Избранное - Уильям Моэм

«Это Пепе Альварес, — сказал граф, — он только что вернулся с Кубы, и я настоял, чтобы он пришел со мной повидать тебя».

Соледад улыбнулась, протянула руку и представила незнакомца мужу.

«Пепе — сын стряпчего из Кармоны. Мы когда-то в детстве вместе играли».

Кармона — маленький городишко неподалеку от Севильи, именно туда граф удалялся, когда ему слишком докучали кредиторы. Тамошний дом — почти все, что осталось от состояния, которое граф промотал. В Севилье он жил на содержании дона Педро. Однако дон Педро недолюбливал его и сухо поклонился молодому офицеру. Он предполагал, что стряпчий — отец молодого человека — вместе с графом занимался не очень благовидными сделками. Через несколько минут дон Педро вышел из ложи, чтобы побеседовать со своей кузиной, герцогиней де Сантагвадор, — ее ложа была напротив. Несколько дней спустя он встретил Пепе Альвареса в клубе и немного поболтал с ним. К своему удивлению, он обнаружил, что Пепе — приятный молодой человек. У него была масса историй о его похождениях на Кубе, и он рассказывал их с чувством юмора.

Шесть недель после Пасхи и большая Ярмарка — самое веселое время в Севилье; все светское общество собирается посплетничать и посмеяться то на одном празднике, то на другом. Пепе Альварес, со своим добродушием и жизнерадостностью, был нарасхват, и чета Агуриа то и дело встречала его. Дон Педро видел, что Пепе развлекает Соледад. Она оживлялась в его присутствии, и ее смех, который дону Педро так редко доводилось слышать, был для него отрадой. На время Ярмарки дон Педро, подобно другим аристократам, снимал помещение, где танцевали, ужинали и пили шампанское всю ночь напролет. Пепе Альварес был неизменно душой таких вечеринок.

Однажды вечером дон Педро танцевал с герцогиней Сантагвадор; они пронеслись мимо Соледад и Пепе Альвареса.

«Соледад сегодня очень красива», — заметила герцогиня.

«И у нее счастливый вид», — добавил дон Педро.

«Правда, что когда-то она была помолвлена с Пепе Альваресом?»

«Конечно, нет».

Но вопрос задел его. Он знал, что Соледад знакома с Пепе с детских лет, но ему и в голову не приходило, что между ними могло что-то быть. Граф Акаба, хоть он и плут, был все же благородных кровей, и невозможно было представить, чтобы он намеревался выдать дочь за сына провинциального стряпчего. По возвращении домой дон Педро передал жене свой разговор с герцогиней.

«Но я действительно была помолвлена с Пепе», — сказала она.

«Почему ты мне не сказала?»

«Да все это уже быльем поросло. Он уехал на Кубу. Я вообще не думала, что когда-нибудь вновь увижу его».

«Но некоторые, должно быть, помнят, что вы были помолвлены».

«Наверное. Какое это имеет значение?»

«Большое. Тебе не следовало возобновлять с ним знакомство теперь, когда он вернулся».

«Значит, ты мне не доверяешь?»

«Разумеется, доверяю. Я полностью тебе доверяю. Но все равно хочу, чтобы ты прекратила это знакомство».

«А если я откажусь?»

«Я убью его».

Они долго смотрели друг другу в глаза. Наконец она слегка поклонилась ему и ушла в свою комнату. Дон Педро вздохнул. Он задавался вопросом, любит ли она до сих пор Пепе Альвареса и не по этой ли причине никогда не любила мужа. Но дон Педро не позволил недостойной ревности завладеть им. Он заглянул к себе в душу и убедился, что в ней нет ненависти к молодому артиллерийскому офицеру. Напротив, тот был ему симпатичен. Речь шла не о любви или ненависти, а о чести. Ему вдруг припомнилось, что, когда несколько дней назад он зашел к себе в клуб, то заметил, что разговор прервался при его появлении; теперь, когда он мысленно вернулся к этому эпизоду, ему припомнилось, что кое-кто из присутствующих вроде бы поглядывал на него с любопытством. Неужели это он был предметом разговора? Он поежился от одной мысли об этом.

Ярмарка подходила к концу, и после ее завершения семейство Агуриа собиралось переехать в Кордову, где у дона Педро было поместье, куда он должен был время от времени наведываться. Он предвкушал покой загородной жизни после всей суматохи Севильи. На следующий день после разговора Соледад, сказавшись нездоровой, осталась дома. То же случилось и днем позже. Дон Педро навещал ее в ее спальне утром и вечером, и они беседовали как ни в чем не бывало. Но на третий день его кузина Кончита де Сантагвадор давала бал. То был последний бал сезона, и все избранное общество должно было на нем появиться. Соледад, сказав, что все еще чувствует себя неважно, заявила, что останется дома.

«Ты отказываешься идти из-за нашего разговора третьего дня?» — спросил дон Педро.

«Я обдумала то, что ты сказал. Я считаю твое требование неразумным, но выполню его. Единственный способ для меня прекратить дружбу с Пепе — не появляться в тех местах, где я могу его встретить. — Ее прелестное личико болезненно исказилось. — Быть может, это и к лучшему».

«Ты все еще любишь его?»

«Да».

Сердце дона Педро мучительно сжалось.

«Тогда зачем ты вышла за меня замуж?»

«Пепе был далеко, на Кубе. Никто не знал, когда он вернется и вернется ли вообще. Отец сказал, что я должна выйти за тебя».

«Чтобы спасти его от разорения?»

«От худшего, чем разорение».

«Мне тебя очень жаль».

«Ты был ко мне очень добр. И я делала все, что в моих силах, чтобы выразить свою благодарность».

«А Пепе тоже все еще любит тебя?»

Она грустно улыбнулась и отрицательно покачала головой.

«Мужчины совсем другое дело. Он молод. Он слишком легкомыслен, чтобы любить кого-то так долго. Нет, для него я не более чем подруга, с которой он когда-то играл ребенком, а потом флиртовал подростком. Теперь он может подшучивать над своей юношеской влюбленностью».

Он сжал ей руку, поцеловал ее и вышел из комнаты. Он отправился на бал один. Его друзья с огорчением узнали о нездоровье Соледад и, выразив положенное соболезнование, предались светским развлечениям. Дон Педро прошел к карточным столам. За одним было свободное место, и он присел поиграть в chemin de fer[34]. Ему на редкость везло, и он выиграл кучу денег. Один из игроков со смехом спросил, где Соледад проводит этот вечер. Дон Педро заметил, что другой игрок испуганно взглянул на спросившего, но рассмеялся и заверил, что Соледад благополучно почивает в своей постели. И тут произошла одна очень неприятная вещь. Какой-то молодой человек зашел в комнату и, обратившись к артиллерийскому офицеру, с которым играл дон Педро, поинтересовался, где Пепе Альварес.

«Разве он не здесь?» — спросил офицер.

«Нет», — ответил тот.

Наступило неловкое молчание. Дону Педро пришлось проявить неимоверное самообладание, чтобы скрыть вдруг охватившее его чувство. Его молнией пронзила мысль, что игроки думают, будто Пепе сейчас с Соледад, с его женой. О, стыд! О, позор! Дон Педро заставил себя продолжать игру еще с час и по-прежнему выигрывал. Он не мог позволить себе ни одного неверного жеста. Наконец, игра закончилась, он вернулся в бальную залу и подошел к своей кузине.