Книга 7. Дорога в бесконечность - Юлиана Суренова

"Великие боги! - глаза Мати сверкнули, губы сами собой растянулись в улыбке, когда она увидела белоснежную, прикрытую кружевами люльку, в которой мирно посапывала малышка. - Ей нет и года! Крошка! Какая миленькая! - вслед за чужачкой караванщика склонилась над люлькой. - Просто прелесть!" Полеся, убедившись, что с младенцем все в порядке, на цыпочках, боясь потревожить ее сон, подошла к лавке, села. Со стола она взяла кусок хлеба, плеснула в чашку молока из кувшина и принялась за еду, стараясь при этом не чавкать и вообще издавать как можно меньше звуков.

Закончив с завтраком, девочка достала пяльцы, видно, решив заняться рукоделием.

Но это никак не входило в планы Мати.

"Нет!" - она бросилась к ней, остановившись всего в шаге, закричала прямо в лицо:

- Ты не можешь сидеть и заниматься ерундой! Ты должна идти к своему Старшему! - раз уж девушка была обречена ходить за этой чужачкой, привязанная к ней, точно тень, она собиралась заставить девчонку делать то, что было нужно ей. - Давай же, вставай! Ну!

Однако, как громко бы она ни кричала, Полеся не слышала ее и не видела, точно рядом с ней, кроме спавшей в колыбели малышки, не было никого.

Мати не унималась:

- Что за паинька мне попалась! Хочет бежать в замок, ан нет - сидит и терпеливо ждет!

И вновь чужачка ее не услышала. Да что там она, даже малышка продолжала тихонько посапывать в люльке. А ведь известно, что младенцы слышат даже голос теней!

- Ну не сидеть же мне здесь, дожидаясь, пока эта тихоня, наконец, выйдет из дома!

- Мати с силой сжала кулаки, чтобы потом стукнуть ими по воздуху, будто тот был ее врагом.

Нет, это было просто немыслимо, невозможно! Ждать неизвестно чего, позволив событиям течь самим по себе! Она слишком привыкла быть в центре событий, а не сторонним наблюдателем! Еще бы, ведь именно о ней были почти все легенды нового мира! А на острове мечты, на котором она прожила столько лет, все вообще крутилось вокруг нее, будто она центр мироздания, существующего лишь затем, чтобы исполнять ее желания. И вот, после всего того, она оказалась ничем и никем.

- Так не пойдет! - Мати с силой стиснула зубы, ее глаза зло сверкнули. - Я не собираюсь быть бессловесной тенью! - она решила вернуться назад, в Курунф, чтобы потом пожелать стать в этом мире кем-нибудь… - Да хотя бы, - она бросила недобрый взгляд на чужачку, - ей, что ли… - не то чтобы ей нравилась эта мысль, просто она не видела никого из этого мира за исключением девчонки, младенца и черноволосой женщины. - Не могу же я стать Шамашем! Однако… - Мати нахмурилась, вспомнив предупреждения демонов Курунфа. - Если я стану ей, я перестану быть собой. И забуду, зачем пришла сюда. И все потеряет смысл… - она тяжело вздохнула. - Что же мне делать? - получался замкнутый круг какой-то: и так плохо, и эдак - еще хуже… Какая же я дура! Госпожа Айя предлагала мне все свои силы!

Я же вот так просто взяла и отказалась! Из-за своего упрямства, конечно. И из-за гордыни! А вот сейчас мне бы эта сила очень пригодилась… Хотя… Здесь ведь нет богов моего мира. Госпожи Айи нет и никогда не было… - почему-то эта мысль причинила ей больше боли, чем собственная беспомощность. В душе, в сердце образовалась пустота, в которой, сделай она хотя бы один шаг по направлению к ней, потерялось бы все…

Сердце пронзил острой иглой холод. Исходя из той части души, которая была отведена вере, он все усиливался, как мороз в снегах пустыни по мере того, как уходило в подземные края солнце.

- Нет никого… Папочка! - беззвучно прошептали вмиг замерзшие, онемевшие губы.

Сердце екнуло в груди, забилось раненой птицей. Она видела отца так ясно, отчетливо, как будто он стоял прямо перед ней. Спрятанная в усы улыбка, искрившиеся морщинки вокруг глаз, седина в волосах… Все такое знакомое, дорогое… И далекое.

- Его в этом мире нет.

И никогда не было.

- И дяди Евсея нет.

Она перебирала в памяти образы и пустота в душе, в сердце все росла и росла…

- И Сати.

А она ведь была ее подругой…

- И Ри.

Не то чтобы он ей нравился, просто… Она привыкла к тому, что он где-то рядом.

Такой забавный… Даже сейчас, вспоминая о нем, Мати не смогла сдержать улыбки…

И почти заплакала.

- Нет, нет… - кого бы она ни вспоминала, чей бы образ ни возникал в ее памяти, все они были окружены, точно солнце огненным ореолом, серой, безликой пустотой.

- Никого нет!

- И меня тоже! - в глазах вспыхнули слезы, прожигая насквозь душу. - Потому что без них я… меня не может быть! Я… Я часть их, так же, как они - часть меня! - думать об этом было так невыносимо, что показалось, легче умереть, распасться на части, уйти неведомо куда, даже исчезнуть, чем выносить все это.

И пустота продолжала расти.

Когда, наконец, она заполнила собой все вокруг, вытеснив все образы, в ее сердце возникла ярость.

"Ах, так! Раз я никто в этом мире, пусть он сам будет ничем! Пусть он исчезнет без следа в пустоте, которая… Нет! - она замотала головой, отгоняя от себя эту слепую ярость. - Нет! Нет! Нет!" - она не могла разрушить мечту Шамаша. Даже ради того, чтобы вернуть его назад. Она слишком любила его, чтобы так с ним поступить.

И тут в пустоте, заразившей ее душу отчаяние, мелькнул лучик света, робкий, как надежда, и хрупкий, как тепло в снегах. Но и его было достаточно, чтобы Мати поверила в возможность исцеления.

"В этом мире есть Шамаш! - она повторяла это вновь и вновь, схватившись за хрупкую мысль что было сил, как рука вцепляется в спасительную цепь посреди безжалостной метели. - Не важно, кто он! Главное, он здесь! Ведь, что бы там ни было, для меня он - бог солнца. А, значит, мне есть в кого верить!" - ее душу начало заполнять сладостное тепло. Теперь Мати знала, как бороться с пустотой - ее нужно заполнять чем-то живым, прекрасным, любимым, чем угодно, потому что все, даже презираемый и отвергаемый страх лучше нее…

- Ты называешь Шамашем Старшего? - внезапно прозвучавший в тишине голос заставил Мати вздрогнуть, закрутить головой, ища взглядом говорившего.

- Кто здесь? - спросила она и почти в тот же миг увидела крошечного, не выше пятилетнего ребенка, мужичка с длинными лохматыми волосами, косматой бородой, длиннющими усами и косматыми бровями, из-под которых поблескивали черные искорки-глазки.

Он был одет в рубаху с косым воротом и такими длинными рукавами, что они закрывали руки по самые кончики пальцев. Широкие серые штаны, перехваченные на животе толстой тесемкой, доходили до щиколоток волосатых ног с огромными широкими ступнями. - Кто ты?

- Дух, сторож жилища, - спокойно ответил тот, сидя, свесив ноги, на краю стола с той беззаботной уверенностью, которая может быть присуща только истинному хозяину дома, а совсем не безропотному слуге. - Люди называют меня домовым.