Шкатулка с бабочкой - Монтефиоре Санта

— Я не собиралась тебе говорить, боясь, что это покажется тебе смешным, но папа посылал мне анонимные записки с потрясающими поэтическими строками. Вероятно, он сам их написал, ведь не следует забывать, что он не только известный прозаик, но и талантливый поэт.

— Понимаю, — напряженным голосом произнес Сэм. Его сердце разочарованно стучало, но он не в силах был лишить ее радости и рассказать, что все послания в действительности пришли от него.

— Он человек большой силы духа и философского склада ума. Думаю, что его записки раскрыли мне глаза и помогли ясно увидеть свое положение как бы со стороны. Я ощущала, что не одинока, что он мне помогает. Он придал мне сил, чтобы избавиться от Торквилла, и я должна поблагодарить его. Но думаю, что и Хэлу он сумеет помочь.

— Как долго ты намерена там оставаться?

— Столько, сколько потребуется. Здесь меня ничто не удерживает.

— Понятно, — вяло согласился он, проглатывая обиду с тем, чтобы потом пережить ее уже в одиночестве. — Конечно ничто.

Глава 40

Хэл выразил намерение изменить свою жизнь. Полли заявила, что это первый и очень мужественный шаг к тому, чтобы стать другим человеком. Элен вначале испугалась, но Федерика стояла на своем.

— Ему необходимо переменить обстановку, — сказала она. — И мне тоже.

Элен сопротивлялась, говоря, что вначале она должна помочь ему вернуть здоровье.

— Ради бога, тебе нет никакой необходимости везти его через весь мир, — восклицала она, обиженная готовностью Хэла к дальней дороге и униженная тем, что оказалась неспособной помочь ему сама.

— Мы намерены разыскать папу, — решительно заявила Федерика. — Я знаю, что корни проблем Хэла лежат в его чилийском детстве. Отец должен обязательно поговорить с ним.

Элен побелела от негодования, будто Федерика обвинила ее лично за то, что она ушла от Рамона. Она сидела, поджав губы, злясь, переполняясь чувством вины и ревностью и ощущая, будто ее выставили за дверь.

Артур, обрадованный тем, что кто-то все же взял на себя ответственность за Хэла, купил им билеты до Сантьяго.

— И не говори мне спасибо, — сказал он Федерике, — все это благодаря тебе. Ты просто не знаешь, как я тебе признателен.

Федерика понимала, что он благодарит ее не только за сохранение здоровья своего пасынка. Она поцеловала его в пухлую щеку и прошептала:

— Не забывайте о хороших временах с мамой, ладно? Ведь хорошего было больше, чем плохого.

Но Артур был решительно настроен на ожидание. К сожалению, у него не было иного выбора. Если Элен не вернется по собственной инициативе, ему придется распрощаться с ней навсегда.

Сэм был подавлен тем обстоятельством, что Федерика покидает Польперро, и обижен ее словами о том, что у нее нет причин оставаться. Он хотел встряхнуть ее, сказать, что любит всем своим сердцем и душой, но он знал, что если поступит так, то разом перечеркнет все свои надежды.

Она придет к нему, когда будет готова, или не придет вообще. Но он должен быть очень терпеливым. Накануне ее отъезда он приехал в дом Тоби и Джулиана, чтобы попрощаться. Сэм купил ей подарок, рассчитывая, что она будет вспоминать его каждый раз, когда будет им пользоваться.

— О Сэм, тебе вовсе не следовало покупать мне подарок, — сказала она, принимая у него пакет. Он стоял, засунув руки в карманы своего дырявого свитера, едва справляясь с холодом, пробиравшим его до костей. Она развернула упаковочную бумагу и обнаружила под ней шикарную профессиональную камеру «Пентакс». — Мой Бог! — воскликнула она. — Вот это камера!

— У нее есть даже устройство трансфокации[10], — сообщил он, улыбаясь, чтобы скрыть охватившее его в последние дни отчаяние.

— Спасибо, Сэм, ты так добр ко мне, — ответила она, целуя его в щеку. Он вдохнул ее запах, борясь с желанием прижать к себе и поцеловать по-настоящему, как сделал это когда-то в памятном амбаре.

— Не забывай своих друзей, — произнес он, подавляя свои эмоции.

Она посмотрела на него с благодарностью.

— Ты был для меня таким хорошим другом, Сэм. Я так обязана тебе. Если бы не ты, я не знаю, как пережила бы последние несколько недель.

— Ну, не забывай, что ты сделала все своими руками, — заметил он. — Тебе больше никто не нужен, у тебя теперь есть уверенность в своих силах.

Федерика нахмурилась, размышляя над тем, что же скажет ей отец.

