Путешествия. Дневники. Воспоминания - Христофор Колумб

Здесь адмирал делает отступление и говорит о всем, что совершено было им для короля и королевы и о своем постоянном стремлении служить им – и «не так, как о том говорят из зависти злые языки и лжесвидетели».

Он вспоминает о жаре, которую ему пришлось перенести, и говорит о том, что теперь он шел на той же параллели, чтобы приблизиться к земле, к которой он наметил путь, приняв курс на запад, потому что суша сама по себе несет свежесть. На ней зарождаются источники и реки, которые вызывают мягкость воздуха и умеряют его температуру. И именно по этой причине, как говорит адмирал, португальцы могут плавать в водах Гвинеи под самым экватором: ведь они, как всем известно, в своих плаваньях держатся вдоль берега. Далее он говорит, что находится на той же параллели, где расположены места, откуда приносят золото королю Португалии.

И поэтому адмирал полагает, что тот, кто обследует эти моря, найдет там много ценного. И он признается, что нет человека на свете, которому бог оказал бы столько милостей, как ему, и просит господа послать ему нечто такое, от чего возрадовались бы их высочества и весь христианский мир.

И он добавляет, что даже если бы ничего сулящего выгоду не было бы найдено в этой стороне, следовало бы премного ценить ее за одну только красоту здешних земель – зеленых, лесистых, поросших пальмами – и столь же привлекательных, как сады Валенсии в мае. Он говорит, что считает чудом, что так близко от экватора, всего лишь в 6 градусах от него, короли Кастилии будут иметь земли; ведь Изабелла отстоит от экватора на 24 градуса[308].

После того, как, к великому утешению для всех, замечена была земля, адмирал отказался идти путем, которым он собирался следовать в поисках одного из каннибальских островов, чтобы запастись там водой, а в ней ощущалась острая нужда, и направился к этой земле. Он проследовал к мысу, который показался на западе. Этот мыс он назвал мысом Галеры, потому что на нем возвышалась скала, издали похожая на идущую под парусами галеру.

К этому мысу он подошел в час вечерни. У берегов его обнаружена была хорошая, но не глубокая бухта, и адмирал был очень огорчен тем, что в эту бухту не могли войти корабли. Он продолжал путь по направлению к выступу берега, что виднелся лигах в семи от мыса, но гавани не нашел.

Везде на берегу леса доходили до самого моря, зрелище прекраснее всего, что видели до сих пор человеческие глаза. Он говорит, что остров этот должен быть очень большим. Показались люди, видели вдалеке каноэ с людьми, которые, по-видимому, ловили рыбу. Эти люди бежали к берегу, к домам, что виднелись в той стороне, куда они устремились. Земля была хорошо возделана, гориста, прекрасна на вид.

В среду, 1 августа, адмирал спустился вдоль берега к западу на 5 лиг и дошел до мыса, близ которого все три корабля стали на якорь. Здесь взяли воду из ручьев и источников.

Обнаружены были следы людей, орудие для ловли рыбы, остатки съеденных коз.

Адмирал говорит, что тут было найдено алоэ и что он видел обширные пальмовые рощи и много очень красивых мест. «За все это должна быть вознесена безграничная благодарность святой троице». Таковы его слова.

Вдоль берега он видел много возделанных полей и селений. Вдали, на юге, замечен был другой остров, до которого оставалось более 20 лиг. Этот остров адмирал назвал Святым (Isla Sancta).

Он говорит, что, не желая возбуждать местных жителей, не захватил на этой земле индейцев. От мыса Галеры до выступа берега, где была взята вода, и который, вероятно, адмирал назвал «Мысом пляжа» (Punta de la Playa), вела большая дорога в направлении с востока на запад. Гаваней на побережье вдоль дороги не было, но земля повсеместно была возделана, населена и многоводна и покрыта густыми лесами. Местность эта прекраснейшая на свете, а леса доходили здесь до самого моря. Остров же, что оставался к югу, казался, как говорит адмирал, очень большим; открывая его, нашел адмирал материк, но полагал он, что [это] не более как остров.

Адмирал говорит, что в четверг, 2 августа, он отправился вдоль берега острова Тринидад на поиски гавани и дошел до крайней оконечности острова, т. е. до мыса, расположенного в западной части Тринидада. Мыс этот он назвал Песчаным (Punta de Arenal). И он вошел в залив, который получил имя Китового (Golfo de la Ballena).

Здесь адмирал испытал великий страх и едва не потерял все свои корабли. Он отмечает, что остров Тринидад весьма велик, так как от мыса Галеры до Песчаного мыса насчитывается 35 лиг. Адмирал приказал своим людям высадиться на берегах Песчаного мыса, крайней западной оконечности острова, желая дать им отдых, так как все они чувствовали себя усталыми и истомленными.

На берегу обнаружены были многочисленные оленьи следы. Спутники адмирала думали, однако, что следы эти оставили козы.

В тот же четверг, 2 августа, с востока пришло каноэ, в котором было 25 человек. Приблизившись к кораблям на расстоянии выстрела из ломбарды, индейцы перестали грести и принялись выкрикивать какие-то слова. Адмирал подумал, что они спрашивают, что за люди пришельцы, как это водится у других индейцев; и отвечено им было не на словах, – им показали бронзовые вещички и иные блестящие предметы, чтобы они приблизились к кораблю. К этому побуждали их также знаками.

Индейцы несколько приблизились, но затем снова отошли назад. И так как они не желали подойти к кораблям, адмирал приказал вынести на кормовую площадку тамбурин и заставил двух юношей плясать, думая этим привлечь индейцев. Но они поняли все иначе и решили, что музыкой и танцами подается сигнал к битве. Не доверяя пришельцам, индейцы оставили весла и взялись за луки. Прикрывшись щитами, они стали стрелять из луков и осыпали корабли тучей стрел.

Видя это, адмирал приказал прекратить игру на тамбурине и пляску и установить на палубе бальесты. Две бальесты были разряжены по индейцам, но с тем, чтобы только устрашить их. Индейцы же, выпустив стрелы, тотчас же, не испытывая ни малейшего страха, подошли к одной из каравелл и завели каноэ под ее корму. Пилот этой каравеллы не менее бесстрашно спустился в каноэ, взяв с собой различные вещицы, которые тут же раздал индейцам.

Индейцу, который показался ему самым старшим, он дал куртку и колпак. Индейцы, как бы в благодарность за подарки, знаками дали понять пилоту, что если он высадится на берег, они принесут ему все, что только у них имеется. Он решил отправиться на берег. Сперва к берегу поплыли индейцы, а затем пилот взял лодку и отправился просить у адмирала разрешение. Индейцы же, видя, что он не следует за ними, не стали его ждать и уплыли; и больше адмиралу не доводилось уже встречать ни этих индейцев, ни иных жителей острова. Судя по тому, как взволнованы и раздражены были индейцы игрой на тамбурине и пляской, можно предположить, что они рассматривали и то и другое как военный сигнал.