавриила Добужинского строго обличаются те, кто называет богами образа святых. В 1667 году собор специально отмечает, что «неискусны людие своя си иконы Боги своя именуют, чесо ради явствуются не знати единства Божия, паче же многобожие непщевати». Что там «неискусные людие», если сам суздальский архиепископ Стефан был в 1660 году обвинен в том, что величал Василия Кесарийского «свиным Богом». А за полвека до него посетивший Россию безымянный спутник англичанина А. Дженкинсона писал так: «Многие, большая часть бедняков, на вопрос «сколько Богов», ответила бы «очень много», так как они считают всякий имеющийся у них образ за Бога».

Как видим, церковь бичевала культ деревенских богов, как идолопоклонство и многобожие, проще говоря – язычество. Не сомневались в этом и исследователи православного пантеона. Владимир Даль относил обычай «в известных случаях обращаться с молитвою исключительно к тому или другому св. угоднику», в частности, «от скотского падежа – св. Медосту, также Власию, от конского падежа – св. Флору и Лавру, об овцах – св. Мамонту или св. Анастасии, о свиньях – св. Василию Великому, о пчелах – св. Зосиме и Савватию, о курах – св. Козме и Дамиану» к «остаткам язычества».

Впоследствии к этой теме обращались многие исследователи духовной жизни русского народа, однако никто еще, кажется, не задался вопросом – когда и как именно возникло это странное слияние язычества и христианства. Любопытно, что взаимоотношения деревенских богов с покровительствуемой живностью также были не совсем христианскими – чтобы не сказать совсем нехристианскими! Так, коровы назывались «Власьевым родом» – то есть «коровий Бог» Власий мыслился родоначальником коров, их праотцем, наподобие того, как в духовном стихе «Голубиная книга», столь же причудливо сочетающем христианские имена и символы с откровенным язычеством, перечисляются «отцы» или «матери» зверей, птиц, рыб, деревьев. Вселенная представляется одним огромным племенем, а каждый род живых существ и явлений имеет своего прародителя и главу, «всем зверям (птицам, рыбам и т. д.) отца (мати)» – Индрик-зверя, Стратим-птицу, Кита-рыбу и т. д. Деревенские боги – покровители и, видимо, предки коров, овец, кур, прекрасно в такое мировоззрение вписываются. Но как и когда православные святые заняли столь странное место в мировоззрении русских людей? Ведь, скажем, Флор и Лавр при жизни не имели никакого касательства к коневодству и, возможно, верхом-то никогда не ездили. Однако русские люди не только произвели их в «конских Богов» или даже «лошадиного Бога» – в единственном числе! – но и на иконах желали видеть их, вопреки канонам, с лошадьми и конюхами, что в 1709 году обличал Дмитрий Ростовский – «суть небылица!», а через тринадцать лет даже запретил особым указом Святейший Синод.

Все равно рисовали.

Так же «досталось» и «коровьему Богу» Модесту. Если другой «коровий Бог», Власий, и впрямь был при жизни пастухом, то на иконы его «коллеги» коровы забрели именно из деревенского пантеона, нимало не смущаясь своим отсутствием в житиях святого. Вновь следовали запреты – и точно так же оставались втуне.

Наряду с иконами, богов почитали и в предметах, ровно ничего общего не имеющим с православным культом. Икона Власия вполне могла быть заменена, как оберег хлева или же при «опашке» села от «скотьей смерти» – падежа скота – медвежьим черепом. Причем и икона, и череп именовались в таком случае «скотьим Богом»! «Куриным Богом» могли называться не только святые Козьма и Демьян, но и подвешиваемые в курятнике дырявые предметы – камни с естественными отверстиями, древние каменные топоры и молоты (любопытно, что Козьма и Дамиан были в народном православии еще и «Божьими кузнецами» или «ремесленным Богом»), горшки без дна, лапти без подошвы, наконец, отбитые горла кринок. Вряд ли отождествление святого (точнее, целых двух святых!) с дырявым лаптем можно назвать христианским подходом. Так что корни культа деревенских богов надо искать вне православной традиции.

Нечто на диво похожее обнаруживается у ближайших соседей и сородичей восточных славян, балтов. Кроме «высоких» божеств, зачастую общих со славянами, таких как Див-Диевс, Перун-Перкун, Велес-Велс, Лада, наконец, существовал слой, который исследователи мифологии балтов Топоров и Иванов называют «вторым слоем». Тут все боги русского православного крестьянина найдут себе полные подобия – Мамант, овечий бог, соответствует Эратинису, покровительствующему этим животным. Бубилас, как Зосима с Савватием, опекает пчел. Карвайтис, подобно Власию и Медосту – коров. Кремата или Кяуле Крюкас покровительствует свиньям – как Василий Кесарийский. Конским богам Флору и Лавру соответствуют Усиньш (ему приносят два хлебца, отчего ученые предполагают, что Усиньши – пара близнецов, вроде близких им индоарийских Ашвинов) и некий Хаурирари, что несколько созвучно именам Флора и Лавра.

Итак, можно сказать, ясно, что пантеон русской православной деревни – наследие язычества. Возникает другой вопрос – КАК он возник?

Здесь нам поможет не ретроспектива – следование за сообщениями источников про культ деревенских богов в прошлое. Скорее здесь уместен метод этнографических аналогий. У народов Поволжья и Прикамья вытеснение откровенного язычества двоеверием произошло не в далеком Средневековье, как у восточных славян и балтов, а в Новое Время, на глазах этнографов. И тут вырисовываются весьма любопытные схождения.

Некогда родовые божки удмуртов, так называемые воршуды, почитались в виде идолов. Глиняные, деревянные, серебряные, даже вылепленные из теста, в виде людей или человекоподобных существ, в виде коней, быков, лебедей, деревянного, с железным клювом, гуся…

Вскоре, однако, эти идолы исчезли. В центре обрядов удмуртов-язычников оказался вместо них уже знакомый нам «тандем» фетиша (воршудного короба с почитаемыми предметами) и… православной иконы. Иконы («оброс», от русского «образ») хранились в домах жрецов-вцсясей, во время языческих обрядов торжественно выносились на святилище.

Ведь хранить идолов стало во время христианизации весьма небезопасно. Хранитель идолов тем самым изобличал себя как язычник. Подобное поведение означало – прямо напрашиваться на неприятности, из которых наименьшей, пожалуй, было то, что на упорствующего «идолопоклонника» перекладывали повинности, снятые с лояльных к новой вере соплеменников. О худших говорить нечего – было и битье кнутом, и вырванные ноздри, и колодки, и ссылки… прежние святыни частью истреблялись ретивыми проповедниками (один только священник П. Мышкин похвалялся уничтожением полусотни воршудов), частью припрятывались самими удмуртами – от греха. Вот и приходилось обходиться нейтральными на вид фетишами. Кто станет разбираться, что за берестяной короб с беличьим хвостом, щучьей головой и крылом тетерева стоит на полке в превратившейся в летнюю кухню домашней молельне-куа? И уж подавно благонадежно выглядели иконы. Между тем иконы эти, как уже было сказано, хранили зачастую не просто язычники, а жрецы!