Путь варга: Хищные пастыри. Книга 1 - Елена Владимировна Кисель

окружала себя нашими улыбками — «будто маленькие солнышки улыбаются», вот что она говорила, и счастливее её я уж леди не видела!

Она неприметно соскальзывает в прежнюю оживлённую и излишне подробную скороговорку. И предлагает «посидеть и побеседовать» о чём угодно, потому что «Бывает так, что запутался и кажется, что всё темно и сложно…»

— Наоборот. Теперь всё гораздо яснее. И проще.

Спасибо, спасибо большое за это.

Я повторяю это несколько раз. Обещаю совсем скоро вернуться в комнаты и продолжить играть. В конце концов добрая Полли отправляется проверять, как там её муж, а может, «милые наши пчёлки». Вовремя — у меня уже лицо начинает костенеть в гримасе умиротворённости.

А ещё слегка кружится голова, и в ногах слабость, и горько во рту, пока я смотрю за закрывшуюся дверь.

Всё и впрямь ясно и просто. Словно в сборнике раккантских притч, прозрачных, как солнечный хрусталь. Теперь бы только посоветоваться с Лайлом, всё же у него огромный опыт, и он ведь не отнесётся легкомысленно к…

— Вот это было представленьице!

Впорхувший в комнату Лайл мгновенно уничтожает мои надежды. Праздничным видом. И тем, что вообще научился порхать.

Он забывает активировать артефакт против прослушки. Болтает ногами и похохатывает. Пока рассказывает мне, как его отпустили проведать сыночку, как доктор пояснял «всякое насчёт павших стен и агрессии, которая прёт из подвала со страшной силой» (в этот момент, если сказать по чести, в нём проступает странное сходство с Кани). Когда я пытаюсь извиниться — он лишь отмахивается:

— Кому не хотелось подушить мозгоправа. Обычно-то, правда, это со стряпчими работает, ну или вот с таможенниками, но мы же тут за разнообразие, кто тебя обвинять-то будет. Эй, парень — да ты рос вместе с Мел, я вообще удивлён как ты ещё не пошёл всех кромсать направо-налево.

Ему даже не интересно — что со мной было и из-за чего я сорвался. Он слушает вполуха, копаясь в карманах и что-то мурлыкая под нос.

— Малость смолы здесь, ага… Что ты там говоришь? Лицо Гриз? Бо-оженьки, да я своё-то временами чуть помню. Эффект свидетеля… смотрителя… нет, там другой эффект, а, неважно, словом. В общем, в учебке как-то меня попросили дать расклад по моей собственной физиономии — не поверишь, запутался и сбился на цвете глаз!

И хохочет, откидывая голову, и слегка колышется своим немаленьким телом, добродушно щуря глаза — светло-карие или серые всё-таки? Мог ли я быть таким ненаблюдательным и с ней, и может, это всё просто глупости…

— Да и какая там разница — помнишь лицо, не помнишь, вы же с ней увидитесь, в конце-то концов! Мы тут… третий день, а? Что, четвертый? Как время-то летит. Ну, вот через пять дней увидитесь, чего волноваться-то было? Лучше бы расслабился малость — тебе не помешает расслабиться, да и мне тоже.

— Да, я… ты, наверное, прав. Нужно расслабиться. И поосмотреться, да? Поговорить…

Лайл смотрит на меня подозрительно. Всего лишь несколько мгновений — потом он пускается в рассуждения о том, что теперь-то я местная знаменитость, так что почему бы и не расслабиться.

— «Души мозгоправов — заводи друзей!» Меня о тебе разве что портрет леди Айт не спросил. А хотя стоп — Найви не спрашивал. Просил передать, что ты дурак. Я такую чокнутую личность только у нас в питомнике видал, чесслово. Вот уж на поединок этих двух пристукнутых я бы ползарплаты поставил. Если бы они начали меряться количеством бешеных шнырков в своей тыквочке на плечах…

Почему я помню лицо проклятого устранителя и не помню — её лица?

Добрейшая Полли стоит перед взглядом: округлое, почти девичье личико, морщинки у лучистых, глубоких глаз, фартук с пчёлками. Мягко поясняет: «Не он твой источник боли»

— Источник боли!

Я подхватываюсь на ноги, хватаюсь за виски. Изрядно тревожу этим Лайла, который предлагает мне предупредить, если я вдруг вознамерюсь пойти по трупам. Но я уже не слушаю, передо мной словно распахиваются книги, в которых начертаны отгадки, и я скольжу мыслью то по одной странице, то по другой. Выхватываю — нужное.

Источник боли. Да, всё верно. Роман о судовом враче, он ещё повторял, что боль лишь симптом, лечить нужно причину…

— Лечить причину…

Но он должен был тоже забыть? Они все должны были забывать, разве нет? Они делают это со всеми нами, значит, каждый здесь…

— Лайл, что ты помнишь о своём прошлом?

— Ну-у-у, я родился в Крайтосе в тысяча пятьсот пятьдесят втор…

— Плохие вещи! — должно быть, я пугаю его, когда наклоняюсь и сжимаю за плечи. — Плохие вещи из прошлого!

— М-моя бывшая?

— Нет, то, что… хуже, то, что… причиняет боль, любые источники боли!

— Ты просто не знаком с моей бывшей.

Единый, он что — издевается надо мной? Но он не издевается — он не понимает.

Лайл Гроски, мой сосед по комнате и самое надёжное плечо, которое только можно вообразить. Старший в нашей группе. Смотрит на меня, прижавшись к витому столбику кровати. Моргает недоуменно.

…мальчишка сорока пяти лет.

Впрочем, мальчишка бы может и понял. У детей свои источники боли. Но они делают нас не детьми. Всё куда хуже.

— Лайл. Мне нужно, чтобы ты вспомнил кое-что.

— К твоим услугам, дружище.

«Тёмные стороны полезны, правда? — смеется в памяти проклятый устранитель. — Давайте, господин Олкест. У каждого свои слабые точки. Вы ведь знаете, куда бить».

Единый, неужели нельзя заставить его заткнуться хотя бы и в моём воображении.

— Прости, пожалуйста, но мне очень нужно узнать кое-какие детали… из прошлого. Это о… о судебном производстве, и ты не мог бы рассказать о своём аресте, о суде…

Может быть, я надеюсь в глубине души, что это вернёт его прежнего. Вот сейчас на лице у него проступит горечь воспоминаний, а потом он сразу станет Лайлом Гроски, который абсолютно точно сможет разобраться во всей этой чепухе.

Но незнакомец, которого я так и держу за плечи, моргает невозмутимо и добродушно.

— Конечно, дружище. Как скажешь.

И начинает рассказывать. С шутками и жестикуляцией. С широкой улыбкой, будто вспоминает нечто маловажное… и забавное.

— Ну во-от, а потом, стало быть, старина Жейлор предложил мне славную такую сделочку…

Зачем я только спросил. До этого я ничего не знал о том, что Лайлу пришлось предавать своих. И то, как он говорит это, как рассказывает о суде — это… выворачивает