Сборник летописей. Том III - Рашид-ад-дин

счастья его правосудия все приобрели покой. То, что особо выделено в настоящую главу, заключается в том, что всегда, когда [Газан-хан] видел воочию или ему докладывали, что со [стороны] приближенных или воинов нанесены обида и вред ра’ияту и они кое-что забрали, он тотчас же повелевал, чтобы они под ударами палок и дубинок [взятое] возвращали обратно, так чтобы людям было неповадно. В случае, если он в добрый час выезжает на охоту, то когда прибывают в пределы какой-нибудь деревни, он приказывает, чтобы овец, куриц и все необходимое, идущее лично для него, покупали бы целиком за деньги, точно так же и из стад и станов монголов. Все, что стоит один динар, он оценивает в два-три динара. Цель заключается в том, чтобы, когда другие увидят такое обстоятельство, то держали бы себя в границах, воздерживались от насилия и крутых мер и подражали тому похвальному образу действия. Всегда, когда его высокому усмотрению представляется, что один из эмиров или воинов в какой-нибудь области учинил насилие и допустил крутые меры, он, обвинив, наказывает палочными ударами младших эмиров, а старших притягивает к ответу и порицает. Однажды он сказал: «Я-де не держу сторону ра’иятов-тазиков. Ежели польза в том, чтобы всех их ограбить, то на это дело нет никого сильнее меня. Давайте, будем грабить вместе. Но ежели вы в будущем будете надеяться на тагар и столовое довольствие[953] и обращаться [ко мне] с просьбами, то я с вами поступлю жестоко. Надобно вам поразмыслить: раз вы ра’иятов обижаете, забираете их волов и семена и травите хлеба, то что вы будете делать в будущем? О том, что вы бьете и мучаете их [ра’иятских] жен и детей, [тоже] нужно подумать, как нам дороги наши жены и дети и милы сердцу, а ведь и им точно так же, они тоже люди, как и мы. Всевышний господь препоручил их нам. С нас спросят за их добро и зло, что же мы ответим, когда [сами] их обижаем? Все мы сыты, никакого ущерба нам нет, так что же нам нужно. И что за благородство и доблесть обижать своих ра’иятов? Кроме злополучия, в похвалу за это ничего не достанется, и всякое дело, к которому обратятся, будет безуспешным. Надобно отличать покорного ра’ията от врага. Разница [между ними] заключается в том, что от покорных ра’иятов находятся в безопасности, а от врагов в опасности. Как же допустимо, чтобы мы покорных не оградили от опасности, и они испытывали бы от нас муки и неприятности. Во всяком случае, их проклятья и дурные пожелания будут услышаны [богом]. Надобно подумать и о том, что я постоянно вас так увещеваю, но вы не обращаете внимания». Вследствие подобного рода увещеваний, из тысячи стеснений, которые до этого причиняли, [теперь] встречается одно, и ра’иятское общество владений умножило молитвы за державу [Газан-хана], да будут они услышаны, ‛клянусь богом и величием его’.

Рассказ восемнадцатый. Об отмене улага, сокращении числа гонцов и о запрещении им стеснять народ

Хотя государям бывает необходимо посылать послов и гонцов в разные страны и края, и дела государственные через то могут быть укреплены и упорядочены, однако вошло в обычай [вообще] посылать их и для доставления известий о здоровье, даров и подношений и ради важных дел окраин, войсковых дел и государственных таин. Очевидно, что нужда в посылке гонцов по таким делам случается в год несколько раз. К настоящему времени постепенно дошло до того, что все хатуны, |S 635| царевичи, эмиры ставок и эмиры-темники, тысячники и сотники, воеводы областей, кушчии, барсчии, ахтачии, корчии, эюдэчии и прочие разряды [чинов], назначенные на разные должности, помалу и помногу за всяким делом посылали гонцов по областям, а также посылали их по разным надобностям в монгольские кочевья. Установился обычай, что население областей стало отдавать своих сыновей в инджу и уртаки хатунам, царевичам и эмирам и получало за это какую-нибудь малость. А у них имении, имущества, сделок и тяжб было помногу, и каждый посылал гонца и законным и незаконным образом устраивал свои дела. Противники же их от множества беспокойств и расходов выбивались из сил и поневоле шли под защиту других, брали от них гонца и искали отмщения, и возмещения у тех людей. Те опять посылали гонцов, и из-за этих людей постоянно сновали взад и вперед гонцы, и покровители из рвения и пристрастной привязанности [к своим подзащитным тоже] непрерывно слали гонцов. Другие были такие, — умрет человек, а его наследники друг с другом не ладят, и все, жаждая получить побольше наследства, отдавались под покровительство, посылали друг на друга гонцов и занимались этим всю жизнь. Им следовали другие люди, пока для всех это не стало ремеслом. Были еще раисы деревень, находившие себе каждый другого покровителя и гонявшие по области гонцов ради спора о должности раиса. Иные брали гонцов под предлогом того, что в такой-то области можно раздобыть тонсук, и расходовали во много раз больше того, чем доставали. Эюдэчии, под предлогом устройства тагара, столового довольствия и саверина, рассылали по областям столько гонцов, что городские диваны были полны ими; точно так же [поступали] и эмиры, [заведывавшие] оружием, конюшнями и животными и прочим. Кончилось тем, что по дорогам гонцов стало попадаться больше, чем караванов и всех путешественников [вместе]. Если бы даже, в каждом яме держали пять тысяч лошадей, то улага для них [гонцов] нехватило бы. Забирали монгольские табуны, которые держали на летних и зимних стойбищах, и садились [на них]. Спешивали все караваны и путешественников, которые прибывали из Хитая, Хиндустана и других дальних и ближних стран, [а также] и эмиров, баскаков, меликов, битикчиев, казиев, сейидов, имамов и челобитчиков, едущих в [государеву] ставку, захватывали их лошадей, а их оставляли посреди дороги. Некоторых вместе с пожитками [покидали] даже в страшных местах. Из-за множества гонцов, которые так вот разъезжали, дошло до того, что воры и разбойники придавали себе наружный вид гонцов и, выходя на дорогу, говорили: «Мы-де гонцы», — брали у них [у проезжих] лошадей для улага, а [затем] вдруг хватали их, связывали и грабили пожитки. Часто бывало, что одни гонцы отбирали улаг у других гонцов под предлогом, что наш-де путь поважнее. Дошло до того, что каждый, у кого было больше провожатых и силы, тот и отбирал улаг у другого. Когда разбойники проведали о таких делах, то они и гонцам [числом] поменьше говорили: «Мы-де гонцы» — силком отнимали у