Дракоморте - Ирина Вадимовна Лазаренко

у остроухих замечательных вещей. Чайник из разрисованного стекла — чтобы заваривать вкусные отвары, и травы для этих отваров — такие травы, которых не растёт в старолесье. И всякие лакомства, подобных которым не умели готовить в Старом Лесу: маленькие печенюшки с маком, печёные палочки из овсяной муки, а внутри у них — перетёртая с сахаром смородина. А ещё мятные пряники из людских земель — пряники политы сладкой белой глазурью, такой душистой, что аромат её будет чувствоваться в доме ещё несколько дней после того, как сами пряники будут съедены.

Матушка Пьянь не знала, что глазурь делают из яиц. Иначе оказалась бы перед неразрешимой моральной задачей: пряники с глазурью очень вкусные, но волокуши не едят яйца, поскольку, как известно, сами когда-то произошли от птиц, а птицы вылупляются из яиц. А значит, есть яйца — это для волокуши всё равно что есть плоды плотоядного дерева, под которым вернулись в землю предки.

— Всё жрёшь, — сухо отметил женский голос из ниоткуда, когда Матушка Пьянь поставила котомки на пол и крылом захлопнула дверь за собой.

Голос невидимой гостьи прокатился под сводом круглого жилища и потерялся в складках многочисленных драпировок. Матушка Пьянь питала слабость не только к красивой посуде и сладостям, но и к мягким струистым тканям. И к вышивке. И к украшениям из стёклышек.

Звякая многослойным колье из дутого стекла, Матушка Пьянь вперевалку, грузно протопала к столу, стоящему посреди жилища. Села, со стоном вытянула ноги, отёкшие от прогулки по рынку. Прикрыла глаза — смотреть в пустой комнате всё равно было не на кого.

Невидимая гостья снова хмыкнула.

— Чего ты припёрлась, сестрица? — мирно спросила Матушка Пьянь, не открывая глаз.

***

Пещера оказалась довольно просторной, правильной круглой формы, с высоким куполообразным потолком. Стены пещеры образованы ветками и корнями растений вперемешку с землёй, слежавшейся и твёрдой, как камень. А потолок — потолок складывается из крупнозернистой каменной крошки. При большом желании в нем можно рассмотреть очертания листьев или нечто подобное узорам, которые были вырезаны на телах деревянных зверей с горящими глазами.

На другой стороне, чуть наискосок от входа, виден выход, и Илидор издаёт острожное, негромкое, но всё-таки победное восклицание: дорога не заканчивается тупиком, как уверяла Нить, дорога ведёт дальше, к потерянному озеру, гномская карта не врёт, нужно только пройти через эту пещеру… Выход расположен наискось, стены у пещеры толстые, потому невозможно понять, куда он выводит.

Нить, разинув рот, смотрит на выход, которого прежде не существовало. Куда бы ни вёл этот путь — он только для Илидора, и волокуша понимает это так же точно, как то, что здесь не должно, не должно, не должно быть этого пути.

Почему он тут есть для Поющего Небу — знает, наверное, один лишь Старый Лес.

— Я здесь прощаюсь с тобой, — глухим голосом проговорила Нить. — Не иду дальше я. Дальше твоя лишь дорога идёт, Поющий Небу.

Илидор не ответил, замялся, протянул руку, неловко сжал ладонь волокуши. Он не ожидал, что они расстанутся так скоро, и немного расстроился. Путешествовать в компании было, как ни крути, приятнее, чем в одиночку, да и кто знает, что обрушил бы на него Старый Лес, если бы рядом не было волокуши.

Очень хотелось на прощание сказать ей что-то хорошее, запоминающееся и очень умное, но слова разбегались от золотого дракона, оставляли его выкручиваться самостоятельно, как знает. Он сейчас совсем не понимал, какие слова будут уместны. Нужно ли о чём-то спросить? Вот, к примеру, узнать, всё ли с ней будет в порядке на обратном пути — впрочем, нет, это глупый вопрос, Илидор ведь сам видел, что дорога вполне безопасна. Или попросить Нить передать карту Конхарду? Нет, гном, пожалуй, снесёт Илидору голову, если тот попытается увернуться от личной встречи с ним после возвращения с озера. Да и кто знает, застанет ли Нить Конхарда в посёлке. Сказать ей что-нибудь про небо, которое она так любит, про ветер, наполняющий крылья? Но не будет ли это издевательством? Ведь её крылья никогда не наполнятся ветром, Нить никогда не поднимется в небо.

Дракон с надеждой посмотрел на потолок пещеры — отчего-то вдруг вспомнилась дурацкая присказка драконьей воспитательницы Корзы Крумло — та утверждала, что со времён рождения мира все ответы находятся на потолке.

Илидор посмотрел вверх — и отпрянул, выпустил ладонь Нити, чувствительно ахнулся плечом и затылком о закаменевшую земляную стену пещеры.

С каменного потолка, медленно кружась, падали хлопья белого пепла.

***

— Мне нужен новый пузырёк, — сварливо заявил женский голос из пустоты.

— Да ну?

Матушка Пьянь поцокала языком.

— Не мотай мне кишки, сестрица, — вещала пустота. — Давай в этот раз обойдёмся без твоего ебельманского занудства.

— Ну конечно, — с кротостью, в которую не поверил бы даже маленький котуль, ответила Матушка Пьянь. — Конечно, дорогая сестрица. Кто я такая, чтобы занудничать. Кто я такая, чтобы задерживать тебя хоть на миг и утомлять своими мыслями, своими историями. Я ведь так… ниточка в пряже. У меня ведь предельно простая задача.

Волокуша с кряхтением встала из-за стола и вразвалку пошла к плетёному стеллажу у дальней стены.

— Конечно. Мне-то что. Я-то чего. Рассуждать — это не моё дело. Моё дело — оно маленькое очень и простое. Всего лишь пузырёк. Да. Что такое мои задачи. Что такое кусочек хрусталя в сравнении с твоими бесконечными и важными заботами.

Пустота вздохнула. Шумно и неодобрительно.

— А сама-то чего только склейке выучилась? — приговаривала волокуша, роясь на полках. — Оно-то конечно, сестрица. Хрусталь-то — он суеты не любит. А ты ж вечно носишься где-то, вечно суетишься чего-то. Хоть бы меня куда позвала хоть раз! — Неожиданно выкрикнула Матушка Пьянь. — Хоть из вежливости, ну! Глядишь, и я бы на что сгодилась, кроме как пузырьки тебе тесать!

Пустота молчала.

***

Нить наблюдала за Илидором, вжавшись в стену пещеры. В висках волокуши стучало так сильно, будто гном Конхард бил её по голове своим тяжеленным молотом и голова лопнула от мощных ударов, остались только висящие в воздухе вытаращенные глаза, которые не могли перестать смотреть на Илидора.

Он стоял спиной к Нити перед вихрями белого пепла, медленно падающего с потолка пещеры. Стоял, вытянувшись, развернув плечи, чуть разведя в стороны руки, — словно готовый упасть в этот медленно кружащийся хоровод — или предлагая ему забрать себя, растворить себя, раствориться