Мариана только вернулась с прогулки по побережью, когда вдруг зазвонил телефон. Она взяла трубку и услышала отдаленный гудок и затем высокий голос молодой женщины.

— Хола, куэн эс? — спросила она, прижав ладонь другой руки к уху, чтобы приглушить голос Рамонсито, комментировавшего свою азартную партию в шахматы с дедом.

— Это Федерика.

Мариана затаила дыхание.

— Феде? Это ты? — ахнула она уже на английском языке.

— Абуэлита, это действительно я! — воскликнула та, ошеломленная ураганом ностальгических ощущений.

— Прошло столько лет! Как ты поживаешь?

— Завтра я прилетаю в Чили вместе с Хэлом. Мы можем у вас остановиться?

— О Боже, конечно можете, — возбужденно ответила Мариана. — Я не могу поверить. Мне казалось, что вы о нас совсем забыли.

— Я никогда не забывала тебя, Абуэлита. Мне так много нужно тебе рассказать, так много… — говорила Федерика. — Папа живет с вами? — охрипшим от волнения голосом спросила она.

— У него дом на побережье между нашим поселком и Запалларом.

— Но он сейчас там?

— Да, — радостно ответила Мариана. — Он будет так счастлив увидеть вас обоих! Я пришлю за вами машину. — Затем она с надеждой добавила: — Сколько вы намерены гостить?

Федерика не могла сдержаться и рассмеялась, поскольку бабушка совсем не изменилась.

— Не знаю, — ответила она, подумав, что, быть может, вообще никогда отсюда не уедет.

Когда Мариана появилась на террасе, ее старые глаза излучали счастье. Игнасио оторвал взгляд от шахмат.

— Что случилось? — спросил он, гадая, какое чудо могло заставить ее лицо так засиять.

Не в силах сдержать свою радость, Мариана удовлетворенно потирала руки.

— Рамонсито! — воскликнула она. — Тебе предстоит встретиться со своими сводными братом и сестрой. Они будут здесь через два дня и остановятся у нас.

Рамонсито посмотрел на деда, морщинистое лицо которого выражало крайнюю степень удовольствия.

— Женщина, ты точно знаешь, как можно отвлечь наше внимание, — усмехнулся он ей. — А я уже совсем было уверился, что они нас забыли, — добавил он, снимая очки и вытирая увлажнившиеся глаза.

— Вовсе нет, и даже не думали, — засмеялась она.

— Может, они возвращаются к себе домой, — заметил он, нежно глядя на жену.

— Может быть. — Она бросилась в прохладную глубину дома, чтобы приготовить им комнаты. Она намеревалась сделать это лично, поскольку в таком важном деле нельзя было довериться Гертруде. Гертруде вообще нельзя было давать серьезные поручения, но, по некоторым причинам, Игнасио она нравилась, и он не спешил ее увольнять.

— Абуэлито? — спросил Рамонсито, передвигая по доске свою фигуру. Дед снова водрузил очки на нос и посмотрел на внука поверх стекол. — Как ты думаешь, мне понравятся Хэл и Федерика?

— Конечно да, ты их обязательно полюбишь. Но ты должен помнить, что их оторвали от отца, когда они были еще очень маленькими. Они привезут с собой большой багаж эмоций. Будь терпелив и дай им время, чтобы разобраться с ними. Твой отец любит тебя, Рамонсито, и он любил твою маму больше всех на свете. Никогда об этом не забывай.

Мальчик кивнул и увидел, что дед снова погрузился в игру.

Рамон напечатал последнюю строку своей книги с огромным удовлетворением. Это будет подлинным катарсисом[11]. Эстелла показала ему, что можно любить, не будучи собственником, любить так, чтобы подарить своему любимому его свободу. Ее жизнь в буквальном смысле изменила его. Он полагал, что она принесла себя в жертву, чтобы он стал другим. Она послужила ему примером, которому он последовал с благодарностью. Единственное, о чем Рамон сейчас мог только сожалеть, — это о том, что должен был выучить этот урок еще при ее жизни. Он очистил свои чувства от ощущения вины и совершенной ошибки, которые мучили его совесть с тех пор, как он по своей воле покинул детей, используя аллегорические образы трех птиц: павлина, требовавшего полного подчинения любви своим прихотям, ласточки, улетавшей от любви прочь, и феникса, который дарил свою безоглядную любовь, не требуя ничего взамен. Когда феникс исчез в языках пламени, павлин и ласточка, наконец, получили урок любви без стремления безраздельно владеть предметом своего поклонения. Рамон был удовлетворен своим творением. Он назвал его «Любить — вот все, что нужно» и посвятил «Тем, кого я любил».